РАССКАЗ
Спустившись к роднику, она зачерпнула воду в ведра и поставила их рядом. А сама засмотрелась, как из глубины земли небольшим фонтанчиком пульсирует ключ. «Надо же, – удивилась в очередной раз Нюра. – Водичка из-под земли бьет. Откуда она берется?».
Нюра была самой младшей в семье. Как говорила ее мама – «заскребышек». Кроме нее были Татьяна, Дарья и брат Володя. Старшие сестры уже имели не только свои семьи, но и ребятишек. У Татьяны после дочки сынок народился. Да и Дарья была уже вторым беременна. А у Володи малышей еще не намечалось. И родители, и сестры с братом шутили над Нюрой: – Скоро и тебе семьей обзаводиться. А та в ответ смеялась: «Жених еще не родился». Но в глубине своей девичьей души понимала: замужество не за горами. Не раз и не два она прикидывала, с кем может связать свою судьбу.
Их деревня Выселки насчитывала домов семьдесят. Рядышком притулились Рябиновка, Сосновка, Озимовка, Березовка, Мельница и их Петраковка. Но ребят, которые бы затронули ее девичье сердце, было немного. Из всех душа выбирала одного, но был он старше лет на семь. Высокий, чернобровый, улыбчивый и чуть насмешливый. Деревенские девчонки по нему с ума сходили, но никто из них не мог похвастаться преимуществом перед другими.
Когда Нюра встречалась с Иваном, ее сердечко готово было выскочить из груди. Смущалась, голос предательски дрожал, а ноги становились ватными. «Неужели влюбилась?» – задавала себе вопрос и боялась ответа.
…Пора подниматься в гору. Жили Петраковы на крутом берегу речки Березовки. Одноименный хуторок из десятка дворов, в котором жили все однофамильцы – Петраковы. За девичьи годы Нюра изучила каждую тропинку и к речке, и к лесу, и к соседним деревушкам, но не было для нее ближе и роднее Петраковки. И не потому, что все ее родичи носили такую же фамилию, а потому, что не было прекраснее для нее места на земле.
Тропинка в гору, где-то в две сотни ступенек, завершилась, когда Нюра услышала знакомый голос:
– Здравствуй, Аннушка! – Так ее называл только Иван. От неожиданности она чуть не сбросила с плеч коромысло…
– Испугалась? – насмешливо спросил Иван.
– Да нет, – попыталась она защититься. – Скорее, не ожидала.
– Знаешь что, Аннушка? Жди меня сегодня вечером. Я в гости к вам нагряну.
Нюра, растерянная и подавленная, словно пьяная дошла до калитки. Подумала: «О чем это он?». Оглянулась: на улице никого. «Приснилось, наверное», – и с тревогой вошла во двор. До вечера она была не в себе: на вопросы матери отвечала невпопад. Замкнулась. И все старалась понять, что произошло?
Вечер клонился к закату, когда в калитку постучали. Никто из близких даже не обратил на это внимание, а у Нюры сердечко забилось. Она ушла в комнату и затаилась между голландкой и простенком у окна, выходящего на пасеку. «Что-то сейчас будет?» – думала, дрожа от неопределенности.
Голос, приветствующий хозяев, принадлежал не Ивану. Первые мысли: «Кто это?». И тут же громкий голос Ивана: «А где вы Аннушку прячете? Мы к вам свататься пришли». Воцарилась тишина.
– Как это, свататься? – наконец нарушил ее Нюрин отец.
– Вы извините, Яков Федорович, но время не ждет. Похоже, тучи на западе все мрачнее становятся. Как бы не до беды. А я вашу дочь люблю. Хочу, чтобы она моей женой стала.
Снова молчание. Выручила мать:
– Да вы проходите в горенку, там все и обсудим.
Гости вошли в комнату, и Нюре ничего не оставалось, как выбраться из-за голландки. Через три месяца она стала женой Ивана.
Шел 1939 год. Нюра почувствовала, что потяжелела. Муж, узнав об этой новости, сказал: «Сына жду, только сына! Порадуй, Аннушка».
Осенью всполыхнула финская кампания, и мужа с погодками- односельчанами призвали на фронт. А вместе с ними и Николая, мужа Татьяны.
– Ты там приглядывай за моим, – наказывала Нюра Николаю. Долго родственникам воевать не пришлось, и они в один день вернулись на малую родину к семьям; Николай целехонек, а Иван без указательного пальца на правой руке – не уберегся. Да что печалиться, его ждал сюрприз – в колыбели лежал долгожданный сын. Нюра на фронт писала: тот уже стучится в животе и просится на белый свет. «Если рожу раньше, чем ты возвратишься, буду тебя ждать, чтобы вместе дать малышу имя». Назвали первенца Василием.
Их мечты о счастливой жизни рухнули 22 июня 1941 года. Через три дня Ивана и многих односельчан должны были отправить в райвоенкомат.
Нюра ревела как белуга. Она осознавала, что схватка с немцами будет очень жестокой и надежды на возвращение мужа почти никакой. Накануне призыва, вечером, Иван принес три тополька.
– Давай на всякий случай посадим их на горке, где встречались. Один мой, другой твой, а третий нашего сыночка. Ты будешь ухаживать за ними, и мы мысленно будем все вместе.
Так и сделали.
В день проводов колхоз выделил до райцентра единственную машину для защитников Родины. Все уже попрощались, уселись в кузов, как неожиданно Иван соскочил и бросился к Нюре:
– Аннушка ты моя, прости, но чувствую я, что вас с Васильком не увижу больше. Прощай, дорогая, храни сына.
…Долго мальчишки и девчонки бежали за уходящей машиной. Нюра, вышедшая на проводы с малышом на руках, горестно смотрела, как та постепенно исчезает за горизонтом.
Кто-то сказал:
– Ты верь, Нюра, верь и жди.
Она согласно кивала, а из памяти не уходили прощальные слова мужа.
Началась другая жизнь. Жизнь на фронте отцов, мужей и сыновей. И жизнь в тылу, которая порой заставляла стискивать зубы. Сказать, что тяжело было, ничего не сказать. Нюра со всеми наравне трудилась в колхозе. Хорошо, что мать и сестры по очереди помогали друг другу заботиться о детях.
В 1942-м пришло извещение о геройской смерти Ивана. Нюра не просыхала от слез: «Неужели больше не увидит мужа?». В минуты отчаяния прижимала сынишку к груди, шепча ему ласковые слова. Тот улыбался, глядя на маму, и не чувствовал никакой беды.
За все это время, несмотря на горечь утраты, а может, благодаря этому, Нюра не забывала о трех топольках. Обихаживала: взялись деревца дружно и также дружно росли. Иногда Нюра приходила к своим питомцам вместе с сыном и рассказывала ему, какой у того замечательный отец. Под ее рассказ малыш засыпал.
Со временем Нюра стала привыкать к вдовству. Надо жить для сына. С каждым месяцем он все больше походил на Ивана: тот же хитрющий взгляд, насупленные при обиде брови и черные волнистые волосы.
Так, возможно, и жили бы они вдвоем, но в 1944-м произошло событие, которое изменило их судьбу. Весной на костылях появился в их деревушке солдатик, который почему-то упорно искал Нюру. Так случилось, что встретились они в ее отцовском доме. И снова состоялось непонятное для Нюры «сватовство», в котором и она сама, и ее родители не отказали.
Отец с матерью высказались предельно осторожно, но суть заключалась в том, что в одиночестве Нюре прожить не просто. Какие ее годы? Да и малышу «отец» нужен. Нюра и сама понимала, что найти прежнюю любовь ей вряд ли доведется… И согласилась.
Сначала приглядывалась к новому мужу и сравнивала его с Иваном. Но со временем свыклась. Тем более, что Кузьма с сердечной теплотой отнесся к Васильку. Окончательно же отмякло сердце, когда муж, узнав о Нюриной роще, предложил ей построить на горке стол со скамейками под крышей. С той поры появилось новое название трем тополькам – Нюрина роща.
А вскоре в деревушке неожиданно родилось движение. В память о не вернувшемся с войны отце, муже, сыне, брате. На бугре в Нюриной роще вырос небольшой лесок из самых разнообразных деревьев. Были здесь и березки, и дубки, и ели с пихтами, и клены с рябинками, калинами да черемухой…
…Быстро летит время. Давно уже нет на свете ни Нюры, ни Кузьмы, которому, к слову сказать, она родила дочь и сына. Нет и деревушек окрест Выселок, той же Петраковки. Но осталась Нюрина роща. Каждое поколение, уходящее на службу в армию, сажает свое любимое деревце. Есть там и березка Василька.
Шумит на горке Нюрина роща. О чем шепчут ее листочки, не дано нам знать, но, кажется мне, о любви, о том, что жизнь вечна.
Василий МИХАЙЛОВ