ВОСПОМИНАНИЯ
В основе моих записок лежат личные воспоминания, услышанные в детские и юношеские годы, поскольку принадлежат они маме – Юлии Дмитриевне Кутузовой, в девичестве – Витко. Пишу, пытаясь воссоздать отдельные эпизоды из жизни одной семьи прежней Тюмени, а главное, дать некоторое сугубо личное представление об известном человеке, сыгравшем значительную роль в жизни города. Последнему обстоятельству мама была бы особенно рада, а потому считаю, что делаю это с ее благословения.
Мама родилась в 1900-м году, в Тюмени прожила всю жизнь, хорошо знала ее и очень любила. Помню, приходим с ней в детскую поликлинику на улице Ленина (сейчас – музей «Дом Машарова»), она остановится, обратит мое внимание на то, как красивы дом и двор с пышно цветущей сиренью, объяснит прежнее назначение дворовых построек и скажет: «Это усадьба семьи Машаровых. Чугунно-литейный завод, сейчас «Механик» (с 1966-го – «Станкостроительный») им принадлежал. Как и прежде, завод первым гудит по утрам».
Собираюсь на вечер в четвертую школу, что на Ишимской (ныне – улица Орджоникидзе), мама подает отглаженный белый фартук и говорит: «В жернаковский дом идешь – большой, красивый. Осмотри все как следует, придешь – расскажешь. Я прежде бывала там – на детских праздниках и молодежных балах. Как веселились? Разгадывали шарады, разыгрывали живые картины, потом – танцы, мороженое… Ну, иди с Богом!»
Где бы ни шли по городу, она сыплет фамилиями: Иконников, Колокольников, Гилевы, Шайчик, Аверкиевы. Указывает на их дома, магазины, сады, конторы, вспоминает какие-то истории с ними связанные. Я слушаю, смотрю направо и налево, отмечаю красивый балкон, необычное окно или резные нарядные наличники, но что, кому, когда принадлежало, было совсем неинтересно. Тем более что мама никогда не давала никаких оценок тому, что было, и тому, что есть, а просто вспоминала «ушедшее и ушедших».
Из прежних обитателей Тюмени чаще всего она рассказывала о Текутьеве: их семьи были связаны близким общением. Начинала обычно так: «Много лет подряд, ежедневно, в одно и то же время, часы можно было сверять, в нашей передней раздавался мелодичный звон колокольчика. Он всегда повторялся дважды – это означало, что текутьевский рысак стоит у парадного. Папа уже одетый в тройку или белый чесучевый костюм (в жару), отложив газету, поднимался, целовал нас с братом и быстрой походкой выходил из дома. Мы бежали к окну посмотреть, как ловко усаживался он в пролетку и, помахав нам рукой, отъезжал. Путь всегда был один: Даудельная роща – улица Иркутская, дом Текутьева. Папа, по образованию военфельдшер, служил смотрителем городской больницы и одновременно был личным врачевателем купца 1-й гильдии, городского головы Тюмени Андрея Ивановича Текутьева. В его обязанности, в числе прочего, входило присутствовать за обедом в семье купца».
Мама смолкает, но продолжение последует, может, через несколько минут, а может, через несколько дней. Всякий раз, когда она говорила о Текутьеве, в голосе чувствовалось глубокое уважение к этому человеку: «Как много сделал Андрей Иванович для Тюмени. Вот больница – ведь лучшие ее корпуса полностью на его средства построены. Он постоянно заботился о ней при жизни, а по смерти завещал городу крупную сумму на окончание строительства и на содержание её. Помню, мы очень следили за тем, как поднималось красивое, со шпилем, здание, строившееся специально для рентгеновского аппарата, приобретенного им в Германии. Далеко не каждый город тогда имел такой. Первым рентгенологом был Нестор Николаевич Русских, что живёт в своем доме на улице Хохрякова – дед твоей, Мила, соученицы Марины».
В который раз открывается альбом, вынимаются фотографии с дарственными надписями деду. Мама комментирует: «Это Александр Семенович Гасилов – городовой врач и старший врач больницы, очень долго работал в ней, благороднейший человек! А вот Владимиров Александр Сергеевич – хирург. Красавец! Это он оперировал раненого в Покровке Григория Распутина. Ох, и шуму было, когда тот лежал у нас в больнице! Курьеры, депеши высочайшие! Сама Вырубова, фрейлина императрицы, прикатила. Мы жили на больничной территории, которая, по сути, была тогда садом – яблони, цветущие кусты, прекрасная липовая аллея – и называлась Даудельная роща. Здесь я однажды и увидела выздоравливающего Распутина, вот, как вас. Возвращаюсь из гимназии, он сидит с папой у нашего дома на скамейке. Пришлось присесть перед ним в реверансе. Тяжелый взгляд был у него – глаза маленькие, масляные, неприятные».
Помолчав, мама возвращается к Текутьеву: «А какой театр он построил рядом со своим домом, на Иркутской (сейчас Ленина) – большой, красивый, богатый! Ставились в нем драмы, комедии, водевили и даже оперы – приезжими труппами. А иногда любительские спектакли устраивались, они также хорошо принимались публикой. Папа участвовал в них – комедийные роли ему удавались. Андрей Иванович сам контролировал стоимость билетов, следил, чтобы посещать театр могли и низшие чины, и учащиеся – для них давались бесплатные представления, особенно по большим праздникам».
«К столетию со дня рождения Пушкина Текутьев подарил городу библиотеку, выписав для нее книги из Петербурга. Это была первая общедоступная библиотека: для всех, бесплатная. Сейчас она на Мостовой (ныне Щербакова) улице находится. А построенное им ремесленное училище скольким людям дорогу в жизнь открыло! Литейная мастерская при нем оснащена была самым современным, по тем временам, оборудованием! Сейчас в здании Текутьевского училища вы учитесь, мои дорогие, ваша – шестая – школа в нем процветает (в настоящее время – факультеты госуниверситета – Л.Д.). И твоя, Мила, школа – № 2, на углу Водопроводной и Советской – тоже его дом (сейчас – ТОГИРРО). Да что говорить, – продолжает мама, – он, мне кажется, больше всех купцов для города-то сделал! А скольким людям помогал! Особенно почитал солдат, возвращавшихся с Первой мировой войны: дарил лошадь и деньги – на обзаведение хозяйством. И простым помогал, особенно молодым, когда замечал в них деловую сметку, трудолюбие и трезвость».
Мама задумывается, потом с горечью замечает: «Большой правдолюб был Андрей Иванович, терпеть не мог пьяниц, лентяев и болтунов. В суждениях резок бывал, оттого и не жаловали его многие городские воротилы. А когда он должность городского головы оставил, каких только пакостей ни устраивали! Очень тяжки для него были их выходки. Вид у него был суров, а душа – светлая. Бабушка наша, Доменика Савватеевна, говорила: «Вы взгляните на него, когда он с ребятишками говорит, вот она, душа-то, когда видна!» Своих детей у Текутьевых не было. Может, поэтому они с женой так привечали нас с братом, подарками баловали. Как член попечительского совета он бывал на торжественных актах в нашей гимназии. Както в разговоре с папой похвалил мое пение на одном из них. Папа был очень доволен».
В один из своих приездов в Тюмень дядя Гриша, мамин брат, вспоминал: «Текутьев страстно любил голубей и имел их великое множество. В день его похорон, во время выноса, голубей выпустили. Они взмыли в небо белой волной, а потом летели за длинной процессией до Спасской церкви, где состоялось отпевание и погребение. Народ уже разошелся, а голуби все кружили над куполами».
Здесь я поставила, было, точку, но потом захотелось сказать вот что. Надолго погрузившись в воспоминания, разговаривая с родными, работая в архиве, я совсем ушла в те далекие времена. И вдруг почувствовала – будто роднее стали мне и мама с дядей, и дед с бабушкой, и прабабушка наша. Текутьев же, Андрей Иванович, прежде такой далекий и почти нереальный, сделался близким, понятным и очень значительным человеком. Талантливый предприниматель, деятельный ревнитель города, в котором жил мудрый и щедрый меценат, глубокий и ранимый, он, как и все мы, не лишен был своих грехов, чудачеств и привязанностей. Но, несомненно, для него было очень важно, чтобы как можно больше людей, живущих рядом, смогли оценить труд и веру, знания и красоту, добродетель и милосердие, а оценив все эти благоприобретения, умножить их и передать следующим поколениям тюменцев, как делал сам.
Вот краткая выписка из духовного завещания А. И. Текутьева, сделанная мной в Тюмнеском архиве (орфография сохранена):
– «На постройку в городе Тюмени через реку Туру моста – 35 тысяч рублей».
– «Александровскому реальному училищу и женской гимназии по 10 тысяч рублей на две стипендии – на вечное время».
– «На начатую мною постройку в городе Тюмени Хирургическую больницу, но не оконченную завещаю на достройку ея двадцать пять тысяч рублей, а также на обеспечение содержания ея на вечное время назначаю двадцать пять тысяч рублей, которые должны храниться в Государственном банке, а%-ты употреблять на содержание больницы»
– «…на расширение и ремонт этой церкви, находящейся на кладбище, пятнадцать тысяч рублей»…
– «…всем моим служащим и прислуге, которая будет находиться в день моей смерти у меня на службе, завещаю по годовому окладу жа л о в ань я… Выдать все деньги сполна без замедления из денег, находящихся на моем текущем счету в банках, из которых пожелают взять»…
Летом 1952 года я отдыхала в пионерском лагере имени Зои Космодемьянской. Там был большой красивый парк. Я любила гулять по его тропинкам, а еще больше – по деревянному горбатому мостику. Маленький, старый, местами поломанный, он буквально притягивал меня. На точеных столбиках его лежали узкие перила, всегда теплые и шершавые. Скользя по ним рукой, доходила до самого высокого места и обращала свой взор вниз, на неглубокую зеленую канавку, что тоже смотрела на меня золотыми глазами одуванчиков.
Когда на родительский день приехала мама, я сразу привела ее сюда. Она разволновалась и рассказала, что давно знает эти места, что прежде это была дача Текутьева: «Мы всей семьей часто и подолгу гостили здесь у него. Тогда под мостиком протекал ручей, прозрачный и говорливый. Андрей Иванович очень любил его и не однажды говорил: «Пока журчит мой приятель, я жив буду». Ручей регулярно тщательно чистили, и он радовал всех своей вкусной водой и веселым нравом. Здесь и кружка всегда висела, но нам нравилось пить из ладошек».
По тропинке молча, медленно идем к берегу. Через какое-то время мама задумчиво говорит: «Как любила я кататься на лодке по Пышме! Сколько желтых кувшинок и белых лилий привозили всегда. А на самом берегу стояли качели – жутко и радостно было взлетать на них над рекой!».
Вскоре останавливаемся у просторной деревянной беседки, похожей на кружевную сказку, – так нарядно-узорчиво она выточена! У нас в ней проходят звеньевые и отрядные сборы. Мама радуется беседке, как близкой подружке: «Прежде она была густо увита разноцветным душистым горошком и огненной настурцией – благоуханная красота ее всех изумляла! Вечерами хозяева и гости собирались здесь у блестящего шумного самовара – пили чай со сливками и пышными теплыми калачами. Частенько застолье заканчивалось общим пением: «У зори, у зореньки», «Слети к нам, тихий вечер». А вот романс «Спи, моя девочка» папа как-то запретил мне петь: его хозяин очень любил, но очень расстраивался потом.
Иногда читали вслух книги. Андрей Иванович особенно любил Толстого и Горького. Помню, в его доме, в Тюмени, висели два необычных портрета этих писателей, изображенных посредством каллиграфически написанных текстов «Крейцеровой сонаты» и «Мальвы» – портреты большие, в красивых березовых рамах. Где они сейчас, Бог ведает».
Мама смолкает, улыбается растерянно, глаза влажно сияют. Ее волнение передается мне, уже по-новому вижу я и мостик, и беседку. Вот так, нежданнонегаданно, встретились в парке, на берегу реки, две юности – мамина и моя.
В те времена, когда о купцах, а тем более о знакомстве с ними, упоминать было не принято и даже небезопасно, нам мама не однажды говорила: «Не может быть, чтобы Тюмень навсегда забыла Текутьева! Вспомнят еще его, обязательно вспомнят!» Сама она не дожила до этих времён…
А 12 августа 2008 года в Тюмени установили памятник Андрею Ивановичу Текутьеву – на бульваре его имени. Большой энергичный человек присел домыслить задуманное: все взвешено, все просчитано. Пора! Сейчас встанет и поспешит – делать добро!
Крутой характером, бывало, и обидит: Терпеть не мог лентяев и вралей, Но, как преображался, лишь увидит Детей иль стаю резвых голубей! Услышит ли мелодии напевные, Ручья знакомого веселый говорок, И высветит волнение душевное В глазах суровых добрый огонек. Не кабаки, на прибыль больно скорые, Оставил городу он от щедрот своих – Театр, лечебницу, библиотеку, школы – Для знаний жаждущих, для сирых и больных. Сто с лишним лет во всех его дарениях, Хоть дважды изменен России строй, Тюменцы лечатся и учатся умению Трудиться и возвыситься душой! Исчез поток наветов, злой и мутный, А он, он жив, народа памятью храним – Купец и меценат Андрей Текутьев – Тюмени преданный Почетный Гражданин.
НА СНИМКАХ: памятник Текутьеву; семья Витко.
Людмила ДРОЗД, 2016 год
