РАССКАЗ
1
Вдали от больших дорог и цивилизаций в провинциальном клубе должен был состояться сеанс гипноза. На ярко размалёванной афише красовался мужской силуэт в чёрном фраке, в белых перчатках и при цилиндре. Из-под густых бровей на зрителя был направлен мрачный взгляд, от которого просто оторопь брала. Так и напрашивалось: «Ты ещё не загипнотизировался? Тогда тебе – сюда!». Вместо этих слов художник-оформитель местного розлива начертал аршинными буквами «Гипнотизёр Арчибальд Ломбардини!!! Непревзойдённый маг всех времён и народов! Вас ждёт незабываемое представление!».
Исполненные юношеского скептицизма, перемежающегося с любопытством, мы со школьным приятелем Ильёй пошли поглядеть, что это за зверь такой – гипнотизёр. Не без волнения расселись по местам и рядам, обозначенным в купленных билетах. Когда в зале погасили свет и как можно сильнее направили лучи прожекторов на сцену, послышалась расслабляющая музыка (как бы сейчас сказали – релакс), и к микрофону вышел он. Энергичный, элегантный, приветливовелеречивый (многоуважаемая публика и всё цветистое словоблудие, полагающееся в таких случаях), разодетый точь-в-точь, как на той афише, только в глазах больше огня и нахальства. Сидели мы буквально в первых рядах и видели всё отлично.
Нет, гастролёр не просил «слабонервных выйти из зала», не предупреждал кормящих мамочек, что «у вас может пропасть молоко», не говорил здешнему начальству, «какие у вас красивые «Волги» перед фасадом клуба»… Маг сразу приступил к делу. Он предложил всем закрыть глаза, крепко-накрепко сцепить свои руки и мысленно повторять: «Мои пальцы и ладони – одно целое, они никогда не разомкнутся, они сливаются друг с другом, деревенеют и застывают навсегда!». Страшно-то как, Господи! Но мы с другом не испугались, честно выполнили требуемое. Тем временем гость отдал следующую команду: «А теперь попытайтесь расцепить руки! Если не получится, идите на сцену!».
Сколь я ни старался, конечности мои всё равно размыкались. Это было огорчительно. Ибо очень хотелось на сцену, к магу и волшебнику! К моему удивлению, у Ильи руки никак не разъединялись, и он послушно отправился к гипнотизёру. С разных концов зала туда же потянулись такие же внушаемые зрители. Их было десятка два, не более. Они поочерёдно подходили к человеку во фраке, он картинно производил пассы пальцами в белоснежных перчатках и мгновенно освобождал бедолаг от мрачной перспективы «так и ходить» с сомкнутыми руками. Однако со сцены их не отпускал. Он властвовал, он говорил: «Вы находитесь на цветущем лугу. Так рвите эти красивые цветы, плетите венки, украшайте ими ваши головы!». И они «собирали». И «плели». И водружали «венки» на свои головы…
Смешки, возникавшие в зале то тут, то там, перешли в откровенный хохот. Народ узнавал и не узнавал своих близких, друзей и знакомых. Что с ними? Уж не двинулись ли рассудком?!
– А вы не смейтесь! – грозно потребовал артист. – Это очень серьёзное дело!
Он почему-то взял за руку моего друга Илью, который в тот момент сильно увлёкся «сбором цветов», подвёл его как можно ближе к авансцене и сказал:
– Держу пари, парень теперь не узнает никого из близких или друзей, даже если они назовут его имя. Есть в зале такой человек?
– Есть!!! – крикнул я с места.
– Так выйди и убедись в этом! – маг, не церемонясь, обратился ко мне на «ты», что ощутимо царапнуло моё самолюбие.
Движимый чувством протеста, я взбежал на сцену и, приблизившись к Илье, на секунду оцепенел, потерял дар речи. Я… не узнал своего приятеля. Холодный потусторонний взгляд шёл сквозь меня, мимо меня.
– Илья, это я, Тодор. Узнаёшь меня? – крикнул ему прямо в упор, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Тодор, Илья тебя не знает! – торжествующе констатировал маг, метнул в меня злой взгляд, как мне показалось, запоминая моё имя. Затем поднёс микрофон к приятелю: – Ты правда не знаешь этого человека?
– Нет! – механически произнёс мой друг.
– Это неправда! – я резко выхватил микрофон из рук гипнотизёра и с негодованием рявкнул в его адрес: – Это шарлатанство! Ты никакой не волшебник, а прохиндей! Немедленно расколдуй моего друга!
В запале мной было допущено явное противоречие: шарлатан не может ни заколдовать, ни расколдовать – значит, тут не всё так просто…
– Ну, ладно-ладно, – гость примирительным тоном завершил действо, аккуратно отобрал у меня микрофон и лёгким щёлчком пальцев в перчатке вывел Илью из небытия.
Не дожидаясь конца представления, мы вышли из зала. Сгорая от нетерпения, я полюбопытствовал:
– Дружище, а ты что, в самом деле поддаёшься гипнозу?! Чтото в тебе раньше этого не замечалось.
– А я и не был загипнотизирован, – вдруг заявил мой дружок. – Ты же знаешь, что я занимаюсь в драматическом кружке. Вот и решил сыграть якобы очень внушаемого. И у меня это получилось! Согласись! Пойдём по этому случаю вдарим по кружке пива.
– Как ты меня разыграл! А главное, этого раздолбая-волшебника вокруг пальца обвёл! Молодец! – мне было чрезвычайно радостно за Илью. Тем более что ближайшим летом исполнилась его мечта – он поступил на актёрское отделение ГИТИСа…
Я же пошёл по другой стезе – по журналистской.
2
Много лет спустя в одном большом городе давали гипноз. Реклама, многоцветная, вся из себя модерновая, зазывала в самый красивый Дворец культуры, на представление гипнотизёра… Арчибальда Ломбардини. Неужто того самого? Неужто – совпадение?! Может, тёзка какой? Просто взял да и прилепил себе звучный артистический псевдоним. Почему нет?
Директор дворца по причине закадычной дружбы не раз и не два предоставлял мне возможность посетить самые «убойные» концерты или спектакли заезжих артистов. И на этот раз, проводив меня до самой гримёрной, он только и успел открыть рот, чтобы представить меня выходящему навстречу гастролёру.
– А-а, прочь-прочь отсюда! – завопил тот, не давая нам опомниться. – Журналистов ещё тут не хватало!
Хозяин дворца удивлённо посмотрел на меня:
– Так вы знакомы?!
– Нет, впервые вижу, – соврал я.
– Николай Селиверстыч, зачем же вы так? – пристыдил мага директор. – Это наш уважаемый …
– … журналист Тодор! Или как вас там – Теодор! – прервал его на полуслове чародей. – Не будет никакого интервью! Мой помощник принесёт вам публикации обо мне в других городах – можете ими воспользоваться.
– Что ж, нет, так нет. Но присутствовать на представлении всётаки буду – имейте в виду! – с металлом в голосе заявил я хамоватому гостю.
Немая сцена. Сопровождавший меня директор, казалось, потерял дар речи. Помолчав с минуту, он развёл руками и пошёл в свой служебный кабинет.
Артист, оказавшийся Николаем Селивёрстычем, тем временем изобразил крайнюю занятость – дескать, готовиться надо к представлению. Я же откровенно пялился на него: а ведь время почти не изменило «Арчибальда» – только сгорбился слегка. А лицо? В таком же гриме, что и двадцать лет назад, оно-то как раз и было узнаваемо.
– Идите, не мешайте работать, – глухо буркнул он, возвращаясь в гримёрную. – До встречи на представлении!
…В переполненном зале, усевшись на своё место, обозначенное в директорской контрамарке, я словно в машине времени перенёсся далеко-далеко назад, увидев на сцене то же действующее лицо – тот же фрак, цилиндр, белые перчатки. Та же расслабляющая музыка, те же команды сцепить-расцепить руки, та же группка внушаемых зрителей «собирала цветы на сцене». Какая скука! Хоть бы что-нибудь новенькое придумал! Даже меня загипнотизировать опять не смог!
– А теперь, уважаемая публика, минуточку внимания! – вывел меня из раздумий голос со сцены. – В этом зале сидит и мешает мне работать… ваш невоспитанный журналист!
– У-у! – неодобрительно загудел зал. «Журналюг» в те годы многие уже откровенно ненавидели.
Между тем диктофон мой включён и чётко записывает происходящее. И надо же такому случиться, этот чудодей на букву «м» спускается со сцены и направляется прямо в мою сторону. Прожектор выхватывает из темноты недоумевающие лица зрителей, которые поворачиваются вслед магу и волшебнику. И вот на потеху собравшимся артист останавливается около меня. Нас освещает мощное электричество, гастролёр говорит что-то типа «как вам не стыдно, молодой человек?», а я по ходу «импровизации» широко улыбаюсь и обращаюсь к зрителям в предоставленный микрофон:
– Дамы и господа! Николай Селивёрстыч – мой старый приятель. Вот он и попросил меня разыграть злодея-журналиста. Правда, Арчибальд?
Я дружески похлопал его по плечу. А народ тем временем заходился в восторге: надо же, а этот маг ещё и большой шутник! «Шутник» тем временем молча побрёл к сцене, ещё больше сгорбившись. Мне в ту минуту почему-то было сильно его жалко…
3
…На светском рауте собрались те, кто по праву и по чину был здесь ждан и желаем. Мужчины в смокингах и во фраках, при бабочках, женщины в изысканных нарядах, некоторые одеты в легчайшие и дражайшие меха, при тонком макияже. Атмосфера, ароматизированная редким парфюмом, в воздухе разносится дразнящий запах дорогого алкоголя, разлитого в хрустальные фужеры, бокалы и рюмки. Милые, ничего не значащие беседы, выразительные (а то и мимолётные) взгляды, перезвон «чоканий», дежурные мини-тосты.
Пресс-атташе и начальник службы информации в одном лице – это я. После протокольного сопровождения «шефа» мне полагается и можется слегка ослабить узел галстука, пригубить глоток-другой сухого шампанского, но не более того. Меня узнают, кивают, мы соприкасаемся стёклами дорогой посуды, некоторые издали поднимают бокал: мол, будь здоров.
В поле моего зрения попадает человек во фраке, в белых перчатках… Но без цилиндра. Дресс-код: мужской головной убор здесь неуместен. Что за наваждение?! Неужто опять? Присматриваюсь повнимательнее: да, это он, точно он. Ловлю в ответ краткий и цепкий взгляд: мол, я тебя тоже узнал. Направляется в мою сторону. Ставлю фужер с напитком на столик, отворачиваюсь, хочу раствориться в толпе: не желаю с ним «чокаться», не желаю «здрасьте» говорить. Но что-то удерживает меня на месте. Неужто гипноз?! Резко оглядываюсь. Точно, он совсем рядом. Сверлит меня взглядом и в то же время касается рукавом края моего фужера. Туда уже чтото брошено и растворилось в нём – лишь мелкие пузырьки быстробыстро поднимаются вверх. «Ах ты гад!» – мелькнуло у меня в голове. И, видимо, эта фраза прочиталась им в моих глазах. Его секундная растерянность провоцирует неловкое движение и опрокидывает ёмкость. Её содержимое выливается на пол.
– Арчи!!! – обеспокоенный женский крик заставил его обернуться. Но дама в платье, отороченном дорогим мехом, обращалась вовсе к нему – её крохотная проворная собачка в жилеточке из того же меха почему-то оказалась у пролитой лужицы и с удовольствием лакала шампанское, предназначенное мне.
– Николай Селивёрстыч, пройдёмте! – вежливо взяли Арчибальда под белы руки дюжие молодцы из секьюрити.
Он послушно последовал команде. Затем оглянулся и указал пальцем на меня:
– Рузвельт!.. Теодор!.. 35-й президент Америки!
Странно. Называет имя 26-го правителя США, а порядковый номер – 35-го, то есть президента Джона Кеннеди, убитого при известных обстоятельствах. Нет, это не мистика, не ошибка, а прямое указание присутствующим здесь сообщникам: этого парня необходимо прикончить. В то же мгновение я ощутил изучающий взгляд некого субъекта, в котором явно читалось: «Всё понятно. Это ты его сдал!». Позже знающие люди сообщат мне, что Арчи – это его кликуха в определённых кругах, а взяли его за дело: под видом артиста он развозил по городам и весям какие-то «запрещённые вещества». Выходит, он боялся, что мне могут быть известны истинные его проделки. Потому и щетинился-беленился: мол, никакой ты не журналист – знаем мы вас.
– А-а-рчи-и-и! – причитала женщина над маленьким мохнатым комочком. – Господи, помогите же кто-нибудь!
Служба безопасности, как и полагается, привела ветеринара, он использовал требуемый антидот. Псинка встрепенулась и резво запрыгнула на руки присевшей на корточки заплаканной своей хозяйки…
Тодор ВОИНСКИЙ
