Евгений Вдовенко родился 25 декабря 1926 года в станице Крымской Краснодарского края, в казачьей семье. В связи с частыми переездами родителей (отец был военнослужащим) детские годы поэта были богаты впечатлениями. Не тогда ли зародилось у него трепетное отношение к слову?
После учебы в Харьковском танковом училище (г. Самарканд, 1944 г.), в звании старшины Вдовенко назначен командиром самоходки. Сын словно пришел на смену отцу, погибшему 30 апреля 1945 года. Далее снова учеба. Годичные курсы лейтенантов в Ростовском артиллерийском училище, затем – Высшее Рязанское воздушно-десантное училище. А после – должность строевого командира в Костроме, Туле, Забайкалье и 325 прыжков с парашютом. Все это не очерствило душу кадрового офицера, а призвало воспеть повседневный труд солдата.
Первая книга называлась «Юность на посту» (1960 г.). Следом вышел поэтический сборник «Муза с парашютом». Во время службы окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Им издано около десяти поэтических сборников. Вдовенко – член Союза писателей СССР с 1972 года, заслуженный работник культуры РФ, почетный гражданин Советского района ХМАО.
После его смерти (11.06.2002 г.) одна из улиц г. Советского названа в честь поэта-десантника, подполковника, казачьего атамана.
РЕКИ, ПОЛЯ, ПОЛЯНЫ
…Рассудила жизнь толково,
Ясность в летопись внеся:
С Дона – поле Куликово,
А с Москвы – Россия вся… Е.В.
Сентябрем повеяло с Оки,
с Дона тучи обложили север,
а в толстовской Ясной рысаки
стелят гривы по траве осенней.
Зябко. Неспокойно, и на днях –
бабье лето очень будет кстати:
два бойца привстанут в стременах,
на обоих лишь на миг и хватит…
Дело это скверное – война, –
так оно не только по Толстому:
в мире боевые времена
гибельны не смерду лишь простому…
Оторжали кони, а мечи
выржавели начисто по битвам, –
успевай лишь новые точи
да готовь харчи к поминкам сытным!..
Дмитрий победил! Бежал Мамай.
Лев Толстой родился в ту же пору…
Перед прошлым шапки не ломай,
а готовься к новому отпору!
Силу чтут в любые времена!!
Ублажают. Обряжают в Слово!!!
Это вот и странно, что она
Возмутила мир в душе Толстого…
Как лишить их силы, – забияк,
жадных и на славу, и на злато?!
Ведь не гладиаторы в боях, –
в перьях петушиного азарта?!
Дух ристалищ – даже в схватках вер,
с их непримиримостью к неверным!
Передел влияний, зон и сфер –
Не кулачный мордобой в тавернах!
А убийств не отделить от краж,
как желаний – от своих наличных…
Пьяный, после этого, кураж – семечки!
Но человек – забывчив!
То же, что от бога – у одних,
у других – объедки от него же.
Зябко! Вспоминаю всех родных –
И у всех всё то же, то же, то же.
Срубишь гидру – новый гад возник,
пострашней известных страхолюдин:
не для сказок! – и страшилок с них
малевать, за жизнь дрожа, не будем!!
Лучше показать Бородино,
тульский Кремль и поле Куликово –
символы, которым суждено
забияку отрезвлять любого!
Как сошлись – стоять, а не грозить,
защищать, а не лишать уюта…
…Впрочем, Русь умеет и дерзить:
ведь не всякий – Лель, есть и Малюта!..
Правда, этот внутренний вопрос
горше водки и кислей лимона,
но решать его не нужен гость,
будь он хоть мудрее Соломона.
На Москве – Москва, а на Дону –
что-то вроде полевого стана:
как на них из-под руки взгляну –
так с чего-то и спокойней стало.
А с Воронки тихой поднимусь
на холмы яснополянских весей –
и душой, и думами уймусь,
словно снова и здоров, и весел!
Как очнулся б враз от забытья –
вскину взор от пажити осенней,
вспомню вмиг, что родина моя –
и восток еще, и юг, и север!
Сколько этих рек, полей, полян!!
А людей – породы незлобивой?!
Чуть не всякой крови – пополам
с мыканьем земли неодолимой!!
Я не перехваливаю, но
и пристрастной тяги к ней не скрою:
что мне с кровью родиной дано –
то готов и возвратить ей с кровью!
МИРНОЕ УТРО
Июльское утро подобно молозиву,
но воздух не только теленком пропах:
сорока строчит пулеметом по озеру,
как Анка – по белым в парадных цепях.
И черным туманом мошка окаянная
казачьими лавами прёт напролом…
А утро-то мирное да румяное:
как с голубем голубь, крыло под крылом…
Вот-вот за эскадрой эскадра кильватером
утиные выводки гладь зарябят,
а я о войне, да еще не на матерном –
и хоть бы словцо сорвалось за ребят!
Несчетно потомств не увидели этого
прекрасного утра в моей стороне –
по очень бы мирному, ими воспетому,
что с болью приходится чувствовать мне.
И знаю ведь, знаю, что жизнь не без горечей,
но есть же и минимум всяких потерь,
где воля не значит, как хочешь, так вольничай
и все забирай, что забрать захотел.
Ведь вот никому не взбрело даже в голову
хоть утро бы это присвоить, – слабо!!
А счастье родиться доступно и голому,
А все, что приходит, уходит само…
Пока я искал, как все это мне выразить,
оно – это самое – сгинуло прочь,
позволив Кому-то не раз его вымазать
и все зачернить в непроглядную ночь.
ДАЛЁКОЕ И БЛИЗКОЕ
Тюльпаном парашютным мой перкаль
облагородил небо: в этой ткани –
возвышенность и к высям, и к верхам,
кичливо вознесённым над веками.
А небо, небо всякое – по мне,
по гордому наследнику Икара,
чья участь, может быть, и не вполне
в моё воображенье проникала.
Там, верно, что-то есть и от глубин
в космических пучинах океанов,
что разрушают в нас гемоглобин –
но не мечту отважных капитанов!
По сути же "морской мой ареал"-
от Балтики всего-то до Байкала,
что, как известно, в песне морем стал,
а глубиной – и океана мало.
Я – воин ВДВ: Вдовенко я.
Друзья перешутили: ВэДэВенко...
Но в ДЕВ – и молодость моя,
и самоутвержденье человека.
От купола до "сбруи" подвесной –
ещё все в ранце и, снаружи, в сотах,
а ты уже летишь, как дух лесной,
царящий даже на больших высотах!..
Вообще-то с детства я люблю леса,
а в них – речушек сонные завалы,
где как сквозь дно сияют небеса
с безмолвноликим видом зазывалы...
И я плескался в этой глубине
речной воды при небе и при лесе,
уже не сомневаясь, что и мне
придётся бороздить и поднебесье.
Но вот и это позади давно –
и впору саван сравнивать с тюльпаном,
а я всё вижу то резвое дно
с его заветным детским океаном...
Вздыхаю? Нет! Рождённый Декабрём –
ничьим не позавидовал я срокам,
добро сполна оплачивал добром,
не потакая, впрочем, лишь порокам.
Ни разу не гадал, в каком году
наступит миг моей разлуки с миром,
но на заре пришёл – и к ней уйду:
заря всегда была моим кумиром.
Ведь в ком-то что-то я и сам зажёг,
что мне зачтётся вместо оправданий
и мой последний затяжной прыжок
пройдёт без происшествий – как и давний...
НЕ ГОДА НА ВИДУ, А ДЕЛА
Не в медах, не на льготном режиме,
не бельмом, но не в задних рядах
мы годами отца пережили,
при живых материнских годах.
А теперь, по живым-то и маму
на рысях обойти норовим, –
не сломай нам, Всевышний, программу,
ибо в жизни всё связано с ним...
Это, брат, я к тому, что в отчётах
не года на виду, а дела,
и при чьих это было почётах,
в делах этих не было ль зла?..
Кровь-то, ясно, была, – мы ж солдаты,
хоть напали не мы, а на нас,
ибо мера военной расплаты
лютовата бывает подчас...
Запах крови, сам вид этой крови
далеки от лирических чувств:
как на бойне, по красной соломе, –
я по слякоти этой топчусь!
Но мы оба – любители мяса,
а в Сибири я стал сыроед –
и никто надо мной не смеялся:
вон, мол, как уплетает поэт!.
Это с красной строки на закате
странно выглядит в сильных очках:
руки белые в красном мускате –
и такие же блики в зрачках.
Или это не в духе прогресса,
или вечная в мире война,
но пролитая кровь, – как железо!...
Как железо, ржавеет она...
Так что мало сказать – мол, не суйтесь,
видом белых костей устрашить.
Ржа источит всех в бурую супесь,
а землёй надо как-то ведь жить?!
Потому-то, брат, я долголетьем
не ношусь: мне сгореть со стыда б!
О делах же судить нашим детям, –
ты же знаешь, что к детям я слаб...
Евгений ВДОВЕНКО