ПРОБА ПЕРА
Яркий свет бьет по глазам. На лбу выступают капельки пота. Это софиты дают такой эффект. Мы стоим на сцене и слушаем команды-претензии режиссёра Маргариты Олеговны.
«Макс, где музыкальное сопровождение? Почему герои едут на санях без музыки?» – режиссёр возмущённо сводит брови. Я ухмыляюсь: здорово, когда ты еще молодой, а у тебя в подчинении уже столько людей. Музыка появляется, и мы продолжаем репетицию. Маргарита Олеговна озадаченно всматривается в сценарий, потом переводит взгляд на нас, затем опять утыкается в сценарий. И тут ее лицо принимает какое-то отрешенное выражение, будто она находится не здесь, не в зрительном зале дома культуры, а где-то в своей вселенной. Пришло вдохновение. Внезапное, молниеносное, искромётное режиссерское вдохновение, которое появляется в тот момент, когда ему нужно. Оно может длиться секунду, может – час, сколько ему угодно. Распознать его нетрудно, «симптомы» одинаковые у большинства.
Стою и думаю: «Сейчас возьмёт ручку и начнёт лихорадочно писать». Осечка. Ручку берет, только вот лихорадочности в её действиях нет. Записала. Уставшие, взмокшие артисты уходят со сцены – репетиция окончена. «Даш, останься, пожалуйста, хочу посоветоваться», – бросает мне Маргарита и убегает из зала. Стою, польщенная тем, что со мной будут советоваться.
Прибегает. «Даш, вот скажи мне: тебе интересно было бы танцевать под «В лесу родилась ёлочка»»? Я смущаюсь. «Наверное, нет. Ну, то есть, если она будет вкупе с другими песнями – то, наверное, да». На её лице появляется выражение победителя. Глаза торжествующе искрятся, рот растягивается в улыбке, а бровь немного приподнимается. «Вот! Вот это то, что я и говорю! Детям интереснее будет танцевать под песни, которые сейчас повсюду гремят. Нельзя же всю жизнь танцевать под пресловутую ёлочку! А N мне заладила, что, раз мы Дом культуры, то должны прививать детям любовь к музыке. Вот объясни, как ее можно привить, если дети будут следить за сюжетом сказки? Мы должны им дать возможность поверить в чудо. Привить, хотя бы попытаться привить эту веру!», – здесь воздух в легких Риты заканчивается, и она в изнеможении опускается в кресло. Жду, что будет дальше. Молчу. Ее лицо принимает гневное выражение: «Нет, Даш, ну ты представь. Помнишь, я делала театр теней, лебеди по озеру плыли, а озеро было тканью, которую два человека держат. Я ей говорю, мол, давайте так и сделаем. Это будет не только красиво, но и как- то разбавит картинку движениями. Ты помнишь тот момент, когда мы к озеру замерзшему приезжаем. Представь, как бы это было красиво: выбегают девочки, играют этой тканью…
Киваю. Это и правда выглядело бы очень красиво. У творческих людей так всегда. Хорошо, когда ты главный и над твоими действиями никто не властен. Ты самый главный режиссёр! У тебя своё видение сцены, картины, мизансцены. Ты управляешь людьми, даёшь им советы, руководишь. Ты – главный. Но не здесь. В Доме культуры над режиссёром гордо возвышается художественный руководитель. Как говорится: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Возможно, даже в прямом смысле. Здесь он бог. Он творец, создатель, созидатель. Его слово – это закон, которому беспрекословно нужно подчиниться. Так заведено. Но что делать, если ты молодой и у тебя своё видение происходящего. Разве можно молчать? Маргарита не молчит. Отстаивает своё видение. Идёт напролом, а может, даже на амбразуру. Но это всего лишь маленький человечек перед огромной творческой машиной. Её слушают, но не слышат. А может, только она так думает?
Маргарита приехала на Север, в эту богом забытую деревню, как ее называют местные, из чудесного города Белгород, окончив институт культуры. Приехала, потому что ее молодой человек (местный), нарисовал самые радужные перспективы. Познакомились они, кстати, в институте, что вполне логично. Она мечтала о большой сцене, а попала на малую, даже маленькую. Где так не хватает молодых специалистов и их свежих взглядов. Ну вот, теперь они есть – и молодежь, и взгляды. Только почему- то никому не нужны. Даже когда ты пытаешься вдохнуть жизнь в спектакль, кто-то обязательно перекрывает поток воздуха.
«Даш, ну это же ненормально! Если мне поручили, значит, это моя работа. Как актёров найти – это к Рите: она же режиссёр. О реквизите тоже Рита должна подумать. По поводу сценария опять же к Рите. А вот о конкретных предложениях Риты должен думать господь всея Культуры!» – восклицает Маргарита и активно жестикулирует. Молчу. Даю возможность ей выговориться. Мы уже выходим на улицу и вдыхаем морозный воздух. Тишина, даже машины не ходят в такое время. Останавливаемся покурить. В повседневной жизни Маргарита не курит, а вот в стрессовых ситуациях дымит, как паровоз. Достаю пачку сигарет и мысленно отмечаю, что ситуация и впрямь серьёзная, если довела до такого состояния Олеговну. Она небрежно берет сигарету, чиркает зажигалкой. Раз, два, три – не получается. Тихо чертыхается. Я также молча достаю спички и прикуриваю ей сигарету. Маргарита жадно затягивается и продолжает свою гневную тираду: «Просто не понимаю, зачем мне поручать это мероприятие. Не понимаю! Зачем вообще приглашать молодых специалистов, если продолжать пользоваться всяким старьём! Даш, ну как на дискотеке для школьников включать ретро? Куда это годится, а?! Почему тогда не «Боже, Царя храни?». То ей не нравится, это ей не нравится, хоть бы раз на репетицию пришла и сама поруководила. Господи, когда же это закончится?», – устало выдыхает, делает ещё несколько затяжек и швыряет бычок в урну. Дальше идём в тишине, каждая обдумывая что-то свое. Проходим мимо дома, где живет худрук N. Маргарита поднимает глаза и щурится, но так ничего и не говорит. Интересно, о чем она сейчас подумала?
Быстро летит время, от премьеры нас отделяют три репетиции, одна из которых генеральная. Уже мандраж. Маргарита в привычном для неё амплуа. Но тут в зал входит N – стройная, высокая, холёная, с безупречной укладкой и, как обычно, в идеально сидящей одежде. Сегодня она в шикарном бархатном платье темно-синего цвета, на ней, как обычно, очки в массивной оправе. Ее осанке позавидуют даже танцоры. Орлиный профиль говорит о благородном происхождении. Церемонно, как королева на трон, садится в кресло и молча следит за ситуацией на сцене. Невольно начинаю волноваться: под ее взглядом действительно тяжело работать. Главреж поджимает губы и покачивает головой – значит, чем-то недовольна. За годы сотрудничества я успела выучить все ее повадки.
Первый «прогон» окончен. Сейчас будет говорить своё «фи». Так и есть. «Скажите мне, господа, – начинает она поставленным, немного грубоватым голосом. – Почему олень через раз вспоминает, что ему нужно спотыкаться? Неужели это так сложно сделать? Почему трон переворачивают именно в тот момент, когда тишина? Почему до сих пор не висят часы? Почему вы двигаетесь с такой скоростью, будто воображаете себя улитками? Я посмотрела только четверть репетиции и уже заметила бесчисленное количество проколов. И это за три дня до выступления! Позор! Маргарита Олеговна, не забудьте ко мне в кабинет... Если я на генеральной увижу что-то подобное, можете смело писать заявление».
Чинно поднимается, уходит и, стоя в дверях, вспоминает: «Ах да, вы считаете, что песня «Ты пчела, я пчеловод» уместна на мероприятии? А где смысл, посыл где?». Недовольно мотает головой и хлопает дверью. Все выдыхают. Маргарита встаёт и задорно говорит: «Ну что, начинаем второй прогон!» Украдкой смотрю на неё. Странная. Ее отчитали по первое число, а она довольная. Не поймёшь этих творческих. Маргарита ловит на себе мой взгляд и отводит в сторонку. «Это победа! Ты видишь, глобальных косяков она не заметила, поэтому решила придраться к мелочам! Значит, я все делаю правильно! Значит, я ещё чего- то стою как режиссёр! Камень с плеч, ф-у-ух!». И уже ко всем: «Так, все на сцену, продолжаем!». И всё-таки чудные они, эти работники культуры.
НА СНИМКЕ: это еще не премьера.
Дарья ПАРАМОНОВА, студентка ТюмГУ, практикантка «ТП»