МАЖОРНЫЙ АККОРД
Музыка. Духовой оркестр играет под самым куполом цирка-шапито, услаждая слух и душу одних и нещадно бия по ушам других. В общем и целом выходит ничего себе, то есть вполне прилично. Некоторые меломаны пришли сюда специально, целенаправленно – чтобы во время представления ещё и ещё раз послушать «живьём» божественное звучание труб, тромбонов, альтов, баритонов, туб и барабанов.
Кто-кто, а они точно знают: только под куполом цирка может случиться такое чудо! Именно здесь, в одном месте в одно и то же время кудесники мелодии и ритма выдают мощь в «четыре форты», не щадя живота своего и дыхательный аппарат. Дудки у них громкие – вот они и дуют, стараются. Для человека творческого очень важен сам процесс, просто жизненно необходим. В игре творец находит подлинное наслаждение и смысл существования. Он приводит в состояние настоящей эйфории и себя, и окружающих. «Не жалей музыкантов, Русь!» – патетически изрёк наблюдая происходящее знакомый профессор, музыкант-теоретик и искусствовед в одном флаконе, широко известный в узких кругах как ценитель изящного звучания, поэзии и прочего композиторства.
Когда образовался антракт, и музыканты направились в буфет, сосед с горячностью фаната сообщил мне:
Нет, кроме шуток, сюда берут на работу в первую очередь тех, кто решительно и бесповоротно настроен на то, чтобы посвящать себя высокой миссии громкого музицирования!
– Да кто бы сомневался? – похоже, я был обречён слушать его весь перерыв.
– Ты представляешь, здесь встречаются и настоящие слухачи – те, кто ловит мелодию с ходу, тут же её воспроизводит и запоминает на всю жизнь, – знаток входил в привычный раж и словно не замечал моей досады: – Некоторые из них даже дружат с нотной грамотой! Правда, не признаются в этом. Самородкам сие вовсе необязательно. У нашей «джаз-банды» в почёте виртуозное исполнительство при минимальном освещении и в бешеном темпе, задаваемом маэстро-дирижером. Плюс лошадиное здоровье и хорошая реакция – это выручает чаще, чем идеальный слух и музыкальная грамотность. Парадокс?
– Вот именно, – мне оставалось перехватить инициативу, войти в роль рассказчика и, к удивлению профессора музыкального закулисья, дать ему понять, что не хуже его искушён в теме: – Настоящий лабух репетиций не знает, а партитуру (если умеет) читает «с чужого листа» и нередко в условиях цейтнота. Передавая нотный репертуар, представитель гастролирующего цирка вовсе не обязан объяснять вам какую музыку играть. Разбирайтесь сами – там же всё расписано. Таков круговорот нот из цирка в цирк. Листы с годами превращаются в драгоценные лохмотья – иногда теряются, иногда находятся. Цирковое представление идёт при любой погоде, а ты, маэстро, изволь дать музыку! Только от тебя зависит, КАК оркестр прочитает рукотворные музыкальные знаки, если они таковыми являются. И главное – ЧТО слухачи угадают в языке жестов, особенно если из произведения «изъят» целый кусок. Вот и домысливай, что же там всётаки было написано. Бывалые знают золотое правило: главное – не терять самообладание, а быстро и дружно перейти ту часть, которую давно сыграли и вырвали с мясом коллеги-духовики в других цирковых городах.
Тут музыковед нашёл ответный ход, поделившись инсайдерским знанием:
– А нашим помогает… демократия – она вторглась в творческий процесс, и никто об этом нисколько не жалеет. Трубачи единодушно голосуют: тут играем, тут не играем. Дуем в дудки, даже когда в партитуре… отсутствуют ноты. Чаще, конечно, командует дирижёр, но нередко последнее слово («за» или «против») остаётся за рядовыми исполнителями чужой воли. Памятуя о правах большинства, маэстро нет-нет, да и предложит наиболее продвинутым виртуозам дать волю фантазии все-таки соединить уцелевшие фрагменты нот хоть в какую-нибудь мелодию.
– Как бы то ни было, а читать ноты и играть «с листа» всё-таки приходится, даже когда они написаны корявым почерком. А иногда – и на замусоленной оберточной бумаге, – моё сообщение снова заставило приятеля вскинуть брови от удивления.
– ?!
– Обиднее всего, когда тебя искушают запрещённой мелодией, – я знал что говорю, благо в своё время тоже держал в руках изящную трубу и «выдувал медь», плавно перебирая клавиши-поршни: – Представь себе: часть нот перечёркнута (мол, это не играть ни в коем случае), а там зашифрована такая музыка – прямо сама просится прозвучать! Рука безымянного импровизатора позволяет себе и такие пометки: «Здесь два раза перелистнуть назад, потом три раза вперёд, но ни в коем случае не четыре». Тут всё просто: дальше угадывается уже совсем другая «песня», хотя ноты по-прежнему малопонятны и при первом приближении… малоузнаваемы. А самый экстрим, когда нет времени на переворот нот – оно просто не отпущено на такие пустяки. Музыка уже пошла, а нотная страничка и не шелохнётся. Некогда! Да и некому! Да и нечем! И лишь лёгкое дуновение музыкального ветерка да оркестровое волеизъявление заставляет страничку… перевернуться ровно в ту секунду, когда уже отзвучал финальный аккорд! Сыграешь вот так разок-другой-третий и затем чуешь долгое эхо гармоничного звучания. Размышляешь про себя, корректируешь: вот здесь я бы так сыграл, а здесь вот так…
Между тем, «теоретическая» разговорномузыкальная часть нами была исчерпана, потому что священнодействие под куполом шапито продолжилось. Оркестранты взяли в руки свои дудки, дирижёр-трубач задал тональность, качнул сверху вниз инструментом, и всё пошло своим чередом. Мы превратились в сплошной слух. Нас, вкушающих плоды музыкантской импровизации, снова и снова одаривали истинными шедеврами с элементами их реставрации, реконструкции, непостижимо-смелой их реорганизации. Всё вместе взятое напоминало то новое, что порой возвращает к хорошо забытому или вовсе проигнорированному старому.
…Звучание, нечто эфемерное, магическое, ошеломило, отвибрировало, отдалось, наконец, прощальным эхом и пропало. Это нечто называлось Музыкой. Несравненной, оригинальной, бесценной. Посему, быть может, беспредельна благодарность настоящего меломана. История, как бы то ни было, не знает ни одного случая, когда после подобной коллективной аранжировки-импровизации от зрителей приходила бы нота протеста (мол, не так играете). А и поступила бы, ну и что? Им, бывалым служителям Музыки, и не такие ноты приходят… И ничего – играют по-прежнему, как боги. Со временем даже заметно прогрессируют: вместо трёхчасового циркового «транса» на «отходняк» им требуется минут сорок, не больше.
– А всё-таки здорово лабают, молодцы! – мой восторг с элементом сленга, как мне казалось, лишь усиливал степень оценки мастерства музыкантов.
– Мастерство не пропьёшь – профессия обязывает, – в свою очередь удивил редким познанием приятель…
Тодор ВОИНСКИЙ /фото из открытых источников/