ВОПРОСЫ СВЯЩЕННИКУ
– Отец Димитрий, покаяние – одно из ключевых понятий в христианском вероучении. Тем не менее далеко не все внятно представляют себе, что означает это слово. Что же такое покаяние?
– Начать, наверное, надо с Евангелия. Самые первые слова, с которых Иоанн Предтеча и сам Господь начинали свою проповедь, были: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное». Покаяние – это акт раскрытия себя перед Богом, залог того, что человек может приблизиться к Богу и даже принять Его в себя.
Конечно, в разных религиях раскрытие себя Богу может трактоваться по-разному. Приверженцы восточных и эзотерических учений, например, делают это при помощи медитаций и психотехник. А вот в христианстве такое раскрытие происходит именно через покаяние. Не случайно изначальный смысл этого понятия выводится из греческого слова метанойя, что означает «перемена ума».
Но чаще оно, к сожалению, вызывает ассоциации с другими, немного созвучными словами – «качание» и «раскачивание». Качнулся человек в сторону зла – затем качнулся обратно, в сторону добра, качнулся в сторону греха – качнулся в сторону раскаяния… А потом назад. Вот такое качание маятника происходит в нашей жизни. Мы периодически каемся в одних и тех же грехах, потом, бывает, с лёгкостью их повторяем и снова каемся.
На самом же деле, настоящее покаяние – это не раскачивание туда-сюда и не повторение одного и того же по кругу. Это, скорее, обращение – слово, кстати, тождественное покаянию, но почему-то использующееся реже, хотя оно более точно передаёт смысл. Обращение означает поворот.
Человек идёт по жизни и однажды понимает, что идёт не туда. После этого открытия он, конечно, не может продолжать дальше свой путь, останавливается и поворачивает обратно, чтобы вернуться, и уже от исходной точки идти туда, куда надо – в сторону Добра и Бога. Его ум поменялся, он изменил своё видение мира и себя в нём, но понимает, что оправдываться не надо, это бесполезно, следует просто изменить свою жизнь и своё отношение к ней, к Богу и другим людям. Оглядываясь назад, на совершённые им когда-то поступки, владевшие им привычки и страсти, на свой грех, он, со своим изменённым умом, видит их уже совершенно другими глазами. Он, конечно, может ещё некоторое время, по инерции, грешить делами, но уже не хочет этого. Его воля больше не направлена в сторону греха.
Как правило, такая перемена ума происходит не рационально, не интеллектуальным усилием самого человека, а под воздействием благодати Божьей, которая действует на него извне и постепенно заставляет «оборачиваться» в другую сторону и самому становиться другим. Многие хотят прийти к этому рациональным способом, но в этом случае получается так, что человек понимает своей головой, что делает нечто плохое, однако голова, которой он это понимает, остаётся такой же, и в следующий раз он достаточно легко сделает то же самое.
– Если всё зависит от благодати, и своими силами обратиться нельзя, то где же здесь свобода воли? Нет ли в этом чего-то от кальвинизма с его доктриной предопределённости?
– Это очень сложный и до сих пор не решённый до конца вопрос. У Святых Отцов есть объяснения, как человеческая свобода воли соотносится с предопределением. Но сколько бы таких объяснений ни было, жизненная практика и опыт показывают, что одни люди идут к Богу, им это важно и необходимо, а другим – совершенно не нужно, при равных обстоятельствах и условиях. И ответить, почему это так, сложно.
С одной стороны, если мы примем доктрину о предопределении, это автоматически будет порождать некую гордыню и превозношение или, по крайней мере, выделение себя из числа других людей. А с другой стороны – иначе не скажешь, всякий, пришедший в церковь, помнит, что привёл его именно Бог.
Я считаю, что ключевой момент здесь – синергия, сочетание человеческой и божественной воли. Если спасти и исцелить природу человека Бог смог без его воли, приняв эту природу на Себя, то вот каждую конкретную личность без её воли исцелить и спасти уже невозможно.
Во всяком случае, у каждого крещёного человека есть зерно и печать благодати. А вот прорастёт ли это зерно и даст ли плод – будет зависеть от того, как его растить.
– Церковная исповедь – это и есть покаяние, или это нечто другое? Как соотносятся между собой эти понятия?
– Это разные вещи. Покаяние – это перемена ума, про которую шла речь, это сокрушённое настроение человека, а исповедь – это церковное таинство, во время которого человек это покаяние приносит Богу, просит у него прощения за грехи и получает прощение. Покаяние – непременное условие исповеди. Хотя бывает, что кто-то приходит на исповедь без покаяния, а просто потому, что его привели и сказали, что так надо, а то и просто случайно человек оказался в церкви.
Если человек пришёл в храм, это уже означает, что его привёл Бог, считают некоторые, и, следовательно, на исповедь тоже. По своему опыту могу сказать, что бывают случаи, когда люди идут на исповедь, не имея совершенно никакого покаяния, и это очевидно. Очень сложно в таком случае священнику разобраться, что с этим делать.
– Вот об этом я и хочу задать следующий вопрос. Бывает, что на исповеди человек перечисляет свои грехи и проступки, формально раскаивается в них, но при этом знает, что, выйдя из исповедальни, опять возьмётся за старое. Есть ли смысл в таком псевдопокаянии и в такой исповеди?
– Как я уже сказал, дело совершенно не в форме, а в содержании – в том, как человек сам ко всему этому относится. Если он исповедуется, желая грешить и не имея никакого намерения трудиться и работать над собой, чтобы измениться, то смысла в этом нет. В таком случае лучше вообще не приходить на исповедь. Другое дело, если он раскаивается искренне, но при этом отдаёт себе отчёт, что у него не получится сразу перебороть какие-то свои грехи (например, человек, настолько привыкший к сквернословию, что оно вылетает уже непроизвольно). Тогда он кается не формально, но прося у Бога помощи и благодати. И благодать начинает действовать, исцеляет его и помогает больше не совершать этот грех.
– Почему человек, согрешивший перед ближним – оскорбив, унизив, обворовав, должен каяться не непосредственно перед ним, а перед третьим лицом, Богом?
– Разумеется, каяться надо не только перед Богом, но и перед ближним, об этом прямо говорится в Евангелии: если ты принесёшь твой дар Богу и вспомнишь, что кто-то имеет что-либо против тебя, то оставь дар твой и пойди прежде примирись с братом твоим, а потом уже приходи к Богу со своей жертвой или молитвой. То, что кающийся уже примирился с тем, кого обидел, подразумевается на исповеди по умолчанию. Он обязан сначала ликвидировать последствия своего греха, а потом уже приходить к Богу.
– С тяжёлыми грехами, такими как убийство, воровство, обман, всё ясно, но в перечнях прегрешений для подготовки к исповеди часто попадаются грехи неочевидные и даже странные – такие как «почитание себя разумными и мудрыми», «долгоспание», «парение помыслами и мечтательность», «многоглаголение» и тому подобное. Далеко не все любители поспать по утрам и многословно потрепаться с друзьями о политике и футболе знают, что совершают грех. Могут ли быть поставлены человеку в вину грехи, совершённые по неведению?
– Замечу, что слово «вина» по отношению к исповеди и покаянию в православии употребляется не так часто, как в католицизме. В православном богословии грех рассматривается не столько как вина перед Богом, сколько как душевная рана, которую надо врачевать. И исповедь – способ обнажить эту рану перед Богом, который не может исцелить её, пока человек сам не попросит Его об этом. Ну не вторгается Бог насильно в человеческую свободу.
Так что дело не в признании и ощущении своей вины, а в том, видит человек в себе грехи или нет. И хорошо, если он на первых порах может увидеть хотя бы самые очевидные из них. Часто бывает, что не воспринимаются как грех ни аборты, ни блуд, ни воровство… Пусть человек увидит сначала хотя бы это, важное и вопиющее, а уже через это – всё остальное. Потому что второстепенные грехи, как правило, являются «подпунктами» большого, как дерзость и раздражительность есть проявления гордыни, а лень и празднословие – духовного уныния.
Подробные перечни, о которых идёт речь, как правило, взяты из аскетических книг, которые учат монаха скрупулёзному погружению в себя, вниманию к своему сердцу и видению даже самых малых своих грехов. Простым же мирянам от них часто бывает больше вреда, чем пользы. Человек, работающий над собой, как правило, черпает информацию не из этих брошюрок, а из «Добротолюбия», «Лествицы» и иных более серьёзных источников, а эти исповедальные списки обычно попадают в руки людей, которые только-только пришли в Церковь. И вместо того, чтобы быть линзами, улучшающими духовное зрение, они, наоборот, распыляют его на мелочи, размывая грань между действительно серьёзным грехом, который заведомо имеет место, и мелкими прегрешениями, которые человек даже не воспринимает всерьёз, но предполагает, что когда-то согрешал и этим. И ставит их на один уровень, на одну «полку».
Продолжение следует
Роман БЕЛОУСОВ
