ЖИТЕЙСКИЕ ИСТОРИИ
Окончание. Начало в №1.
За время, прошедшее с минувшей зимы, когда я дрожащей от волнения рукой писал заявление о вступлении в «партию Жириновского», утекло немало воды. Я отошёл от партийных дел, несколько охладев к ЛДПР и её экспрессивному лидеру, так что даже напрочь забыл о его сегодняшнем приезде и выступлении на Набережной. Но послушать самого колоритного политика страны всё равно было интересно, и я, хотя и не без труда, уговорил Катю не уходить.
Спустя некоторое время появился виновник торжества. Публика приветствовала его как какую-нибудь рок-звезду. Я бы не сказал, чтобы репертуар Вольфовича обновился за полгода, но всё равно было прикольно. Катя периодически демонстративно морщила носик и говорила:
– Фу, это же фашизм какой-то!
– А ты за кого на выборах в Думу голосовала? – поинтересовался я.
– Конечно, за «Выбор России». Мы всей семьёй за него голосовали.
Вернувшись домой, мы с Катей выпили за обедом бутылку шампанского в ознаменование нашего решения соединить свои судьбы, и я отбыл на вечернем поезде домой, договорившись, что послезавтра вернусь и мы вместе поедем на дачу знакомиться с Катиной мамой.
Через день, раным-рано я уже звонил в заветную дверь. Катя ждала. Мы купили бутылку «Сангрии» и шампанского для мамы и отправились на набережную, на паром, идущий за Волгу.
– Можем доехать до дачи на автобусе, а можем отправиться своим ходом, – сказала Катя, когда мы сошли с парома на другом берегу. – На автобусе быстрее, но мне всегда хотелось когда-нибудь проделать этот путь пешком. Ты как?
– Пошли, – легко согласился я.
И мы пошли – какими-то полями, перелесками, дачными массивами… Один раз пришлось пробираться чуть ли не по болоту. Изнеженная Катя, не ожидавшая таких терний, несколько раз предлагала вернуться и всё же сесть на автобус, но я возразил:
– Нет, если уж решили идти, то пойдём!
Долго ли, коротко ли, но в пределах видимости, наконец, появилась крыша теремка Катиных родителей. Дача была двухэтажной, что по тем временам являлось признаком немыслимой роскоши. Соседние тоже не отставали, видимо, дачный посёлок был пристанищем отживающей свой век «советской буржуазии».
Я шагнул в калитку не без некоторого душевного трепета. Катина мама уже встречала нас. Она оказалась женщиной необъятных размеров, колышущейся при каждом движении как студень, чрезвычайно бойкой и громогласной.
– Ты опять покрасилась, что ли? – всплеснула руками мама.
– Я совсем немного, оттенок сменила, – стала оправдываться дочь.
– Я же говорила тебе столько раз, что природе виднее, какой цвет волос больше всего идёт человеку. Чем больше мы мудрим со своей внешностью, тем больше её портим! – Она повернулась ко мне: – А молодой человек – это и есть тот сюрприз, о котором ты по телефону вчера говорила?
Катя, улыбаясь, кивнула и представила нас друг другу. У меня до того момента ещё не было никакого опыта в столь тонком и деликатном деле, как сватовство, и я чувствовал себя, мягко выражаясь, не в своей тарелке. Казалось, что бы я ни говорил и ни делал – всё было нелепо, несуразно и невпопад. В конце концов, очутившись, наконец, на кухне, я вытащил из пакета бутылки с вином и стал преувеличенно старательно открывать их и разливать по бокалам, надеясь, что хоть за столом можно будет помолчать и собраться с мыслями.
Но не тут-то было! Катя путём понуканий заставила меня тут же, не откладывая в долгий ящик, мямля и запинаясь, озвучить наши планы и торжественно попросить её руки, после чего потенциальная тёща поинтересовалась, а насколько давно мы, собственно, знакомы. Тут я искренне захотел провалиться сквозь пол и промычал что-то неопределённое: мол, не совсем долго, но вполне достаточно. Подробности могли подождать до лучших времён.
Но и это было ещё не всё – без пяти минут тёща учинила мне форменный допрос: кто таков, где учусь, где живу, кто родители, и т.д., и т.п… Нравятся мои ответы Катиной родительнице или нет, понять было совершенно невозможно – она своих реакций никак не проявляла.
После обеда мы с невестой отдохнули с дороги в отведённой мне комнате на втором этаже, а вечером отправились на прогулку в ближайший лесок, прихватив с собой её сестрёнку Юлю – одиннадцатилетнее весёлое и любопытное создание, обещавшее, судя по всему, через пару лет вырасти в сногсшибательную красавицу. Чуть по-семитски навыкате глаза, доставшиеся ей от папы- академика ничуть не портили внешность девочки, а, напротив, добавляли ей особый колорит и, как говорится, изюминку.
Вернулись с прогулки уже затемно и сразу отправились на второй этаж. Конечно, ночью у нас с невестой не обошлось без фривольностей, но вполне безопасных для Катиного сокровища, так тщательно ею оберегаемого, – я держал своё слово.
Наутро, после завтрака, я, надев старый спортивный костюм академика, помогал в обустройстве цветочных клумб во дворе. Катина родительница была отчего-то мрачна, как грозовая туча.
– Мама чем-то недовольна, – констатировала Катя, когда мы, пообедав, опять оказались наверху.
– Я даже подозреваю, чем, – отозвался я. – Вероятно, тем, что спали вдвоём. Мало ли какие мысли могли её в связи с этим посетить?
– Надо сходить, поговорить с ней, – решила Катя.
Пришлось идти вниз и объясняться, уверять маму, что между мной и её дочкой ничего не было и быть не могло. Но, как выяснилось, причина недовольства заключалась вовсе не в том – в дочкином целомудрии мама и без того не сомневалась. Оказалось, она нашла между страниц моего паспорта, так доверчиво и легкомысленно оставленного на первом этаже, членский билет ЛДПР, да ещё с автографом самого «вождя»!
Видимо, эмоции долго переполняли женщину и теперь она получала буквально физическое облегчение, изливая их вовне.
Мои робкие попытки возражать и оправдываться пресекались на корню, и я счёл самым разумным просто внимать неиссякаемому источнику абсолютной правоты с как можно более постным выражением на лице. Когда фонтан, наконец, заткнулся, перешли к оргвыводам. Было решено, что если я хочу иметь что-либо общее с такой почтенной семьёй, то должен выйти из неё демонстративно, написав заявление и хлопнув дверью. Я пообещал.
Вечером, когда мы с Катей отправились поискать грибы в леске, невеста спросила как бы между делом:
– А ты знаешь свою родословную? Кем были твои предки до революции?
– По отцовской линии – донские казаки, по материнской – крестьяне, хотя вообще-то я во всех подробностях не знаю. А что?
– Мама придаёт этому очень большое значение. У нас в роду дворянские корни, и она хочет, чтобы у её внуков тоже была хорошая наследственность…
Может быть, моя беспородность и послужила препятствием к дальнейшему развитию нашего с Катей романа, хотя точно не знаю. Озвучив по телефону через пару дней после возвращения с дачи своё решение разорвать отношения, моя экс-невеста ни словом не обмолвилась о причинах. Но я сильно подозреваю, что принято оно было, мягко говоря, не без маминого участия.
* * *
Так окончилась печальная история моей несостоявшейся женитьбы. Катю-Ассоль я с тех пор ни разу не видел, и на встречи ПэЭса она больше не приходила. Зато начал часто посещать эти весёлые сборища, а с осени, когда устроился работать в «Остраву» и поселился на Ангарском, сделался их завсегдатаем.
Кстати, на этих встречах я почти сразу подружился с Валеркой- Композитором, у которого тогда увёл Ассоль, и даже несколько раз бывал у него дома. Валерка оказался отличным парнем и талантливым рок-музыкантом, тоже «провинциалом», приехавшим в Волгоград откуда-то из области, женившимся и осевшим здесь.
К тому времени я уже стал полноценным членом «клуба», отправив в «P.S.» несколько сообщений. В качестве псевдонима я выбрал имя героя романа Эдуарда Лимонова «Палач», Оскара.
ПэЭс стремительно рос и ширился, быстро перешагнув первоначальные рамки места сбора кучки чудаков, пишущих друг другу послания в газетную рубрику. Кого только не повидала тусовка за десяток лет своего существования – сюда приходили молодые и старые неформалы, любители фантастики, начинающие рок-музыканты, поэты, доморощенные маги, компьютерщики, толкиенисты и реконструкторы, анархо-коммуно-фашисты и даже последователи ордена тамплиеров из города Волжского – высокий, красивый, как кинозвезда, молодой парень, надо полагать, гроссмейстер, со своими оруженосцами.
Народ немало поражался и восхищался, когда я говорил, что был в числе участников того, самого первого, легендарного заседания ПэЭса. Со временем даже вошло в традицию каждый август, в начале двадцатых чисел, всем коллективом праздновать годовщину этого события. На этих празднованиях каждый раз выбирали символического Президента ПэЭса на будущий год, из самых активных и авторитетных тусовщиков.
Между тем, как уже было упомянуто, со временем «реальный» ПэЭс всё больше и больше отдалялся от своего газетного предтечи, становился всё более автономным. «Ветераны», которым хватало теперь личного общения, понемногу переставали писать в рубрику, а она продолжала жить собственной жизнью, принимая в свои ряды новых членов. Так в «газетном» ПэЭсе произошла почти полная смена личного состава. Молодое поколение было более агрессивным и до крайности сексуально озабоченным. Здесь изобиловали и «голубые», и «розовые», и прочие цвета спектра. Наверное, богатейшую коллекцию половых перверсий можно было составить, регулярно читая ПэЭсовскую колонку тех времён. Я же теперь просматривал её только по случаю, когда покупал газету для какой-нибудь надобности.
Виртуальная жизнь на газетных страницах продолжала бурлить и даже сделалась более интенсивной и острой. Кто-то, как в старые добрые времена, философствовал или выставлял на суд общественности свои вирши, кто-то проповедовал свободную любовь или нетрадиционные сексуальные отношения, а кто-то просто от души собачился со всеми подряд. Завязывались и продолжались диалоги и даже многосторонние дискуссии, толковища и свары, но я уже не мог разобраться в этом водовороте, понять, кто, с кем и из-за чего спорит и ругается. Для этого надо было, как минимум, во всём этом «вариться» и регулярно следить за рубрикой в течение длительного времени.
Новая генерация ПэЭса тоже стала встречаться в реале, избрав для своих встреч место рядом с фонтаном на Набережной (именно про эту тусовку и идёт речь в приведённых сообщениях). Представляю, какие там были Содом и Гоморра, если только то, что они про себя писали, не являлось пустыми понтами. Альтернативная тусовка получила наименование «Новый ПэЭс», в противоположность ПэЭсу «старому», традиционному. Однажды делегация «альтернативщиков» приходила на одну из годовщин нашего ПэЭса, на Площадь. И в их числе – звезда «нового ПэЭса» и его секс- символ, знаменитая Клеопатра, которая в обновившейся рубрике всегда находилась в эпицентре всеобщего внимания, а также всех склок и скандалов. Увы, «великая и ужасная» Клеопатра разочаровала. Оставив свою харизму на газетных страницах, воочию она оказалась бледной молью – бесцветной, безвкусно одетой, плюгавенькой девицей в глупом чёрном беретике.
Впрочем, наш, «старый» ПэЭс тоже не избежал обновления – со временем на площадь стало приходить всё меньше старожилов, «отцов-основателей», и всё больше новичков. Процесс шёл плавно, но неудержимо, и в итоге там осталась практически одна только «молодёжь». Не только в смысле пээсовского «стажа», но и в плане возраста. Мне раз от разу становились всё более и более неинтересны эти встречи, и в какой-то момент я также перестал приходить на измельчавшую как в качественном, так и в количественном отношении тусовку.
Роман БЕЛОУСОВ
Евгений КРАН /рис./
