Настоятелем Калачёвского храма отец Димитрий (Климов) стал не сразу. До этого долгое время, целых восемь лет, он служил в Волгограде, в Кировском районе, в храме Никиты Исповедника. (Кстати, это старейший из волгоградских храмов, и мало того – вообще самое старое здание из сохранившихся в городе). Лишь на заре своего церковного служения, в 1997 году, сразу после того, как стал дьяконом, Дмитрий, в связи с рождением у них с Ларисой первого ребёнка, дочки Ксюши, и связанной с этим необходимостью на короткое время перебраться в Калач, прослужил три месяца на родине жены.
Дмитрий уже почти забыл об этом коротком эпизоде, когда спустя восемь лет его вызвали в епархиальное управление и владыка Герман сказал, что хочет направить его на новый «фронт» – в Калач-на-Дону. Видимо, митрополит запомнил: молодой священник Никитского храма когда-то служил в этом городе и у него оттуда родом жена, и когда в калачёвском приходе начались неурядицы и распри, решил покончить с ними одним ударом, бросив «на передовую» талантливого и перспективного священ-нослужителя.
Нельзя сказать, что такое предложение сразу пришлось отцу Димитрию по нраву. Это означало конец уже привычной, размеренной жизни и начало совершенно нового её этапа, а такая перспектива далеко не каждого может привести в восторг. Лариса тоже не горела особым желанием возвращаться на «историческую родину», она уже прижилась в Волгограде. Как пелось в старом хите: «Здесь моя работа, здесь мои друзья…» И вообще, все дальнейшие планы молодой семьи были связаны с областным центром. Дмитрий даже в своё время, за два года до того, переехал из Ворошиловского района в менее престижный Кировский, обменяв квартиру, с тем чтобы жить ближе к месту службы. Но по части дисциплины церковь, как известно, ничем не уступает армии, а может быть, в некоторых отношениях даже даст ей фору, и от предложений начальства там отказываться не принято.
Так отец Димитрий получил назначение в Калач. И сразу стал консенсусной фигурой, которая смогла, наконец, консолидировать и сплотить вокруг себя прихожан.
После преодоления смуты новый настоятель поставил перед собой задачу – обновить и, не побоюсь этого слова, реформировать церковный приход.
– У нас сложился стереотип, что «в церковь ходят бабушки». В какой-то мере оно так и есть. Во- первых, потому что к старости человек набирается определённой мудрости, во-вторых, к этому возрасту уже выходит на пенсию, и работа не отнимает у него так много времени, как раньше. Есть и ещё один фактор – такая ситуация была инспирирована при советской власти. Даже я ещё помню времена, когда молодым людям просто не разрешалось ходить в церковь. Доходило до того, что на Пасху, например, у церквей дежурили учителя и даже директора школ, чтобы дети, чего доброго, не попали в храм на службу. При этом пожилым людям никаких препятствий не чинили. То есть намеренно формировалась установка, что церковь – это что-то архаичное, удел невежественных бабушек и дедушек. Своего рода клуб по интересам для необразованных старых людей, – сетует отец Димитрий.
Калачёвский приход тех времён не являлся исключением из общего правила. И отец Димитрий поставил перед собой нелёгкую и амбициозную задачу – переломить ситуацию и привлечь в церковь молодых людей. Благодаря его интеллекту, общительности и харизме это удалось.
Памятуя о своём собственном, самом первом приходе в храм, он не уставал делать наиболее ревностным прихожанкам внушения, чтобы не шпыняли молодых людей, облик которых, по их мнению, не соответствует «дресс- коду». И старались воспринимать человека, который впервые пришёл в церковь, пусть даже и не зная, какой рукой надо ставить свечку и какие телодвижения, согласно их представлениям, при этом следует выполнять, с радостью, а не с настороженностью.
– Приходская община формируется как духовная семья, где главный – не священник, а Бог. И именно Он какими-то, одному Ему ведомыми путями, приводит людей в церковь. А задача священника состоит, по большому счёту, не столько в том, чтобы привести человека к Богу, сколько в том, чтобы не отпугнуть его в этот момент, – считает отец Димитрий.
Калачёвский священник, как в своё время апостол Павел, учивший «быть с эллинами – как эллин, с иудеями – как иудей», с каждым разговаривал на том языке, какой был тому понятен. А как иначе. Каждый член прихода индивидуален и неповторим, и все они с разным, что называется, бэкграундом – из разных социальных слоёв, с разным уровнем образования, разными интересами… Но настоятелю каким-то непостижимым образом удавалось подобрать ключики к каждому сердцу.
Я познакомился с отцом Димитрием в 2008 году, летом. И сразу поразился, насколько настоятель нетипичен, насколько он не соответствует сложившимся стереотипам. В хорошем смысле не соответствует. Не было в нём ни на йоту никакого заскорузлого догматизма и начётничества, которые, к сожалению, зачастую бывают свойственны представителям его профессии.
Мы немало подискутировали на различные метафизические и религиозные темы. А осенью того же года я даже поработал у него при храме церковным сторожем (был в моей непростой трудовой биографии и такой эпизод). Мои знакомые потешались, поминая Хому Брута. А для меня эти осенние ночные дежурства – до сих пор одно из лучших воспоминаний.
В домике-сторожке было тепло и по-особенному пахло. Такие запахи обычно стоят в старых, но добротных и ухоженных домах. Вечером я обходил церковный двор по периметру, включая фонари, а когда начинало светать – шёл по тому же пути их выключать. А ночью читал. Когда я обращаюсь мыслями к тем временам, первое, что встаёт в памяти, – это неизъяснимое чувство покоя и умиротворённости, от которых становилось легко на душе и хотелось думать о светлом и вечном. Этой же осенью я на долгие пять лет перебрался жить в Волгоград, но всегда с теплом и лёгкой ностальгией вспоминал те времена.
По возвращении из Волгограда, уже будучи журналистом калачёвской городской газеты, я снова стал, насколько возможно, регулярно навещать отца Димитрия и посещать занятия воскресной школы для взрослых при храме, которую он основал. Каждый раз после воскресной службы сюда собирались прихожане, чтобы расширить свои познания в православном вероучении, задать своему священнику интересующие их вопросы, а зачастую попросить совета и наставления в повседневных делах. Именно любознательность паствы, желающей не просто бить поклоны, слушая непонятные словеса на церковнославянском языке во время службы, а понимать значение тех или иных церковных обрядов и таинств и лучше разбираться в том, чему же учит человека христианская вера, подвигла отца Димитрия организовать эту школу для неофитов. Ведь приходской настоятель – профессия хлопотная, и далеко не всегда удаётся ответить на все вопросы в индивидуальном порядке.
Занятия в школе традиционно начинались с молитвы, затем шло чтение библейских текстов, которые звучали накануне на литургии. С комментариями, пояснениями и разбором непонятных мест, каковых, как правило, оказывалось немало, ибо многие слова и выражения из древнего церковнославянского языка, на котором ведётся служба, в современном русском уже утрачены или давно поменяли свой смысл. А после библейского ликбеза отец Димитрий переходил к рассказам о святых, память которых чтится на текущей неделе, и разъяснял смысл и значение ближайших церковных праздников.
Вторая половина занятия была посвящена ответам на вопросы прихожан – от наивных, бабушкиных (как поступить в том или ином случае «по-христиански»), до самых заковыристых, в которых даже искушённые богословы так и не сказали ещё последнего слова. Зачастую беседа (ибо занятие велось в режиме не монолога, а диалога, в котором «студенты» тоже принимали самое непосредственное участие) плавно переходила на текущие приходские и общецерковные новости, а то и обсуждение злободневных социальных проблем города и страны в целом.
Кстати, отец Димитрий всегда отличался твёрдой и бескомпромиссной гражданской позицией. А служение его не ограничивалось чисто церковными рамками, но зачастую выходило за их пределы, становясь общественным. В августе 2008 года, во время осетинского конфликта, он, например, открыто пойдя против «духа мира сего», каковой был в ту пору весьма воинственным, организовал крестный ход с молебном о ниспослании мира.
– Вообще-то я не революционер. Я просто стараюсь придерживаться солженицыновского принципа «жить не по лжи», – объясняет свою позицию отец Димитрий. – Не в том смысле, что мы должны бросаться на все баррикады, чтобы бороться с мировым злом, а в том, что, понимая всю неизбежность зла в нашем мире, делать так, чтобы оно шло не от тебя. Не участием в каких-то демонстрациях, митингах или уличных стычках, а своей точкой зрения. Вот вы все кричите «ура» и хлопаете речам вождей, а я рукоплескать не собираюсь. Вы подписываете письма с призывами покарать «врагов народа», я не подписываю. Вы участвуете во всём том, за что потом, с высокой долей вероятности, будет стыдно, я же в этом участвовать не буду. И наоборот – вы чего-то не делаете, а я буду делать, потому что считаю это правильным. Вы думаете, что супружеские измены и аборты – не проблема, а я думаю наоборот. И чем больше будет людей, придерживающихся таких принципов, тем меньше станет в мире зла.
Хотя, безусловно, при этом я знаю, что если увижу какую-то совсем уж вопиющую несправедливость и беззаконие, преодоление которых будет хоть в какой- то степени зависеть от меня лично, я, конечно, никуда не денусь и приму в этом преодолении деятельное участие, не оглядываясь на возможные проблемы и неприятности.
Вскоре пришло время, когда отец Димитрий подтвердил эти слова на деле. В самом конце 2013 года его имя стало известно всей стране. Расскажу об этих событиях подробнее, ибо они происходили у меня на глазах и я сам принимал в них некоторое участие.
В предновогоднее воскресенье, 28 декабря, я пошёл в церковь отнести отцу Димитрию газету, в которой было опубликовано моё с ним интервью на предмет недавнего калачёвского «престольного праздника» – дня святого Николая. А заодно посетить занятие его воскресной школы.
В школе на этот раз речь шла о Рождестве – истории этого праздника и его значении в христианстве. Во время урока отцу Димитрию кто-то позвонил. По тому, как изменилось лицо настоятеля и по его отрывистым репликам, я понял: собеседник сообщает что- то недоброе. И не ошибся. Отложив телефон в сторону, отец Димитрий обвёл собравшихся взглядом и сказал:
– Снова теракт в Волгограде. Взорвали вокзал, много погибших.
Быстро закончив занятие, все, кто на нём присутствовал, отправились в храм, где отец Димитрий отслужил панихиду по погибшим. Когда я уходил домой, меня ещё долго сопровождал погребальный звон церковных колоколов.
Страшная новость быстро облетела калачёвцев. И не только калачёвцев. Когда я вернулся из церкви домой, вся френд-лента моего Живого Журнала была сверху донизу заполнена сообщениями о теракте и проклятиями в адрес террористов от людей, живущих в самых разных концах страны и земного шара. И лишь по телевидению, на самом что ни на есть государственном телеканале «Россия», продолжали кривляться клоуны- «юмористы». Ближе к вечеру инициативная группа жителей Волгограда объявила о запланированном на следующий день народном сходе, на который призывались все неравнодушные жители города и области, чтобы почтить память погибших и выразить своё отношение к случившемуся.
На следующее утро мой рабочий день начался с того, что в кабинет забежала коллега:
– Ты слышал? В Волгограде ещё один теракт! На этот раз троллейбус взорвали!
Начало в № 40.
Роман БЕЛОУСОВ /фото из архива Дмитрия Климова/
