ОТКРОВЕННО
Омельчук… Произнесу я это вслух или скажу про себя, неважно – важно, что в душе моей наступает молчание, похожее на благоговейнейшую молитву.
Омельчук… Этому человеку было суждено судьбой, а значит, и Богом, жить со мной, знать меня, не дать мне погибнуть в жизни. Не как человеку, а как писателю.
Так решено Богом. Настоящих, дорогих, близких, незаменимых нам дает Бог. Отправляя в жизнь, как в командировку, в одно и то же время, он делает это и знает, зачем. Быть одним, единым. Что бы ни случилось в жизни каждого из нас…
Омельчук... Он остался со мной, хотя нас разделяет не одна тысяча километров. Как познакомились, ни разу мы не предали друг друга. Я молчала о нем, когда надо было молчать, когда любое слово теряет смысл, лицо и силу…
Для меня Омельчук никогда не падал… Не падал, как не может упасть моя вторая нога, рука… или глаз.
Я восхищаюсь мужеством и силой Духа моего Друга. Хотя согласна с ним в одном – дни жизни уходят, их становится все меньше. Но хочу сказать: дни жизни станут днями Вечности, где работы будет очень много. Будет много красивой и сильной, радостной работы.
У Омельчука есть особый талант. Талант быть другом. Согласитесь, это редкий талант. И дается он только Богом. Талант быть писателем, к сожалению, не всегда от Бога, от противного – Сатаны. И сколько талантливых людей съел, убил, уничтожил, извел на нет Тот, кто противен Богу. Не от слова противен, от смысла – стоять против, быть против, убить противника.
От творчества Омельчука не веет войной, знаком гнили и помоек… Тонкий, редкий юморок, как весенний, настоянный на травах, цветах, радости всего существующего, – он есть. Без него мертво всякое творчество. А творчество Омельчука – особенное.
Люблю читать некоторые размышления Омельчука. Останавливаюсь на них всей душой моей. Восхищаюсь ими и чувствую себя находящейся на ранней весенней проталине, где зацвели цветы – дети.
Читая Омельчука, чувствую себя другим берегом одной реки. Великой реки, имя которой Вечность. И прожитые нами жизни – это всего лишь кусочек Вечности, маленькие короткие пути, слившиеся, к нашей радости, воедино и ставшие Рекой.
Но хочу сразу сказать и самому Омельчуку, и всем, кто слушает, читает, думает. Я не согласна потерять своего Друга, терпевшего меня в этой жизни, никогда меня не предавшего, никому меня не продавшего ни за грош собачий.
Я хочу быть с ним не только до скончания веков человеческих, хочу быть с ним, когда время из человеческого станет Божьим. Когда мы станем нашему Спасителю детьми, друзьями, соратниками, сотворцами, когда мы будем с ним теми, кем нас хотели видеть, знать и любить.
Я даже уверена, что это будет так. Верные и преданные наши Други не будут нами потеряны, они будут с нами вновь и вновь, они будут вечно с нами.
За честь почту работать вместе с Омельчуком, сотворчествовать, совершенствовать, вместе погибать и воскрешать. Ибо и это будет нами постигнуто, ибо и это мы сможем совершать по великой милости нашего Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа.
Напоследок хочу сказать простые тёплые слова, которые имеют силу радовать в этой нашей «пробной» жизни, вернее, в одной из пробных жизней. Спасибо тебе, мой Друг, мой Великий другой Берег, ибо берега одной реки верны друг другу так, как еще не умеют люди. Никогда не слышала, чтоб ушел, пропал, исчез, изменил и предал другой Берег свою истинную половину. Бог даст, мы ещё поживем, порадуем друг друга. Посидим в одиночестве, читая друг друга, восхищаясь и изумляясь силой сказанного, понятого и принятого.
Честно говоря, ни одного современного писателя не читаю. Омельчука читаю. В одиночестве. Читаю и думаю… Иногда завидую, но чисто и честно. Восхищаюсь и думаю, что я не смогла бы так сказать. Иногда вслух разговариваю… Но всегда радуюсь…
Вроде все важное сказано, но ничего не могу поделать; простые, обиходные человеческие слова выстроились в дружный ряд и тоже хотят, чтобы их сказали и передали через расстояния и время.
И поэтому… Анатолий Константинович, мой вечный Берег и Друг, хочу дать очень теплый совет: не бояться старости, ибо благословенно время мудрости. Не бояться смерти, ибо и она есть Божие произволение. Пока без неё никто не будет с Богом, со Христом. Но только пока. Придет время, когда и Смерть сдаст свои позиции, и мы все будем вспоминать о ней с добром и радостью, ибо без неё, как ни странно, нет того, что мы все так любим – нет Жизни. Жизнь и Смерть – они пока тоже разные берега Великой реки, которая называется Вечностью.
Читая Омельчука, чувствую себя, ходящей по осенней тундре- поляне, и везде встречаю поздние осенние цветы, которые Душе особенно дороги и милы. Хочется их собрать в букет, поставить в кабинете и, глядя на них, думать: как жаль, что вы расцвели и решили жить глубокой печальной осенью. Надо было немного пораньше начать жить, цвести и радовать.
ВОТ СТРОКИ ИЗ КНИГИ «КОЗЫРНЫЙ ВЕК»:
Каждый свою правду и только свою представляет как всеобщую.
Я: Да, это правда. Это главная задача писателя. Иначе зачем писать? Зачем писал Лермонтов, зачем сочинял Пушкин, зачем Данте мучался, зачем умер за книгой «Роза Мира» Даниил Андреев?
Представить свою правду? Разве есть главней и важней для писателя задача?
Нет… своя правда? Нет, это не правда лично писателя… Это правда Бога. Его честь, достоинство и работа. Писатель – работник Бога. Он работает хорошо. Как дворник работает хорошо…
Омельчук: У человека не было инструмента, кроме собственного тела.
Я: Да, человек есть музыкальный инструмент Гения – Бога.
Омельчук: Сегодня организм у нас изношенный, только для лечения болезней – достояние врача.
Я: Да, потому что сегодня человек больной, потому что Дух его – трус, враг… и развратник.
Омельчук: Анна – голос, крик, немного радости естественного, последнего на этой планете человека.
Я: Какой мощный комплимент. И когда? Через многие расстояния и годы. Спасибо, Анатолий Константинович!
«Мудрые изречения ненецкого народа» – это крик маленького, пещерного народа. Молчание – самый лучший крик больной и одинокой Души. Ненецкий народишко – крик о Беде. Но жизнь так шумна, вряд ли кто услышит одинокий крик умирающего?
Омельчук: Кастрация языка – дискриминация слов, гуманитарная толерантность – на русский язык не распространяется.
Я: Правильно. Я встаю на колени перед русским языком. В моем случае, я думаю по-ненецки – но свои мысли могу выразить только на русском. Думаю, Господь, творя, думал по-божески, но говорил по-русски. Русский язык – язык Вселенной.
Омельчук: Литература занимается несовершенством человеческой личности и ужасающим несовершенством власти…
Я: Да, несовершенство человека, главный вопрос творчества любого… Да! Нам нет дела до Власти. Дело и вопрос есть к человеку…
Омельчук: Человек – сгусток Вселенной…
Я: К сожалению, да, потому что он сегодня будоражит и тревожит Вселенную… Как пьяный сосед в многоэтажке.
Я: Я расписалась на странице 431. Да, это я, и там мои слова. Это я люблю Омельчука и чем дальше по времени, тем больше уважаю, ценю и горжусь. Недаром я как- то сказала, уже давно, ощущая вперед время, что буду с любовью и тревогой ожидать его на тропе Вечности. В начале тропы, великой тропы, когда нельзя дальше идти одному, лучше вдвоём…
Так оно и случилось…
КНИГА ПЕЧАЛИ
Замечательная книга. Отличная, потому что Книга печали легка и радостна. Хорошо, что книга печали, а не книга Скорби. Скорбь – она тяжела, она не уйдет из Души, как некая чистая печаль. Скорбь поселится в вашей Душе, как хозяйка в чужом жилье. И не уйдет, она там притаится…
Книга печали со многими мудрыми, простыми, понятными мне печалями – печальками, мне очень понравилась. Печаль времени, печаль мудрости, печаль первой любви. Времени печаль… Читаешь и думаешь: из скольких прекрасных печалей- печалек состоит наше бытие, мы богаты печалью… Еще раз говорю: не скорбью, а тайной мудрой печалью. И очень радостно, что все эти прекрасные печали имеют Великую мать – Печаль Вечности.
Так и рвется из меня сказать, хотя, наверное, не стоило. У нас с Вами не так уж много читателей, а можно и смело сказать – их нет. Читателей нет, есть судьи. Они берутся судить то, о чем не имеют ни малейшего понятия. Мы пишем не для них, мы пишем для себя, потому что если не напишешь, себе не простишь.
Наше орудие – слово. Недаром Даниил Андреев писал (и говорил про слово) «Розу Мира» – если хотя бы одни внимательные глаза прочитают эту книгу от первой до последней страницы, значит, не зря прожита длинная, тяжелая жизнь.
Мы тоже можем, подобно этому Великому, воскликнуть: если хоть один пытливый ум прочел хоть одну нашу книгу – значит, и мы прожили не зря.
Вот тебе и печаль Творчества. Значит, все-таки мы маленькие, но все-таки творцы. Бог был и есть Творец, и будет Творцом. Дай Бог, чтобы после смерти, после земных мытарств мы смогли бы себя так назвать.
ЦАРСТВЕННАЯ ТАЙНА
Царственная тайна… Тайна о Сибири, в данном случае. Сибирь как последний хребет Великой России, а если ещё смелей сказать – последняя земля человечества, которая сохранит в своем теле крохи человечества.
И поэтому Вам голос был. Я не сомневаюсь, мне тоже был Голос. Во время болезни ковидом. Вернее, на третий день, после моего беспамятства. Я помню Утро. Оно только наполовину было человеческим Утром. Потому что, не помню точно, но настойчивый отчетливый голос говорил мне: жизнь и смерть – они братья по крови. У них одна мать. У них один огонь. Они живут в одном чуме, наверное, «чум» был произнесен, чтобы мне стало ещё понятней, я понимаю, что такое жить в одном чуме. У них один огонь. У них одна работа – спасать человека.
До обеда, с небольшими перерывами, голос отчетливо, ясно и упорно говорил о двух братьях – Ангеле Смерти и Ангеле Жизни. До тех пор, пока этот краткий, но веский текст я не выучила наизусть. После обеда он исчез, но время не отвернешь, уже сама по себе повторяла, что было мне сказано.
Теперь я понимаю. Сказанное очень резко изменило моё отношение к Смерти. Смерть – лишь другой берег жизни, без жизни нет Смерти. Без Смерти жизни нет. И пока будет так.
И вот говорю. Меня изъяли из жизни дня на три, чтобы я услышала такие нужные современному человеку слова. Бесценные слова. Если их кто-то поймет, значит, и я, подобно Даниилу Андрееву, не зря прожила в сущности длинную жизнь.
Анатолий Константинович, всей Вашей семье желаю радости, терпения Вашим близким, ибо сама иногда замечаю, как мои близкие терпят меня с великим трудом. И я их с радостью терплю. Желаю легких и радостных дней Вам и семье Вашей. У нас с Вами нет причин для глубокой печали, ведь мы еще тут.
Бог даст – и еще будем…
С уважением, Анна НЕРКАГИ, номинант Нобелевской премии по литературе
НА СНИМКЕ: А.К. Омельчук.