Пьянством и нецензурной бранью сегодня никого не удивишь. А уж в сельской глубинке не выражаются и не пьют алкогольное зелье полными стаканами разве что грудные младенцы. Порой даже прыщавые недоросли приходят в школу, слегка покачиваясь и будучи навеселе, позавтракав остатками молодой бражки и черствой закуской после вчерашнего застолья. Чего уж говорить о старших представителях грешного рода человеческого…
ДЕВИЧЬИ СТРАДАНИЯ
В тот злополучный январский день двадцатитрехлетняя жительница поселка Винзили Тюменского района Алеся Савченко была явно не в духе. Впрочем, это ее обычное состояние, и объяснялось оно весьма просто: прежний хмель уже выветрился, а добавить градуса было не на что, так как Алеся давно нигде не работала. Дурной характер крутой девицы хорошо знали местные обитатели. Тихие домочадцы Алесю откровенно побаивались и не любили. Она об этом тоже знала и потому отвечала землякам- обывателям еще более отчаянными выходками и опасным для окружающих бесконтрольным куражом.
Кроме того, за два года до описываемых событий Савченко уже была осуждена Калининским районным судом города Тюмени к двум с половиной годам лишения свободы в колонии общего режима – за нанесение соседке- собутыльнице телесных повреждений средней тяжести ножкой от сломанной табуретки. Алиса вышла на волю по амнистии.
Так случилось, что в рейсовом автобусе, шедшем из Тюмени, Савченко увидела одну из своих давних обидчиц – Татьяну Якову. Черная кошка пробежала между ними еще год назад, когда Якова обвинила Савченко в совершении банальной кражи. Алеся потом, на суде, заявит: «Считаю, что меня незаслуженно оскорбили. А если так, то я даже через несколько лет отомщу этому человеку!..»
На часах было полседьмого вечера, когда немногочисленные пассажиры вышли из автобуса. Дорога в поселок лежала через лес.
– Тормозни-ка мне эту красотку, – буднично сказала Савченко своей подружке Ольге Мартовой. – Я с ней вежливо поговорю…
Мартова не осмелилась ослушаться. В паре с Алесей она явно не была лидером. Подошла к Яковой, бесцеремонно остановила ее и, кивнув в сторону женской фигуры, стоявшей в тени деревьев, предложила пойти побеседовать.
Из показаний потерпевшей Яковой: «Я, конечно, сразу узнала Мартову и Савченко. Обе они находились в состоянии алкогольного опьянения. Не успев ничего сказать, я ощутила сильный удар ногой в живот и упала на снег. Савченко тут же села на меня сверху и стала наносить множественные удары по различным частям тела. Я попыталась спасти хотя бы лицо… Шапка с моей головы упала, застежки на шубе сломались, вещи из пакета выпали… Наконец, мне с трудом удалось встать, но Савченко тут же ударила меня по лицу, разбив нос…»
Видя это безобразное женское каратэ, подоспевший незнакомый мужчина постарался спасти поверженную жертву. Помог ей подняться и предложил довести до дома.
– Все равно я тебя убью, зарою в лесу, и никто тебя не найдет! – злобно прошипела вслед возбужденная кровью Савченко.
Таня Якова заявилась домой в сопровождении своего спасителя, в разодранной и окровавленной одежде. И почти полтора месяца не могла ездить на работу, так как находилась на лечении по поводу закрытого перелома костей носа со смещением и сотрясения головного мозга.
А Савченко и Мартова продолжили тот вечер за распитием спиртного и строительством планов отмщения всем своим врагам.
Следующий эпизод, который полностью нашел освещение в суде, произошел в апреле того же года. По-прежнему страдавшая от хронического недопития Савченко вошла средь бела дня в поселковый магазинчик, схватила за волосы ничего не подозревавшую девушку Любу, нагнула ее лицом вниз и стала бить об колено. Находившиеся в помещении люди поначалу ошалели от увиденного. Потом кто-то робко сделал нападавшей замечание по поводу плохого поведения, но был послан свирепой Алесей очень далеко и предусмотрительно заткнулся.
Девушке Любе пришлось бы совсем туго, не вмешайся в этот процесс кто-то из мужиков посмелее. Но и эти смельчаки не смогли сразу угомонить озверевшую, совсем не управляемую Савченко. Она вновь и вновь крутила свою жертву за волосы, намотав их на кулак. А вскоре к ней присоединилась Мартова, и теперь они вместе били Любу, пинали, стремясь вытащить ее на более оперативный простор – на улицу. Девушка отчаянно сопротивлялась. Толпа вокруг охренело безмолвствовала.
Вы не поверите, но все это продолжалось не менее получаса!
Из показаний свидетеля Ниловой: «В тот день, 7 апреля, Савченко и Мартова были у меня дома. Мы распивали пиво. Потом я свалилась спать, а когда проснулась, Савченко и Мартовой уже не было… На следующий день пришла Мартова, принесла кухонный нож с деревянной ручкой и пояснила, что его вчера забрала Савченко, чтобы с кем-то там разобраться в магазине…»
Это просто чудо, что нож у потерявшей бдительность, откровенно пьяной Савченко забрала знакомая женщина. Дело в магазине вряд ли закончилось бы получасовой цирковой программой с перетягиванием волос и разбиванием Любашкиных губ…
А в Тюменском районном суде уголовное дело в отношении Савченко и Мартовой закончилось приговором, по которому первой предстоит провести в исправительной колонии общего режима четыре года, второй – демонстрировать свои бойцовские качества в колонии-поселении пару лет.
СЕРДЕЧНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ
Глухо и беспробудно тянулись серые будни в маленькой деревушке под Уватом. Единственными, кто более-менее исправно получал свои, пусть смехотворные, но все же деньги, были здесь старики-пенсионеры.
Любое мало-мальски заметное событие, включая самые невероятные слухи и сплетни, воспринималось селянами как сенсация. А потому решение Веры Петровны Шутовой образовать семейный дуэт со своим соседом Василием Акимовичем Прошкиным вызвало массу пересудов и перешептываний. Многие рассудили так: никто Веру Петровну к Василию Акимовичу силой не тащил, магнитом не притягивал. Зрелая, вполне разумная женщина сама сделала свой выбор. Ну, осточертело ей тоскливое одиночество, в котором приходилось ей коротать долгие зимние вечера. Надоело летним зноем копать огородные грядки, косить заросли травы, самой чинить старую изгородь. Даже кормить нескольких кур-несушек стало тягостно.
Дочь из соседней деревни навещала ее редко, да и то лишь с целью позаимствовать, без отдачи, деньжат и продуктов. Ну, еще пожаловаться на очередного любовника.
Нового мужа своей 60-летней матери Ирина Шутова элементарно возненавидела. В очередной приезд выбросила на улицу его жалкие пожитки и громко, так, чтобы соседи слышали, начала стыдить свою якобы выжившую из ума мать.
– Забыла родную кровиночку ради старого пердуна- маразматика! – театрально заламывая руки, кричала Ирина. – Променяла тихую достойную жизнь на помойку с хроническим алкашом, беспробудным пьяницей!
Василий Акимыч и впрямь, как говорится, злоупотреблял. А когда перебрался к Вере, стал в свою избу пускать на постой приезжих шабашников. Полученные с них деньги тут же пропивал все до копейки. И в пьяном угаре повадился поднимать на Веру Петровну руку, обвиняя незадачливую сожительницу в беспросветной глупости и врожденной бесхозяйственности.
И грянула внезапная смерть Веры Петровны. При весьма загадочных обстоятельствах. Еще накануне вечером она возилась в огороде, чистила курятник. А утром… оказалась в больнице в бессознательном состоянии. Оттуда возвратилась домой уже в гробу с традиционным для стариков, но неожиданным для Веры Петровны диагнозом: сердечная недостаточность. Привезли ее под громкие вопли дочери Ирины, которая, едва узнав, что мать в больнице, в тот же час переселилась в ее дом. Чтобы, дескать, проклятый Акимыч не похитил нажитое родителями для нее имущество.
На свежей материнской могиле некрепко державшаяся на ногах Ирина публично объявила убийцей «отчима». И заплетающимся языком поклялась отправить его на тот свет не позднее чем через неделю.
Люди недоумевали: откуда в этой молодой бабе жестокость и агрессивность? Даже за поминальный стол шли неохотно. К тому же здесь роль неунывающего тамады взял на себя гражданский муж Ирины – Николка Рвачев, пьянь, рвань и бывший зэк.
На следующий день после поминок Ирина, проспавшись, собрала в материнском доме все, что представляло хоть какую-то ценность, и увезла на грузовике в Тобольск. Там выгодно продала иконы, мамины золотые сережки, толстое и широкое обручальное кольцо. Вырученные деньги обратила в американские доллары и положила на валютный счет в банке. С остатками рублей вернулась в родную деревню и начала осуществлять задуманное.
План ее был прост и циничен до омерзения: предстояло убить алкаша Акимыча и продолжать сдавать его избу внаем, чтобы иметь относительно стабильный источник доходов. Источник в скором времени может превратиться в мощный фонтан, поскольку, по слухам, через месяц-другой проляжет через их зачуханную деревню большая дорога к сказочно богатым месторождениям. Никто из местных и пикнуть ни о чем не посмеет – Николка Рвачев со своими корешами всех заставят молчать.
…Чуть стемнело, когда они ворвались в дом к Прошкину. О страшных обещаниях Ирины старик уже позабыл, а потому сидел, не закрыв двери, и медленно потягивал слабенькую самогонку. Два здоровенных амбала, насквозь пропахшие перегаром, ударили его бутылкой по седой макушке и волоком протащили за околицу деревни. Там, для пущей верности, еще несколько раз пырнули куда попало ножом.
Утром местный придурок пастух Филя нашел в дорожном кювете страшно изуродованный мужской труп и забил тревогу. Акимыча опознали не сразу: был он в одних трусах, с окровавленным лицом, со скрюченными в зловещей фиге пальцами.
К обеду приехали какие-то люди в форме и без, походили по домам, поспрашивали о том о сем, тщательно записывая, кто что видел или слышал. А уже вечером повязали в соседней деревне Николку Рвачева и его вдрызг пьяного подельника. Надели наручники и на едва вменяемую Ирину Шутову, которая то дико смеялась, то рыдала, выкрикивая страшные угрозы в адрес окружающих и нелепые фразы о неминуемо скорой «правильной» мести.
Скверно было на душе у немногочисленных жителей двух маленьких деревушек. Кто-то молча выпил за упокоение душ всех безвинно пострадавших, а затем потерянно рассуждал о постигшей людей напасти – всеобщей сердечной недостаточности. От которой, судя по всему, нет волшебных таблеток.
*Фамилии изменены
Григорий ЗАПРУДИН
