ПРИВЫЧНО ВСЁ…
Привычно всё под небом синим:
Осенний лист шуршит опять –
Ведь если есть весна в России,
То осени – не избежать!
Не избежать дождей тягучих,
Что гонят мысли в никуда –
И потому на всякий случай
Держу два зонтика всегда.
Один в машине у запаски,
Где трос, привычный, как дожди,
Лежит себе, хотя в той пляске
И не участвует почти.
Другой – в руке… До малой доли
Привычно всё сегодня мне –
Лишь не привычно то, что колет
Чего-то в левой стороне.
НАШ ДВОР ТЕМНЕЕ, ЧЕМ НОРА…
Наш двор темнее, чем нора,
Но вот опять настала осень –
И не уходишь со двора,
Хотя дела не терпят вовсе.
Напоминают о себе…
Растут, растут, подобно кому,
И не сгорают на костре
В их листьях ярких, как солома!
И, кажется, когда умру,
Придётся думать не о свете,
Что нынче так мне по нутру,
А о делах, которых нету.
Я ПОМНЮ ГОД ВОСЬМИДЕСЯТЫЙ…
Я помню год восьмидесятый,
Челябинск, я у проходной
Завода, где по горло всяких
Станков с оснасткою любой.
Но тот завод – завод военный!
Чего ему такой, как я?
И фондовое извещение
Моё не стоит ни копья.
Ни крошки малой…
В министерство
Звоню – куда деваться мне?
Когда горишь – хватает перца
На все барьеры на земле.
Большое дело затевалось!
И потому к исходу дня
Мне на платформу загружалось
И не станок, а даже два.
Но кто не грешен… Кто порою
Не спотыкался на пути?
И, где был гул станочный, воет
Теперь лишь ветер от тоски.
…Но сквозь напор паскуды этой
Всё оглушительней встаёт
Тот разговор с министром летом
И жизни настоящей ход!
ЗАКРЫЛСЯ МАГАЗИН…
Закрылся магазин… Лавчонка,
Невыразительна, но я
Припоминаю, как мальчонкой
Бежал туда башку сломя.
А рядом магазин огромный
Стоял уже немало лет,
Но уживались – ведь и сонный
Характер терпит яркий свет.
...Хотя с годами постепенно
Лавчонку ту, скажу всерьёз,
Возненавидел: слишком цены
Являли странный перекос.
А мне копейка ох, как кстати!
Тем более с какой поры
Гребу её я не лопатой,
А ложкою для детворы.
И мне плевать на это мнение,
Что та лавчонка свой продукт
Не производит, а снабжение
Идёт из ненадёжных рук.
Что транспорт золотой…
Закрылся,
Короче, этот закуток –
И Бог с ним! Только дворник злился,
Что потерял былой кусок.
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРИСОВКА
– Какой ты нудный в самом деле!
– И мужичок, гремя ключом,
На землю сплюнул: – Две недели
С тобою мучаюсь, врагом…
Пускай напарника другого
Дают – уже терпения нет!
Понятно, Колька? Завтра снова
Сюда отправимся чуть свет.
И пусть побудут эти люки
Открытыми часок-другой,
Чего случится? Тут от скуки
Никто не шляется зимой… –
Но Колька, рыженький сантехник,
Чего-то бормоча под нос,
Не слушал мужика и спешно
Решал «ненужнейший» вопрос.
И я услышал краем уха:
– Да я не нудный… Просто я
Порядочный, а ты, Петруха,
Отстань сегодня от меня!
…Уйди, сказал! – Чернело небо,
Тушуя непогожий день,
А от пекарни свежим хлебом
Тянуло даже за плетень.
ВОТ ТЫ СКАЖИ…
– Вот ты скажи, – на гражданина
Я испытующе взглянул, –
Живём, конечно, не до жира,
Но каждый как-то дотянул
До этих дней: враньём беспечным,
А может… Я видал вчера
Девчонку, что желает вечно
Лишь сеять семена добра!
«Любовь, любовь…» – твердит без меры.
Но кто же всё-таки, скажи,
Правее: мир с бездонной верой,
Или же – сгинувший во лжи?
– И то, и то чревато, парень… –
Поскрёб затылок гражданин. –
На белом свете всякой твари,
Наверно, мозг необходим!
В котором варится рассудок,
А если там один сироп,
То что получится? …Запруда
От незначительных хвороб!
А новшества с чего бывают?
От своеволия… Оттого
Почаще думай, мозг ломая,
Про назначение своё!
ПЕЧАЛЬ ПРИСУЩА МУДРЕЦУ…
Печаль присуща мудрецу:
Лишь в сожалении и скорби
Серьёзен человек… Лжецу
Не по плечу Господня торба.
О том Писание говорит,
Его священные основы –
Но день текущий всякий миг
Опровергает Божье слово!
Печально всё: и там, и тут,
И посреди России людной –
Но мысль мертва, когда на труд
Глядят с усмешкою паскудной.
БЕДЛАМ
О мысли, мысли… Я гляжу
На одинокого ребёнка,
Который робкую стезю
Торит тихонечко в сторонке.
И думаю уже о нём,
О той ватаге нерабочей –
Когда такое белым днём,
Чего в башке творится ночью?
– А я отвечу! – и старик,
Взглянув из-под кепчонки смело,
Ударил по скамье, на миг
Смутившись от такого дела:
– Бедлам, конечно… Что ещё?
Когда повсюду правит сила
Да безрассудство – за дитё
Нельзя не волноваться, милый!
Дитё бессильно… – За спиной
Хрущёвка щурилась устало –
Остаток старины былой,
Которой нынче не хватало.
МИНУВШЕЙ ЗИМОЙ
Мороз трещал, сжимая веки,
Решив сгубить на этот раз,
А возле городской аптеки
Девчонка ёжилась, смеясь.
Небось, на публику играла,
Но дело делала – она
С утра рекламки раздавала,
Мирясь с условиями труда.
Мирясь с зарплатой небольшою –
А могут и не заплатить,
Как в том году, когда душою
Хозяйка вздумала юлить:
– Но ничего… Я в суд сходила:
Теперь со мной из школы все
Советуются – мы ведь живо
Вопрос поднимем и в суде!
Свобода ведь… –
Девчонка ходко
Сказала что-то бы ещё,
Да некогда – свободы плётка
Прохлёстывала горячо.
ФЕВРАЛЬСКАЯ ЗАРИСОВКА
Февраль метёт, как окаянный,
Наводит скуку на плетень –
И потому, наверно, пьяный
Сосед не ходит третий день.
Ведь заметёт… Бывало дело!
Хотя известно меж людьми,
Что Божий глаз следит умело
За пьяницами и детьми.
Да кто сегодня верит в это…
А снег метёт, метёт, метёт –
И в наш проулок до рассвета
Уже никто не попадёт.
ИДЁШЬ ПО ГОРОДУ, БЫВАЛО…
Идёшь по городу, бывало,
И кто-то бросит сквозь шаги:
– Чего-то нынче снегу мало,
А это плохо, мужики!
Без хлеба будем… – Я солидно
Ему поддакивал: оно
Любому труженику видно,
Что не забыл своё село.
И даже лодырю иному…
Прошли года, и вижу я,
Что снег обузою огромной
Стал для людей вокруг меня.
Колхозов нет, а фермер сытый –
Не появился на Руси
…И потому молчит убито
Любой прохожий на пути.
МОРОЗ…
Мороз сегодня не трещал,
А задыхался от волнения –
Поди, Господь свободу дал,
Какую не давал с рождения!
От самых, самых первых дней…
Он плёл куржак, как будто сети
На стёклах, сумерках дверей,
На всём, что есть на белом свете.
И я решил: да ну её,
Столярку эту в самом деле,
Тем более – уже давно
В своё бессмертие не верю!
И ужаснулся… Первый раз
Передо мной дилемма эта!
Выходит, старость, коль сейчас
Спешить не хочется кометой?
Выходит – так… И этот факт
Так возмутил собою душу,
Что я собрал её в кулак
И выскочил скорей наружу.
ХОЛОДНЫМ ВЕЧЕРОМ
Я выбирал жене цветы
И продавец лихой, как ветер,
Твердил, что большей красоты
Не отыскать на белом свете:
– А я, к тому же, уступлю! –
И торг окончился условием,
Что розы дёшево куплю,
Но выпью за его здоровье.
…И подарив жене букет,
Я пошагал в туман морозный,
Держа под мышкою пакет
С подарком уж куда серьёзней!
Куда объёмней… Продавец
Крутил ту книжку так и эдак,
Потом сказал: его отец
Чуть-чуть не дожил до Победы!
Хотя и много прошагал,
Гоняясь за фашисткой мразью:
Он видел всё, он смерть видал,
А вот писателя – ни разу:
– А мне сегодня повезло… –
Мы говорили о хорошем,
А на окне совсем незло
Белел куржак, слегка ерошась.
ВАХТОВИК
Повздорили… Об этом сразу,
Садясь на лавку, он сказал,
Хотя жену свою, заразу,
До исступления обожал.
Боготворил… А нынче с вахты
Приехал утром и слегка
Дорогой выпил: не на яхте
Плясал тот месяц гопака!
Скандал, конечно… Тех историй
Не переслушаешь сейчас,
Но надо слушать, в разговоре
Живеет человечий глаз.
Хотя всегда одно и тоже,
Везде трагедия одна:
Работы дома нет – похоже,
И не возникнет никогда.
Но я ошибся! – Я, папаша, –
Сказал мне твёрдо вахтовик, –
Надеюсь: у Отчизны нашей
Другой, когда-то, будет лик!
И Русь заполнится до края
Людьми с рабочей головой… –
И прочь пошёл, вопрос решая,
В башке, наверное, с женой.
ЖОРИК
Тот сон ворвался, словно птица:
Цветущий Жорик… Я, поди,
Не видел, чтоб не ошибиться,
Его лет тридцать на пути:
– Чего весёлый? – Жорик рьяно
Махнул рукой и бросил мне,
Что он сегодня в меру пьяный,
А мог бы утонуть в вине:
– Работы – море, фирм – навалом…
Иди в любую и вози
Хоть пассажиров, как бывало,
Хоть грузы по святой Руси!
Чего ещё-то? …Дочка вышла
Недавно замуж – у неё
Совсем другие нынче мысли
И взгляды на житьё-бытьё.
Внучонка жду… –
И словно в трюме
Исчез буквально на глазах,
А я лежал: ведь Жорик умер
Немало лет тому назад.
И потому живёт, как Плюшкин,
Минувшим, что давным-давно
Исчезло – лишь осталась юшка
От жизни яркой, как кино.
Вера МАМОНОВА
