ВЕТЕР СТРАНСТВИЙ
Замечательное всё же изобретение – Интернет! Благодаря ему мы оперативно получаем информацию, которая раньше распространялась лишь через «сарафанное радио», общаемся с людьми из других городов и стран, заводим романы и создаём семьи, находим потерянных друзей и одноклассников, объединяемся в виртуальные клубы по интересам, самореализуемся… А мой друг Юрий Корнеев благодаря Интернету попал в антарктическую экспедицию.
Юрка по профессии врачанестезиолог. В то время, а дело было в 2005 году, зарплаты у провинциальных врачей были, мягко выражаясь, невелики, а финансовых проблем перед семьёй молодого доктора стояло немало, и они из месяца в месяц только усугублялись. И вот во время очередных похождений по виртуальным просторам Сети ему на глаза попалось объявление о вакансиях врачей для полярных экспедиций.
Юрий вместе со своим товарищем и коллегой, хирургом Олегом, решили отослать свои резюме по указанному мейлу. Ни на что особо не рассчитывая – так, на всякий случай. Но через несколько дней неожиданно получили ответ с приглашением приехать для личного собеседования в Петербург, в Российский институт арктических и антарктических научных исследований.
В указанное время друзья прибыли в северную столицу, на улицу Беринга, где находится означенный институт. Собеседование не продлилось долго – они попили чай в кабинете у бородатого дядьки, похожего на советского «шестидесятника», который оказался известным полярником, Александром Горбуновым, а заодно и их будущим начальником, старшим врачом передвижного медицинского отряда, и получили добро на участие в очередной антарктической экспедиции.
Ребятам было предложено отправиться на зимовку на станцию «Восток». Тогда это название ещё ни о чём им не говорило. Это потом, погуглив, они узнают, что станция расположена в самой холодной точке земного шара (во всяком случае, самая низкая температура на Земле за всю историю наблюдений –89,6 градусов ниже нуля была зарегистрирована именно здесь). Кроме того, что это место считается самым труднодоступным в Антарктиде, а стало быть, и на всей планете. И ещё немало всяких сколь пугающих, столь и захватывающих подробностей.
Хотя предложенная зарплата была не сказать чтобы очень уж высока, но возможность изменить на время свой образ жизни, побывать на другом конце земного шара, увидеть и испытать чтото новое, ещё совершенно неизведанное, захватила Юрия и его товарища. Кто там сказал, что перевелись уже настоящие романтики?
И меньше чем через четыре месяца, в начале ноября, друзья снова приехали в Петербург. Пройдя медицинскую комиссию, они погрузились на корабль «Академик Фёдоров» и под звуки оркестра и рыдания безутешных жён полярников (Юрию в этом плане было легче, его супруга осталась дома) отправились на другой конец Земли.
Настроение у будущих полярников было противоречивое. С одной стороны – манила загадочная неизвестность, а с другой – было немного страшновато, по причине той же самой неизвестности впереди. Юрий не боится в этом признаться. «Только в момент отплытия ты начинаешь по-настоящему, остро, понимать, что назад пути уже нет. И что никто не может сказать, какие события, лишения и неожиданности поджидают там, дальше»,– рассказывал он.
Но невесёлый настрой быстро рассеялся. Корабль вёз смену на все российские антарктические станции, так что новых знакомых и интересных собеседников на судне оказалась масса, и скучать по дороге не пришлось. Кроме того, по пути «Академику Фёдорову» предстояли остановки в зарубежных портах.
Первая стоянка была в германском Бремерхафене. Юрий первый раз в жизни выбрался за пределы России. И, по его словам, знакомство с Европой воочию стало для него культурным шоком. Словно он попал в иную, параллельную Вселенную. Причём больше всего его поразили не благоустройство и чистота на улицах, и даже не порядок «в клозетах и в головах», а особая психологическая атмосфера. После повсеместных российских грубости и хамства, которые в нашей стране отчего-то считаются брутальной маскулинностью, и даже культивируются, словно некие позитивные качества человека, оказавшегося в европейском городе, поражает абсолютная дружелюбность к нему окружающих и непривычная всеобщая вежливость.
«Человечно там у них как-то всё», – так кратко охарактеризовал свои впечатления Юрий. Загрузив оборудование и взяв на борт команду немецких коллег, «Академик Фёдоров» миновал Ла-Манш, вышел в Атлантику, прошёл мимо Канарских островов, предоставив пассажирам возможность полюбоваться пляжами острова Тенерифе («увидев его, мы начали прикидывать – реально ли доплыть до берега, если сейчас «десантироваться» за борт»,– смеётся Юрий), оставил за кормой побережья Марокко, Либерии, Экваториальной Гвинеи, Анголы… И через три недели корабль приблизился к самому южному из крупных африканских портов, Кейптауну. Здесь путешественникам предстояла ещё одна большая стоянка.
«Тут я наглядно понял, насколько же всё-таки маленький шарик, на котором мы живём, – делился Юрий. – Прошло всего какихто двадцать дней, а мы проплыли вдоль него уже практически из конца в конец».
От Кейптауна у Юрия тоже остались потрясающие впечатления. «После маленького родного Калача и сумрачного Волгограда Кейп воспринимается как сказка, как яркий цветной сон, – рассказывает Юрий, и в его глазах в эти минуты вспыхивает неприкрытая ностальгия. – Об этом месте нельзя рассказать словами, там надо побывать, прочувствовать его. Это город, где люди умеют по-настоящему радоваться жизни. Не знаю, что тому причиной – может, климат, может, что-то иное. Могу сказать одно, от уровня жизни это никак не зависит. Наш россиянин может быть намного богаче тамошнего жителя – ездить на дорогущей машине, скупать за один визит половину местного «Ашана», но быть при этом хмурым, вечно чем-нибудь озабоченным, недовольным и неулыбчивым. В Кейпе же даже самый неимущий, выходя на улицу в своих последних шортах, застиранной футболке и тапочках на босу ногу, чувствует себя при этом счастливым. Такое ощущение, будто над самим городом разлита аура беззаботного счастья и непрекращающегося праздника».
Но загрузка трюмов корабля продуктами для зимовки закончилась, и надо было отправляться дальше, на юг. Близость Антарктиды обитатели «Академика Фёдорова» ощутили достаточно быстро, уже через три дня после отплытия из Кейптауна. Ещё вечером они прогуливались по палубе в шортах и майках без рукавов, а уже следующим утром, выбравшись из кают, почувствовали, что в летней одежде стало совершенно не уютно, и отправились обратно, надевать что-нибудь потеплее. А ещё через несколько дней обитатели корабля увидели настоящий айсберг.
Точнее, плавающие льдины попадались по пути и до того, но бывалые полярники, видя, как новички показывают на них пальцами и кричат: «Вон, айсберг плывёт!» только посмеивались, говоря: «Не видели вы ещё айсбергов, ребята». Но на сей раз айсберг оказался самым что ни на есть настоящим. Это была огромная ледяная гора, и на ней сидели настоящие пингвины – видимо, животные не успели «эвакуироваться» с отломившейся от берега материка ледяной глыбы. Когда-то их собратья доплыли на подобном «плавсредстве» до самой Южной Африки. Во всяком случае, только так можно объяснить появление в окрестностях Кейптауна колонии пингвинов, совершенно нетипичных для фауны тех широт.
Но это были ещё цветочки. Ближе к Антарктиде путешественникам довелось увидеть суперайсберг, целый ледяной остров, размерам которого могут позавидовать некоторые государства – 60 миль в длину и 18 в ширину. «Академик Фёдоров» прошёл совсем рядом с ним, вдоль его торчащей из воды стены.
До побережья материка оставалось уже совсем немного. Последние километры судно было вынуждено ломать льдины, на манер ледокола. И всё равно остановилось, не дойдя до берега километра четыре. За прибывшими полярниками и грузом прилетели вертолёты, здесь это самая обычная процедура.
Когда вертолёт заработал лопастями и поднялся в воздух, Юрию опять стало не по себе, он снова ощутил точку невозврата, как тогда, в петербургском порту, только намного острее. Но постарался как можно быстрее переломить и прогнать гнетущее настроение. Переигрывать было уже поздно. Впереди ждала Антарктида.
Перед тем как отправиться по месту назначения, на «Восток», члены экспедиции сделали кратковременную промежуточную остановку на другой российской станции, прибрежном «Прогрессе». Там Юрий с Олегом немного адаптировались к антарктическим условиям и получили пусть несколько отдалённое, но всё же наглядное представление о том, что им предстоит в течение ближайшего года.
Самым первым и самым ярким впечатлением Юрия от Антарктиды была бесконечная сверкающая белизна. Везде, куда бы он ни кинул взгляд, от подошв обуви до горизонта, со всех четырёх сторон. По его словам, даже сам воздух вокруг казался наполненным искрящимся сиянием. Эта белизна создавала ощущение нереальности происходящего, сна наяву. Человек среди этих сверкающих бесконечных просторов и почти космического холода сам себе кажется чужеродным элементом, по какому-то чудовищному недоразумению оказавшимся в чуждом и враждебном мире.
И в то же время этот мир парадоксальным образом завораживает и притягивает к себе. Немало людей «заболели» Антарктидой и теперь ездят на зимовки из года в год, уже не в силах представить себе свою жизнь без этого белого безмолвия. У меня такое впечатление, что и Юрий многое отдал бы за то, чтобы вновь оказаться там, хотя бы ненадолго.
– С Антарктидой нельзя на «ты», она такого не прощает. Её надо уважать, – рассказывает о своих впечатлениях Юрий. – Это место, совершенно неприспособленное для существования человека.
У меня порой возникало впечатление, что нахожусь на какой-то другой планете. У нас даже самой суровой, снежной и морозной зимой всё равно жизнь не останавливается – то птица пролетит, то следы пробежавшего животного на снегу увидишь... В Антарктиде же никакой жизни, во всяком случае, никаких хоть сколько-либо видимых её признаков нет. Кроме пингвинов на побережье.
После того как разобрались с прибывшим на «Академике Фёдорове» грузом, Юрий на самолёте отправился на свой «Восток» (Олег уже отбыл туда неделей раньше, принимать смену).
Самолёт всё время набирал высоту, но расстояние до земли при этом не увеличивалось. «Странно так было – моторы надрываются, высота всё растёт, уши закладывает, а до земли, точнее, до льда – всё те же самые 600 метров», – делился потом он. Причина, как несложно догадаться, в том, что ледяные кручи тоже поднимались вверх. Антарктический континент вообще представляет собой огромную выпуклость, купол, ледяной нарост на земном шаре. Лётчики рассказывают, что, когда летят к центру материка, тратят в два раза больше горючего, чем возвращаясь назад. В обратном направлении самолёт буквально планирует сверху.
От побережья до того места, где расположен «Восток», – 1400 километров, ненамного меньше, чем от Тюмени до Москвы. И на протяжении всего этого расстояния – ни одного человека, ни одного животного, ни одного растения… Только гладкий, сверкающий лёд.
Когда люди, незнакомые с темой (а таких подавляющее большинство), слышат краем уха про полярные станции, им, как правило, представляется что-то наподобие антарктической базы из фильма Джона Карпентера «Нечто» – большие, уютные, просторные корпуса, под завязку набитые сверхсовременной научной аппаратурой. Юрий же, выбравшись из самолёта, увидел совершенно другую картину.
Станция «Восток» сейчас полностью находится под слоем льда. В 1966 году, когда станция строилась, это были домики на сваях. Но в Антарктиде непрерывно происходит нарастание снежноледяного покрова – примерно по шесть сантиметров в год. Так что со временем под ним оказались погребены и сваи, и сами домики. И сейчас зимовщики обитают там на манер толкиеновских хоббитов в норе – с поверхностью их соединяет прорубленный в слежавшемся льду трёхметровый тоннель.
Строения погрузились даже глубже, чем полагается «по графику», из-за ещё одной особенности здешних мест – любой непрозрачный предмет, будь то брошенный рюкзак или целый дом, поглощают солнечное тепло, в отличие от ледяной поверхности, зеркально отражающей потоки солнечных лучей. И, нагреваясь выше температуры окружающей среды, начинают медленно, но верно растапливать под собой снег, опускаясь в него.
Из-за отсутствия какой-либо вентиляции в помещениях станции царит никогда не выводящийся затхлый запах. К которому, впрочем, быстро привыкаешь. Невозможно привыкнуть к другому. Как я уже упоминал, антарктический материк представляет собой огромную возвышенность.
И «Восток», располагающийся в глубине континента, находится на высоте почти 3500 метров над уровнем моря, словно на вершине горного хребта. (А учитывая высокие южные широты, эта высота соответствует приблизительно 5000 метров на средних широтах, почти высота Эльбруса). Воздух разрежен, и у людей развивается кислородное голодание. Как у альпинистов. Только в отличие от альпинистов, которые, покорив горную вершину, тут же спускаются с неё обратно, обитатели «Востока» в этих условиях живут целый год.
Человек, попадающий в подобные условия, сразу, без предварительной адаптации, сначала чувствует что-то наподобие эйфории, ему хочется бегать, прыгать и ходить на ушах. Но чем больше он даёт волю этим желаниям, тем суровее будет расплата через несколько часов, когда его настигнет приступ горной болезни. Все эти особенности за много лет прекрасно пройдены и изучены многими поколениями полярников, поэтому, когда Юрий по прилёте резво вскочил с сиденья, закинул на плечо свою сумку и лихо выпрыгнул из люка, лётчики настоятельно порекомендовали ему умерить эмоции и медленно-медленно двигаться в направлении пришедшего за ним снегохода. И отобрали сумку, потому что никакие тяжести, даже самые незначительные, первые несколько дней, пока идёт адаптация, поднимать ни в коем случае нельзя.
Самое первое, что бросилось в глаза Юрию и неприятно его поразило, когда он зашёл, наконец, на станцию – почерневшие губы встречавшего его Олега. Юрий сначала ужаснулся от такого зрелища, но потом, убедившись, что друг не превратился в зомби, и остался таким же весёлым и жизнерадостным, каким улетал неделю назад с «Прогресса», быстро привык к этой особенности своих товарищей по зимовке. Тем более что и его собственные губы очень быстро стали такими же вследствие недостатка кислорода.
На базе Юрия ждала ещё одна встреча, совершенно неожиданная, с человеком, которого он немного уже знал, правда, заочно.
Когда, вернувшись из Петербурга после своей первой, ещё разведывательной поездки, Юрий скачал всё, что только можно было найти в Интернете на тему «Востока», и потом увлечённо просматривал вместе с женой, их внимание привлёк колоритный полярник в неизменной красной клетчатой рубахе на снимках. Каково же было удивление Юрия, когда зайдя на станцию после прилёта, он увидел там его собственной персоной! В красной рубашке в клетку, той же самой! Это оказался Владимир Соляник, живая легенда «Востока», приехавший сюда на свою уже пятую по счёту зимовку! Одна из галерей, проложенных под снегом, здесь так и называется – «улица Соляника», он вырубил её сам, собственными руками.
Когда трудный и мучительный период адаптации, во время которого даже просто передвигаться по станции на своих двоих следовало с величайшей осторожностью, под страхом одышки, тошноты и жестоких головных болей, наконец, миновал, и организм Юрия приспособился к новым условиям, они вдвоём с Олегом сделали вылазку на легендарную буровую, где вот уже больше 35 лет, с 1970 года учёные и буровики пытались пробиться к реликтовому озеру, похороненному под ледяной «шапкой» миллионы лет назад. Озеро тоже получило название Восток, в честь станции, которая находится в 4 километрах над ней.
Упорство и настойчивость, с которыми стремились к реликтовым водам учёные, объясняются тем, что они рассчитывали в результате увидеть и изучить древнее озеро таким, каким оно было «законсервировано» во времена оны, и, может быть, найти формы жизни, сохранившиеся только там, в изоляции от беспокойного внешнего мира. (Так в итоге и вышло, когда до воды, наконец, добурились, в ней были найдены совершенно неизвестные ещё биологии виды бактерий, но это произошло уже намного позже, в 2012 году).
Обитатели буровой встретили гостей, по выражению Юрия, «как родных». В изолированных от мира коллективах умеют ценить то, что называется роскошью человеческого общения. Как раз в этот день они достали первый керн нового бурового сезона и по такому случаю устроили маленький праздник. Такие праздники являются здесь доброй традицией, историю работ на буровой станции можно изучать по множеству прикреплённых к стене пробок от шампанского с пометками, достижение какого именно рубежа глубины отмечалось той или иной бутылкой.
На прощание Юрию с Олегом вручили кусочек льда многомиллионолетней давности.
Юрий предложил разбавить водой из этого льда спирт и выпить по рюмке. Можно сказать с уверенностью, что мало кому из живущих на Земле людей доводилось пить столь экзотический коктейль. Но потом от этой идеи всё же отказались, вспомнив, что шахта во избежание замерзания заливается керосином и прочей малоаппетитной химией.
Начались полярные будни – день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Впрочем, течение времени здесь отсчитывают не неделями, а «банями». Что и неудивительно, учитывая, что возможность помыться, а также поменять бельё у зимовщиков выдавалась только раз в семь дней, и оттого это событие становилось настоящим праздником. «Счастливые, в душе каждый день купаетесь»,– с белой завистью писал Юрий друзьям в своих мейлах со станции (благо, спутниковая связь позволяла время от времени отправлять и получать короткие электронные письма, хотя и без вложений). Он так и выражался – «до конца зимовки осталось столько-то бань».
Во время одной из первых своих бань Юрий был торжественно принят в члены станционного банного «Клуба 150» – после того, как из натопленной до 120 градусов сауны выскочил на тридцатиградусный мороз. А когда началась зима и температура за стенами понизилась до –80 градусов, его ждало вступление в «Клуб 200».
Накануне наступления полярной ночи начинающему полярнику довелось пережить ещё одну, очередную точку невозврата. Это было, когда с базы уходил последний в сезоне санно-тракторный поезд, с которым теоретически можно было отбыть на Большую землю. С этого момента начиналась настоящая, автономная зимовка. Станция и её маленький коллектив из двенадцати человек оказались почти на целый год, с конца января по декабрь, полностью отрезанными от внешнего мира. И добраться до них не смог бы уже никто, даже при самом большом желании и даже в самом экстренном случае. Не говоря уже об эвакуации. В условиях антарктической полярной ночи все придуманные человеком средства передвижения бессильны.
Жутковато это, наверное – остаться совсем наедине с бесконечной холодной пустыней, на крошечном островке, отвоёванном людьми у чуждого, враждебного и непонятного мира. К тому же отсутствие ежедневного душа и ряда бытовых удобств оказалось далеко не самым большим лишением.
– Там больше всего не хватает самых простых и обыденных вещей, к которым все мы здесь настолько привыкли, что просто их не замечаем, – говорит Юрий.
– Земли под ногами, городского гула, яблока, сорванного мимоходом с дерева, возможности пойти вечером на берег реки, где можно посидеть, глядя на закат… А больше всего «убивает» информационный вакуум. Здесь все мы каждый день ходим на работу, передвигаемся по улицам, при этом знакомимся с какими-то новыми людьми или встречаем старых знакомых, которых не видели некоторое время, и всё время обмениваемся с ними новой информацией. И даже неважно, значима она для нас или нет, просто человек так устроен, что ему это необходимо. Там же всего этого нет.
Только двенадцать человек, которые всё время, ежедневно, на виду друг у друга, изученные за месяцы непрерывного общения так, словно это родные братья, с которыми прожил много лет, и которые уже не скажут ничего нового и ничем не удивят.
Помню, когда мы через год, всей компанией, оказавшись снова на борту «Академика Фёдорова», организовали праздничное застолье в каюте, один из нас, взяв слово для тоста, сказал только: «Ну вы меня и достали там, ребята! Не представляете, как. Наконец могу вам об этом сказать!» И все засмеялись. Потому что как раз прекрасно всё представляли, на собственном опыте.
Но человеку свойственно привыкать ко всему. И Юрий тоже, в конце концов, привык к этому странному и необычному миру, так что даже сжился с ним и начал находить в антарктической жизни свои плюсы и достоинства. Вот отрывки из его писем со станции:
«…Что поехал, не жалею, только иногда тоска нападает по дому, но говорят после середины уже веселее будет. У меня на стене висит календарь, и каждый вечер я маркером зачёркиваю один день, так приятно, как будто приближает к дому. Сначала смотришь – все клетки пустые, а теперь второй месяц пошёл, уже веселее, крестов много и, кажется, что время быстро летит. Нашёл гантели, закончатся авралы – буду потихоньку заниматься, английский буду учить (кстати, такая классная программа есть в виде игры), скоро с Олегом станем специалистами по фильмам. Не, ну в целом здесь, на Востоке, хорошо».
«Вчера включили какую-то электронную музыку, а у нас репродуктор на улице, вышел я, смотрю на бескрайние снежные просторы, и эта музыка была так в тему этому нереальному миру, я минут 40 слушал, пока не замёрз, непередаваемые ощущения».
«Люди здесь интересные, конкретные такие, закалённые трудностями, не то, что у нас – болтуны и любители понтов. Здесь всё по-другому, трудно объяснить, ну здесь материальная составляющая роли никакой не играет, нету спешки такой, как у нас, человек, если приходит к тебе, не потому что ему от тебя что-то надо, а просто поговорить о том о сём».
Так миновал год. И в декабре 2006-го я получил от Юрия его последнее письмо с «Востока»:
«У нас всё хорошо, сидим на чемоданах. 14 декабря приняли канадский самолёт, к нам прилетели 4 человека из буровиков. Новые лица, свежие новости, посидели, рассказали они нам, что нового в мире творится. И мы поняли, что станция «Восток» – самое безопасное и спокойное место на планете. Странно, раньше мы думали иначе. <…> Сейчас на станции идёт подготовка к сдаче её следующему составу, генеральная уборка помещения и окружающей территории, сдача ненужных вещей и т.п. А я сегодня сходил в последнюю баню, окинул её напоследок грустным взглядом, придётся ли ещё когда-нибудь побывать здесь или нет. <…> Погода хорошая, температура –25 градусов. Ветра нет, солнце слепящее. В общем, для самолёта в самый раз. Кстати, первый самолёт потерпел аварию, при посадке неудачно накренился, разломал винты, крылом коснулся земли (вернее снега), хорошо, люди не пострадали. Так что, пришлось срочно вызывать из Канады другой, точно такой же. Тот назывался Lidia, а этот Steffi. У них самолёты имеют традиционно женские имена. Девушка по имени Штеффи и должна будет вырвать нас из плена вечной мерзлоты и снега к берегу океана и цивилизации. Санно-тракторный поход прошёл более 800 км. Идёт, как никогда, резво. Ну мы его уже не увидим, наверное. Ну вот пока и все наши новости. Пишите, как будете отмечать Новый год. До скорой встречи. Ю. V o s t o k _ b a s e / Antarctica/16.12.2006».
И скоро мы уже хлопали по плечу друга, вернувшегося из почти полуторагодового дальнего странствия. А потом, собравшись полукругом у монитора, с восторгом смотрели привезённые Юркой фотографии и видеоролики, на которых были запечатлены эпизоды его антарктической одиссеи – айсберги, пингвины и полярники.
Роман БЕЛОУСОВ
