ДАЛЁКОЕ – БЛИЗКОЕ
Как-то неожиданно вновь возник интерес к фигуре Ермака – сибирского конкистадора. В советское время, помнится, эту тему вообще не муссировали.
Бытовало устойчивое мнение: «На Западе есть немало охотников доказывать, что России, мол, лишь по нелепой шутке истории – с помощью всего пятисот казаков – привалило сказочное счастье иметь под боком столь обширную и богатейшую землю, как Сибирь – надежду современного человечества, если иметь в виду ее исполинские ресурсы. По подсчетам наших лжеученых недругов и врагов, выходит, что только с походов Ермака (1581-1584 годов) началось открытие и освоение Россией Сибири».
И по сей день просвещенная Европа и демократическая Америка в своих планах вожделеют заполучить любыми способами землю под названием Сибирь. Россия же на нее, по их мнению, права не имеет – ведь этот край и его богатства незаконно свалились ей на голову. И чем больше мы поднимаем на щит атамана Ермака, тем крепче у западников это убеждение. Ведь завоевания конкистадоров Эрнана Кортеса (Мексика) Франциско Эрнандеса де Кордова (побережье Юкотана), Диего Веласкеса де Куэльяра (Куба), Педро де Вальдивия (Чили) и еще нескольких европейских «атаманов удачи» не привели к включению этих покоренных территорий Нового света в окончательную собственность и владение Испанией и Португалией.
На самом деле героическая эпопея Ермака открывает лишь страницы более позднего интереса русских к Сибири. Сама же эта история уходит корнями в глубочайшую древность…
Еще в первой половине Х века арабский писатель Абу-Хамед писал, что югры, живущие на севере Урала, покупают у славян «по доброй цене железные клинки и бросают их в море». Но отчего же аборигены сначала скупали оружие, а потом отправляли его в морскую пучину? Может, оттого, что слишком много приходило в их страну русских людей, и остановить их было невозможно? И решили тогда эти племена скупить у них все оружие и утопить.
– Вряд ли справедливо такое предположение, – размышлял «правдист» Александр Мурзин – выразитель официальной политики великого государства СССР. – Скорее, напрашивается другое: в новгородских преданиях полно упоминаний о том, что шли за железные врата русские купцы не воевать, а торговать. Заключали союзы с местными племенами, вступали с ними в дружбу, везли им в обмен на «мягкую рухлядь» не одно железо, а и диковинные, «незнаемые» дикими и опасными людьми товары: предметы быта, ткани, металлические изделия, возможно, хлеб… Местные жители видели в русских торговцах с обозами, охраняемыми ратниками, мирных пришельцев. Зачем же воевать? Может, потому и побросали они свое оружие в море?
«Так уж мирных? – может возразить кто- то из хорошо знакомых с историей. – А как же «кусачие» ушкуйники, промышлявшие разбоем»? Разное толковали о вооруженных дружинах, посаженных полукупцами, полуразбойниками на быстрые лодки- ушкуи. Что греха таить – случалось… Вершили дерзкие набеги поначалу на близкие Волгу и Каму, а затем на Север. Брали все, что под руку попадет.
Везли ушкуйники и промысловые отряды в северные земли свои строгие законы и «посаженных мужей», занимающихся сбором дани и грабежом тамошних пушных и рыбных богатств. Но при этом несли более высокую хозяйственную и духовную культуру. Так, в Печеро-Вычегодском крае (нынешняя республика Коми) появились вместе с русскими людьми новые орудия труда, предметы быта, более совершенное оружие для охоты, снасти для рыбной ловли. Строились на Севере рубленые дома, возникали городища – укрепленные поселения, а вокруг них расчищались леса под пашню, осваивались луга, развивались земледелие и скотоводство. По исследованиям Александра Мурзина, отношения русских и коми с самого начала были построены на взаимном уважении и доверии и никогда не омрачались национальными конфликтами. Это подтверждается и тем, что ни у русских, живущих на Печоре многие столетия в добром соседстве с коми и ненцами, ни у этих двух народов нет в устном народном творчестве ни одного упоминания о каких-либо столкновениях.
По большим и малым рекам, по болотам и волокам, испытывая страшную нужду, болезни и голод, одолевая тучи мошкары, терзаемые зверьем, шли и плыли ушкуйники, зимовали среди льдов и сугробов, гибли и выживали. И вновь натужно скрипели их весла, и раздувались паруса, звенели песни над Двиной, Печорой, Обью и даже на островах холодных Баренцева и Карского морей.
Все дальше уходили ушкуйники, и вслед за ними шли купцы. Об этом свидетельствуют древние новгородские сказания и повести. «В лето 1032 князь Улеб изыде из Нова города на Железные врата и вспять мало кто возвратишися, но многие там погибоша», – написано в повести о походе за Урал князя Улеба. А в летописи Нестора 1095 года читаем: «Югра же есть людье язык нем и сидят с самоядью в полунощних странах».
В ХII веке, а если точно, то в 1187 году, Печора и Югра были уже государственные «волости подданные», и новгородские воеводы совершали регулярные большие походы как на Европейский Север – через Печорский край к берегам Баренцева моря и Новой Земли, так и на Азиатский – за Урал, к Оби и Енисею. И довольно хорошо познали зауральских людей и их обычаи.
Мирно торговали и гостили у югров и самояди новгородцы. Подолгу жили с ними, сильно дивясь тому, что видели: соболям, деревянным идолам, полярным сияниям, озарявшим волшебным светом черное небо. Однако «туч звериных», «соболиного дождя» и «пушной пурги» со страниц «Сказаний о человецах незнаемых в восточной стране» никто не видел, хотя и тогда отыскивались хвастуны, привиравшие изрядно. Словом, Великий Новгород в конце концов хорошо изучил и прочно освоил Югру с Самоядью.
Историческая заслуга Новгородской республики в познании и освоении северных земель велика и неоценима. Этот факт отмечали Маркс и Энгельс: «Новгород в течение более 600 лет был вольным городом… Его жители сквозь дремучие леса проложили путь в Сибирь; неизмеримые пространства были им несколько цивилизованы и обращены в христианство…». Эстафету демократичного Новгорода в конце XV века окончательно приняла возмужавшая Москва, впитавшая в себя традиции Золотой Орды. Это уже была новая страница в истории Сибири.
Валерий ИКСАНОВ
