Договорились с Анатолием Михайловичем записать завершающее интервью (речь о книге «Горизонты Брехунцова» – ред.): при встречах он всегда делился своими размышлениями на разные темы, и было интересно. Решили, что этот разговор будет «заметками на полях» уже написанного рассказа. О разном… Так и получилось. К назначенному времени наш герой не успел, а когда пришел, с ходу начал о наболевшем.
НАДО ШАГНУТЬ ЗА ГОРИЗОНТ
БРЕХУНЦОВ: Наша проблема – не умеем заглянуть за горизонт. Шагаем уверенно, но зачастую на короткие дистанции. Школу физико-математическую губернатор открывал, а ребята после ее окончания разъезжаются: их отслеживают, разбирают уже с 9–10 класса, предлагают работу, научную карьеру в столицах. Получилось, что сделали школу для Питера и Москвы, хуже того – для иностранцев. Почему сразу было не создать в своем университете факультет программирования, приобрести сверхмощный компьютер, чтобы студентам не ждать часами результата, а в течение минут, секунд решать задачи. Конечно, немалых денег стоит, но это вложение в будущее. Сегодня во всех сферах критическая зависимость от зарубежного программного обеспечения. А ребятам уже со студенческой скамьи работы было бы предостаточно. Могли бы подзаработать и руку набить. У нас, например, нет масштабной геологической модели Западной Сибири. Есть у каждого месторождения, у групп месторождений, но общей картины мы не видим. Потому что ни один компьютер такой объем информации не потянет. Профессиональные ИТ-специалисты буквально на вес золота. И это касается не только геологии.
БИТЮКОВ: Талантливые выпускники уезжают и, скорее всего, не вернутся, хотя очень нужны. Маршруты своего развития они уже начертили на других картах. Недавно услышал откровение политиков: с тактикой у нас порядок, все выверено и детально проработано, а стратегии нет.
БРЕХУНЦОВ: Это громкое суждение, так сказать, хлеб политиков. Тем не менее нужно действительно представлять весь путь, иметь стратегию и широко шагать, чтобы выйти за горизонт. То, что делается сегодня в Западной Сибири – добыча нефти и газа, развитие нефтехимии, индустрии СПГ и многое другое, очень важно, но разрозненно. Территория поделена недропользователями, каждый хозяйствует по-своему. На полуострове Ямал, например, отличный аэропорт Бованенково построили, все самолеты принимает. В Сабетте – тоже, а расстояние между ними всего километров двести. Теперь на противоположном берегу Обской губы еще одна взлетно-посадочная полоса строится. Ясно, что хозяин – барин, но должна же быть какая-то согласованность. Нет объединяющих структур и соответствующей идеологии. Каждый за себя.
В моем понимании, для Западной Сибири нужна единая долгосрочная программа развития. Правительство должно иметь здесь свое полномочное представительство, как это было во время создания нефтегазового комплекса. На результат работала вся страна. Межведомственная комиссия, которую возглавлял Евгений Алтунин, имела большие полномочия по стратегическому планированию и разрешению проблем, которые возникали у предприятий разных министерств и ведомств, а также в их отношениях между собой. Кстати, и образование было «заточено» под общую задачу. Это был уникальный опыт управления комплексным развитием.
БИТЮКОВ: Сейчас определен туристический кластер России, и Тюменская область вошла в него благодаря своим термальным источникам. Еще в 50–60-е годы прошлого века геологи открыли целый подземный минеральный океан. Тогда водолечебница появилась в областной больнице, проект строительства которой привязали к месторождению. В Тараскуле рядом со скважиной возвели санаторий, а на берегу Пышмы у села Червишево – санаторно-курортный комплекс «Сибирь»…
БРЕХУНЦОВ: В те годы возникало немало стихийных «лечебниц», когда к заброшенным разведочным скважинам потянулись люди, наслушавшись рассказов о чудодейственной воде. Не только из окрестных сел и деревень – ехали из соседних областей и даже государств. Казахи особо ценили целебный источник в Заводоуковском районе, семьями устраивались в своих палатках и кибитках вокруг дырявого сарая, где прямо из скважины била струя тяжелой, насыщенной солями минеральной воды. Сегодня вокруг Тюмени и в самом областном центре с десяток термальных источников с прилично обустроенными бассейнами. Сотни миллионов тонн целебных грязей тоже ждут своей очереди. К сожалению, никто не изучает, не дает рекомендации по их применению. Все думаем, как бы построить грязелечебницу европейского уровня. А почему не сделать в каждом районе свой стандарт: почти домашний, уютный, из одного–двух домиков с кушетками. Сельские жители приходят, туристы приезжают – они уже знают, какая грязь им нужна и куда ее следует приложить. Грязи завезут по назначению врача. Со всем остальным справится местный фельдшер. Но опять нестыковка: администрация ищет инвестора, который должен явиться не только со своей идеей, но и с готовым проектом. Должно же быть наоборот: чиновники определяют место, готовят проект (эту работу, скорее всего, должен выполнять технопарк) и объявляют тендер, а победившему инвестору способствуют в реализации.
Наша область для туристического бизнеса может предложить немало экзотических идей. Регион расположен на историческом Сибирском тракте, Тюмень была ямщицкой. Почему бы не воссоздать почтовые станции на туристическом маршруте от Тюмени до Тобольска? Тем более что у нас есть привлекательные места и вызывающие во всем мире большой интерес исторические личности. На тройках, в санях и кибитках, с бубенцами... Доехали до Покровки – станция Распутинская. Участвуете в театрализованном представлении со знаменитым сибирским старцем, в музее можно присесть на стул Григория Ефимовича, чтобы укрепить мужскую силу, запастись сувенирами и принять рюмку крепкого на дорожку. Можно и заночевать – есть хорошая гостиница. Дальше – музыкальная станция Алябьевская, потом – сказочная Ершовская или императорская Романовская… И пусть каждый день эти повозки, тарантасы с сундуками на крышах отправляются из Тюмени. Ямщика в спину – трогай!.. Под это дело можно зимой и дорогу сделать снежную, чтобы не по асфальту на санях ехать.
Администрация могла бы разработать специальный проект стоянок, выделить инвесторам землю под застройку, подвести инженерные сети, позаботиться о подготовке специалистов туристического сервиса, чтобы умели и пирожки с ладонь, как у мамы, печь, и уют на станциях поддерживать...
БИТЮКОВ: Будем считать это Вашими, как члена областной Общественной палаты, пожеланиями. Но вернемся к геологии, которую Вы считаете судьбой и делом жизни…
ГЕОЛОГИЯ – ДЕЛО ГОСУДАРЕВО
БРЕХУНЦОВ: С геологией сегодня печальная ситуация: науки нет, производства нет, оборудования нет. К глубокому сожалению, и самой структуры министерства как таковой нет. Последний министр настоящий, еще советского времени – Евгений Александрович Козловский. После – не министры, а руководители малозначащих ведомств. Сегодня в закромах у государства нет ни одного месторождения и ни одного нераспределенного участка недр. Все отдано рынку. А федеральное ведомство, не имея денег и, соответственно, рычагов управления отраслью, превратилось в большого учетчика: раз в год собирает от компаний данные, складывает столбиком и рапортует об успехах. А где новые месторождения? Добывающие компании вычерпывают кладовые, доставшиеся им от прежних времен, истощение запасов не компенсируется открытиями. А если в отчетах и прослеживается прирост, то это результат пересчета имеющихся запасов и их пополнения за счет бурения дополнительных скважин на уже открытых месторождениях. В новые районы идти компаниям невыгодно...
БИТЮКОВ: Так и напрашиваются слова из фильма Гайдая: «Шеф, все пропало»?
БРЕХУНЦОВ: Я же сказал – печальная ситуация, а не печальный конец. Убежден, геология – государево дело, и как наука и производство именно она способна работать на перспективу. Белых пятен на геологических картах страны немало. По-настоящему не брались за Арктику, шельфы северных морей, глубоко залегающие горизонты, хотя уже в новейшей истории в Тюменской области, на Гыданском полуострове обнаружили уникальные залежи.
Скорее всего, геология будет развиваться по двум направлениям. В добывающих компаниях – для решения текущих задач, доразведки работающих месторождений и поиска месторождений-спутников. Эту модель ельцинский премьер- министр Егор Гайдар присмотрел для нас в североамериканских штатах. В США и Канаде нет региональной масштабной геологии, и российские реформаторы тоже решили от нее отказаться. Нас даже за опытом в Северную Америку свозили. Двадцать лет так и работает наш ТЭК, но это лишь потому, что получил колоссальные запасы, подготовленные еще в советское время. Например, только на четырех месторождениях, где я работал – Ямбургском, Заполярном, Юбилейном, Уренгойском – было разведано более тридцати триллионов кубометров природного газа, и этих запасов еще лет на двадцать хватит. Пока не очень беспокоимся. Не знаю, как долго это продлится, но наша большая страна – шестая часть суши на планете – не должна и в будущем остаться без энергетических ресурсов, за которые в мире идет ожесточенная борьба. Значит, должна возродиться государева геология, которая обеспечит энергетическую безопасность страны. Для масштабных исследований на новых громадных малоизученных территориях в арктической зоне, на шельфе северных морей, вероятно, появятся специализированные научные институты и производственные компании, космическая геология. Кстати, уже в 70–80-е годы двадцатого века по программе Главтюменьгеологии отряд космонавтов на орбите помогал выполнять земные геологические задачи.
Государева геология сегодня должна управлять российскими недрами. Сейчас этого нет. У компаний своя задача – получить прибыль как можно быстрее и больше, отбить свои затраты и получать в дальнейшем столь же быстрые прибыли. Если для экономики компании достаточно взять за десять лет с месторождения 20 процентов нефти и уйти на другое, то государству нужно, чтобы коэффициент извлечения был наибольшим, и скважина работала не 10 лет, а все 100, как это происходит, например, на бакинских промыслах. Государство должно регулировать разработку. Значит, геология должна быть государевой и жесткой в управлении недрами. А пока руководитель Роснедр говорит: зачем это государству? Мы отдаем все компаниям.
ОТКРЫТИЯМИ МЫ ИЗМЕРЯЛИ ПУТЬ
БРЕХУНЦОВ: …Спрашиваешь, какие события молодой поры ярко запомнились? Запомнились, конечно, первые открытия. В Усть-Балыке я сдавал экзамен на профпригодность: выдавал точку для заложения первой скважины на Южно-Балыкской перспективной площади, обеспечивал геологическое сопровождение бурения и испытания – открыли новое нефтяное месторождение. Тогда моими экзаменаторами и невольными «ассистентами» (чтобы дров не наломал) были великие Фарман Салманов и Евграф Тепляков.
Там же стал участником пробной эксплуатации Усть- Балыкского месторождения, отправки первой западносибирской нефти на Омский нефтеперерабатывающий завод. Через два года я уезжал в Новый Порт, получив в мои двадцать четыре года от Юрия Георгиевича Эрвье назначение на должность начальника геологического отдела самой северной – Новопортовской – нефтеразведочной экспедиции. Там проходил курс бойца. Умышленно упускаю из привычной фразы слово «молодого» – очень быстро стал главным геологом.
Мне повезло быть первооткрывателем крупного Арктического месторождения, открыть первую на Ямальском полуострове нефть. Потом были Тазовская экспедиция, разведка Заполярного, Ямбургского уникальных месторождений…
БИТЮКОВ: Первые скважины, первые открытия… Они как контрольные отметки в судьбе геолога, лично Ваши. А для Главтюменьгеологии?
БРЕХУНЦОВ: На уровне главка решались даже не планы пятилеток, а энергетическая программа всего Советского Союза. Есть эра Эрвье, эра Салманова и безрадостная система рынка Логанова. Если мы говорим о личности, то Юрий Георгиевич – это великий организатор, особенно на начальной стадии, когда все собирал воедино. А во время ухода в Москву на должность замминистра геологии СССР он оставил после себя дважды орденоносный главк, который вывел страну на первое место в мире по разведанным запасам нефти и газа. И это стало базой для освоения Западной Сибири, экономического развития всей страны. Пришел Салманов – с другими амбициями, другими возможностями, с другой харизмой. Ему было мало бурить в год по 550 тысяч метров скважин – надо миллион, два миллиона. У Салманова получилось выйти на уровень 2,2 миллиона. Это количество переходило в качество по приросту запасов, ежегодно добавляли триллионы кубометров газа, миллиарды тонн нефти. Экономика получила возможность развиваться по-другому.
О ГЕРОЯХ ЭПОХИ
БИТЮКОВ: Геологи двадцатого века выполнили глобальную задачу, и это было решающим фактором для развития страны. Размеренный подъем перешел в резкий рывок вперед. Можете Вы сегодня назвать тех, кто совершил этот подвиг? Как бы смотрелась великолепная пятерка (или сборная?) геологии двадцатого века?
БРЕХУНЦОВ: Не пятерка и не сборная. Сотни тысяч рабочих, специалистов, руководителей всех уровней работали в Главтюменьгеологии в разное время. Только в Уренгойском объединении, когда я был генеральным директором, работали больше тридцати тысяч человек. Так что список сборной не получится – хотелось бы добавлять новые и новые имена. Поэтому надо просто рассказывать о тех, кого помнишь, кого считаешь причастным к сибирской геологической эпопее.
Если говорить о государственном управлении отраслью – это Александр Васильевич Сидоренко. Академик АН СССР, классический ученый и союзный министр геологии. В этой должности с тюменской геологией прошел от времени открытия первых нефтяных месторождений в Среднем Приобье до 1975 года. При нем Главтюменьгеология наращивала научный потенциал, развивала НИИ, соединив науку и производство, стала ведущим в стране геологическим главком. Александр Васильевич знал и все сложности работы в северных районах – без дорог, без надежной связи, в сотнях километров от мест постоянного базирования. С улыбкой вспоминаю, как в начале шестидесятых годов всерьез обсуждалось одно его неожиданное предложение. Космонавты уже летали, и у них было питание в тюбиках. Возникла мысль обеспечивать полевые отряды геологов таким же.
Огромный вклад в развитие геологоразведочных работ в Тюменской области внес Евгений Александрович Козловский, возглавивший министерство в 1975 году. Он был членом ЦК КПСС, отстаивал позиции сибиряков на всех уровнях. При проведении совещаний в министерстве обязательно присутствовали академики, которые имели авторитет как в высоких кабинетах, так и на буровых. В то время многие экспедиции в районах Крайнего Севера сталкивались с серьезными проблемами при работе в условиях вечной мерзлоты. Не хватало топлива, химреагентов, не было буровых установок для работы в суровые морозы, когда ветер прошивает насквозь. А зима девять месяцев в году. Евгений Александрович при решении этих проблем был на стороне лоббистов Главтюменьгеологии, и Салманов, одержимый наращиванием объемов, мог рассчитывать на его поддержку. Они были единомышленниками и, по-моему, друзьями. С приходом Козловского изменился подход к научно- исследовательской работе, разработке и внедрению отечественного оборудования и техники, новых технологий. Тогда думающие люди большой надежды на сотрудничество с Западом не питали. Оказалось, не зря: при строительстве магистральных газотранспортных систем Запад объявил эмбарго на поставки труб.
БИТЮКОВ: Геология – наука и производство – были в верхней точке соединения, и поэтому все получалось?
БРЕХУНЦОВ: В 1990-е годы мы ездили перенимать зарубежный опыт, из заграницы к нам тоже приезжали. У них мышления регионального, такого, как у Владимира Ильича Шпильмана в ЗапСибНИГНИ, не было. Они – сугубо узкие специалисты. А у нас на всю Западную Сибирь были карты, мы делали тектонику, палеографию, литологию. С самого начала у истоков западносибирской геологической науки стояли великие люди, тот же Николай Никитович Ростовцев. Он прошел хорошую школу в Москве, в Новосибирске.
И мышление у него было глобальное. А рядом – еще целая плеяда: Фабиан Григорьевич Гурари, Алексей Эмильевич Конторович, Виктор Семенович Сурков, Андрей Алексеевич Трофимук, Иван Иванович Нестеров. Задача перед наукой стояла огромная, создали НИИ геофизики Владимира Константиновича Монастырева. А дальше надо было решать и специфические вопросы технологии бурения, отбора керна. Появился буровой научно- исследовательский и проектный институт во главе с Владимиром Сергеевичем Войтенко. И скважины глубокие бурили, и аномально высокое пластовое давление укрощали. Была научная система.
С другой стороны, формировался сильнейший корпус руководителей производства: Лев Иванович Ровнин, Александр Григорьевич Быстрицкий, Михаил Владимирович Шалавин, Юрий Георгиевич Эрвье, Фарман Курбанович Салманов, Лев Григорьевич Цибулин, Виктор Михайлович Пархомович, Иван Яковлевич Гиря, Василий Тихонович Подшибякин, Геннадий Петрович Быстров, Александр Петрович Баранов, Владимир Дмитриевич Токарев, Геннадий Александрович Махалин, Анатолий Родионович Малык, Алексей Гаврилович Бояр, Геннадий Георгиевич Сухачев, Валерий Андреевич Гавриков, Борис Власович Савельев, Евграфий Артемьевич Тепляков, Иван Федорович Морозов, Михаил Петрович Палашкин, Николай Петрович Ананьев, Вадим Дмитриевич Бованенко, Альберт Григорьевич Юдин, Анатолий Дмитриевич Сторожев и еще многие и многие первопроходцы.
Бесконечно можно говорить и о тех, кто всегда был на первом рубеже, на буровых, в поле – мастерах бурения, вышкостроения и испытания, начальниках сейсмоотрядов и партий. Особое слово о нашем незабываемом Николае Ивановиче Григорьеве, руководителе единственной в Советском Союзе и на все страны СЭВ военизированной части по профилактике возникновения и ликвидации открытых нефтяных и газовых фонтанов. Их – ревущих и пылающих, но в итоге укрощенных – на счету Григорьева и его бойцов было сто тридцать. При этом Николай Иванович не потерял ни одного человека из своей команды.
О ТОМ, ЧТО НЕ УДАЛОСЬ
БИТЮКОВ: Вы многого добились в жизни и профессии. Можно гордиться десятками открытых месторождений, достижениями в науке, успехами своих детей. Есть то, чего не удалось сделать? О чем жалеете?
БРЕХУНЦОВ: Когда я стал генеральным директором самого крупного геологического объединения «Уренгойнефтегазгеология» и появилась возможность самостоятельно принимать решения, у меня, конечно, было немало задумок. Мы даже начали делать мини-завод по переработке древесины, хотели построить кирпичный завод, цех по переработке нефти, чтобы можно было выпускать свой бензин, керосин... Мечтали создать школу по подготовке классных специалистов для геологической отрасли. У нас для этого были не только амбиции, но и возможности – в объединении работали лучшие мастера, инженеры и геологи. Может быть, не хватило времени с этой перестройкой, к тому же я был назначен в Тюмень. Когда Салманов предложил перейти в главк главным геологом, я, конечно, сомневался, но в итоге проявил слабость. Возможно, было бы лучше для собственного становления сделать то, что планировал. Это о том, что не удалось сделать тогда. А о чем жалею сегодня, так это о провале проекта «Урал промышленный – Урал Полярный».
АРКТИКА – ПЕРСПЕКТИВА И НЕИЗБЕЖНОСТЬ
БИТЮКОВ: Двадцать первый век пришел, немало потерь. Но у нас есть новая большая цель – Арктика.
БРЕХУНЦОВ: Это вселяет оптимизм, но и ранит. В свое время на Севере были построены города, опорные военные точки. Стояли радары. Был создан пояс защиты всего северного побережья. И когда власть имущие говорят нам, что Север не нужен и экспедиции там не нужны, и все начинают разрушать, разве это не больно? Разрушали геологию, экспедиции, бросали народ, который там работал, геологические материалы и оборудование. А когда вернулись к производству и замаячили перспективы от нефтегазовых компаний – например прогноз НОВАТЭКа выдавать к 2030 году 70 миллионов тонн сжиженного газа, 10–15 миллионов тонн конденсата – вдруг спохватились, заговорили об ачимовке, о том, как доставлять все необходимое для работы на месторождениях, для завода СПГ.
К сожалению, сегодня хозяина у Арктики нет. Конечно, министерство Шойгу – это мощь. Но там масса других задач. Взяли и отдали управление Арктикой в дальневосточное министерство. У них самих выше крыши проблем: и народ выезжает, и китайцы пытаются все поглотить. Им еще Арктику навязали…
Должно быть создано министерство, но министерство, наделенное хозяйствующими функциями. А сегодня есть ведомство в активном творчестве. Сейчас на Севере реализуются три мощнейших проекта: проект Газпрома с Бованенково и Харасавэем, чуть восточнее – НОВАТЭК со своим сжиженным газом и следующий – большой проект по разработке таймырских нефтяных залежей, который выполняет Роснефть. Каждый из них судьбоносный. Логика такова: государство понимает эту важность и, значит, должно участвовать в проектах и экономически, и управленчески. Вопрос в том, что понадобится. Вероятно, тысяч 100 рабочих, а где этих людей брать? Почему в Тюмени не создать комбинат по подготовке специалистов? Здесь рядом Курган, Алтай, Омск, где есть молодежь, которую можно привозить в Тюмень на учебу. Тем более что у Тюмени большой исторический опыт подготовки кадров для северных компаний.
Мыслей много об Арктике. Главное – понять: Арктика – это перспектива и неизбежность. И она наша.
Владимир БИТЮКОВ
