НА ПОЭТИЧЕСКОЙ ВОЛНЕ
ЛЕНИНГРАДЕЦ…
Василий Котов… Этот крестик
Я видел много-много раз,
А рядом с ним в оградке тесной
Ютился крест Натальи Вяз.
И как-то увидал старушку,
Которая погожим днём
Внутри оградки мяла сушку,
Роняя крошки под кустом.
И я узнал, что Васька Котов
Один в блокадные года
Кормил семью своей охотой
На крыс да птичек иногда.
Но чаще попадались мышки:
Из них смертельною порой
Варила мать похлёбку в миске,
А Васька ждал, как часовой:
– И ели вместе: я и мама,
И Васька – бывший озорник,
Что на ходу держался прямо,
Но был слабее, чем тростник.
А ночью он тщедушным тельцем
Нас с мамою под одеялом грел,
Да так, что заходилось сердце
От Васькиных огромных дел.
Василий Котов…
Ленинградец…
Он пережил блокадный век:
И нас заставил – это, братец,
Не каждый сможет человек!
НАЧАЛО ЖИЗНИ
Я помню детство, деревушку
И бабушку, что день за днём
В своей приземистой избушке
Рассказывала о былом.
О том, как Бог желаньем только
Создал глубокие моря,
А после, отдохнувши дольку,
Творил зелёные поля –
Такой вот Он… Потом деревья
Придумал в непогожий час:
Нельзя, мол, так, чтоб словно ведьма,
Земля не радовала глаз!
А следом сотворил светила:
Одно поменьше – то для сна,
Другое больше – ясно было,
Что это Солнце и Луна.
А после наступило утро
И день четвёртый у дверей,
Когда Господь придумал мудро
Ползучих гадов и зверей.
И птиц небесных…
Понял, Борька,
Какая красота у нас!
И было бы, наверно, горько
Без этих тварей в трудный час.
И в этот миг её рассказов
Старушка, исходя теплом,
Всегда произносила фразу
О самом главном и святом:
– И Он измыслил человека
Из праха, из земли одной,
Чтоб тот до окончания века
Гордился этой красотой…
СОЛЮ КАПУСТУ…
Солю капусту в день морозный.
На кухне двое: я, жена,
Да кошка бродит с сытой рожей,
Давно обрякшая от сна.
…Хоть позвонил бы кто!
Но знаю –
Звонить охотников число
Совсем уменьшилось, ведь в мае
Дружок скончался, как назло.
А в октябре ушёл последний…
Поэт от Бога – новый век
Почувствовал, что нужен средний,
Небеспокойный человек.
А Колька был другим, однако,
Всё торопился, издавал
Тугие книжки и в атаку
Ходил на жизненную шваль.
– Нельзя, пойми, – звонил ночами, –
Слыть иноверцем на Руси,
И забывать о том, что сами
В ту землю ляжем, чёрт возьми!
Не дело это… – Я же первым
Ему старался не звонить –
Гордыня, словно злая стерва,
Съедала чувственную прыть.
…Солю капусту. Я бы Кольке
Сейчас, наверно, позвонил,
Да нет его… Лишь книжек только
На полке тесный ряд застыл.
СПАСЕНИЯ РАДИ…
– Скажи-ка, милый мой, – старушка
Явилась к батюшке чуть свет, –
Живёт Господь в моей избушке,
А может быть, и вовсе нет?
И батюшка, не пряча взгляда,
Сказал тихонечко: – Сестра,
Когда ругаешься со сватом,
Стыдишься выйти со двора?
– А как, мой милый, я краснею,
Ведь я бываю не права:
Потом глаза поднять не смею,
Наверное, денёчка два!
– Тогда живёт у вас Создатель:
И в доме, и в твоей душе,
Но только ты, спасенья ради,
Старайся не грешить уже.
РАБОТА
Я шёл по улице весною,
И небо резало глаза
Своей прозрачной синевою,
Которую забыть нельзя,
В которой утонуть не диво…
И вдруг увидел: ребятня
В огромной луже моет «гриву»
У двухколёсного коня.
А возле яркого киоска
Ещё один велосипед
Стоял, надраенный до лоска,
Готовый покорить весь свет.
И пацанёнок, что побольше,
Сказал: – Мы, дяденька, сейчас
Работаем, чтоб много дольше
Гоняли велики у нас! –
И вытер пот… И бултыхались
Мальчишки в солнечной пыли –
Они не в киллеров играли
И тем гордились, как могли.
ПО УЛИЦЕ СЛОНОВ ВЕЛИ…
По улице слонов вели…
Наверно, в цирк, который рядом,
А за слонами кучно шли
Зеваки с ошалелым взглядом:
Слонов же, Господи, ведут!
Ты их не встретишь ежедневно
В тиши, где лишь обычный люд
Гуляет вечером степенно.
Но больно много тех зевак…
И, обогнав слонов ватагу,
Я оробел: их вёл вожак –
Суровый дядька с белым флагом.
И был тот дядька так высок,
Так лопоух и так нескладен,
Что слон, шагавший возле ног,
Уже не чудился громадой.
ВЕЧЕРНЕЕ…
– Ты, деда, вырастешь –
кем будешь? –
Спросила внучка у меня
И покраснела… В детстве люди
Живут, смущенья не тая.
– Наверно, дедушкой останусь…
А кем ещё-то? Я, пойми,
Навроде ёжика в тумане,
Что растворяется вдали –
Вот-вот исчезну…
Внучка снова
Пыталась истину узнать,
Но без азарта, видно, слово
Про ёжика сбивало стать.
СОЛОВЬИНАЯ СТОЛИЦА
…Надо же тому случиться!
Никогда не думал я –
Соловьиная столица
За окошком у меня.
На обычной русской даче:
Восемь соток, а вокруг
Разнобой соседей скачет
Серебром тепличных дуг.
Соловьиная столица…
Я дремлю, а соловей
Сквозь рассвет ко мне стучится
Дробной радугой своей.
И волнует, и тревожит,
Словно счастье раздаёт –
Оттого и день погожий
Нынче снова настаёт!
ЗАПИСКА…
«Наташка, я тебя люблю!» –
К стеклу пришлёпнута записка,
И я судьбу благодарю
За то, что довелось так близко
Узреть любовь… Её крыло
Коснулось «фордика» у бровки –
И кто придумал этак ловко
Записки клеить на стекло?
…И посвятил меня в неё –
Теперь, того не ожидая,
Вдруг одиночество моё
Минуты отдыха не знает.
ОНА УШЛА В ДАЛЁКИЙ ПУТЬ…
«Правда отправилась
в далёкий путь…»
Эмиль Золя
Она ушла в далёкий путь,
И долго-долго правды нету –
Присела, верно, отдохнуть
В каком-то уголке планеты.
И я отправился за ней
И потерялся в этом мире,
Который верткий, словно змей,
И обо мне давно забыли.
И потому спешу гореть,
Вгрызаться истово в планиду –
Спешу за правду умереть,
Когда при жизни – не увидел.
СЕКРЕТ
– Ты, Томка, просто мастерица! –
Сказал двоюродной сестре,
Когда она буквально птицей
Несла пирог на свадьбу мне.
– С душой пекла! – и наша Томка
Зарделась, будто маков цвет. –
Ведь я вложила долька в дольку,
Всего, чего велел рецепт.
– А я-то думал – мастерица…
Так в чём же суть душевных грёз,
Когда в рецепте лишь таится
Ответ на всяческий вопрос?
– А как, мой милый?
…В нём приправы,
И сахарочек, и хурма,
Которую до миллиграмма
В начинку сунула вчера.
С того он и лежит, как сытый –
Не хочешь да разинешь рот!
…И как тут, милый, без души-то,
Что сэкономить не даёт?
ДОЛЬКА…
– Мужчина, дайте хоть рублишко!
В Челябинск маме позвонить,
Ведь всю стипендию на книжки
Потратила, а надо жить.
И я поверил… А девчонка
С деньгами пошагала прочь
За угол дома, где в сторонке
Крутился парень в брюках-клёш.
Плутовка, право… Я девчонку
Встречал ещё немало раз
Вблизи дружков, и голос звонкий
Вдруг стал похож на сиплый бас.
Потом исчезла… Но сначала
Услышал я, как два бомжа
Твердили громко, что упала
Она с седьмого этажа.
А может, не она, но только
Мне память, будто бы в кино,
Из жизни девяностых дольку
Прокручивает всё равно…
ОН ПОДОШЁЛ НА ОСТАНОВКЕ…
Он подошёл на остановке
И попросил, чтоб я ему
Поведал путь, которым ловко
Минуешь зданий кутерьму.
И я поведал… Мне прохожий
За это дело по руке
Определил, что будет позже
Со мною в нашем городке,
Что проживу я лет немного,
Но ярко, словно белый свет,
И можно было бы дорогу
Продлить ещё на тридцать лет.
И даже больше… Лишь решиться
С ним поменяться вот сейчас,
Годами, что подобно птице,
Летят над головой у нас:
– Подумай… Жить, дружище, должен
Не тот, кто лишь себя берёг
И шёл по жизни осторожно,
А тот, кому поверил Бог!
Кому доверил… – Словно колос,
Сияло солнце, день шумел
И за забором чей-то голос
О необъятной жизни пел –
Кипело всё! Тому прохожий
Внимал, как Божья благодать –
…И понял я, что невозможно
Такой подарок принимать.
ВЧЕРА ПОЭТА ХОРОНИЛИ…
Вчера поэта хоронили…
Он настоящий был поэт,
Ведь из имущества, от силы,
Имел лишь тени силуэт.
Под ним и спал, и укрывался
В минуты горькие свои,
А тех минут, как ни старался,
Росло число в иные дни.
А тех иных… Да ну их к чёрту
Перечислять лишенья те,
Ведь если ты поэт невздорный,
То приготовься к нищете!
ОДНАЖДЫ ЛЕТОМ…
Дыхание неба, жар проталин
И солнца огненный овал –
Как много в суетном угаре
Я в этой жизни потерял…
И мысли Гоголя, Толстого
Не удосужился объять,
Но кто же мне позволит снова
Однажды жизнь свою начать?
Кто этот Бог?
…Смотрю до рези
В ступени леса, стёкла вод –
Как страшно, если раньше грезил
Сиюминутным круглый год!
И вижу в сумраке озёрном
Отображение лица,
Которое, без маски вздорной,
Я видел раньше у отца –
Которое во мне… Так что же?!
Вгрызайся смело и твори,
Впрягайся в жизнь, чтоб час погожий
Был много ярче, чёрт возьми!
Борис СТАРОСТИН
