ФАКТ НАЛИЦО
Случай в нашем деле играет не последнюю роль. Даже, может, основную. Знатоки категорически утверждают: случай – псевдоним Бога.
…Мы встретились рано утром в городском саду. Первым подтянулся Володя Девятков. Потому что жена выставила за порог, даже в дом не пустила – чемодан с барахлишком запихала в угол лестничной площадки. Короче, экс-дама сердца обвинила друга в супружеской неверности. И, как водится, завсегда неправедно. Вчера после работы заглянули в буфет клуба Ильича. Маленько засиделись – и Вова переночевал в моей холостяцкой квартирке. Торкнулся в родную дверь в доме на углу улиц Республики и Челюскинцев – облом!
Тоскуем, свесив ноги с большого фибрового чемодана с жестяными нашлепками по углам. До открытия нашей конторы сразу через улицу – редакции газеты «Тюменская правда» – больше часа. От нечего делать прокляли всю пресловутую прекрасную половину человечества. И тут над головами слышим:
– Мальчики, свободны?
Вещает представительница этой самой половины: и впрямь прекрасна – фигура с впечатляющими изгибами, глаза зеленые и веселые, губы яркие. Как потом выяснилось, директор городского сада.
– Вакансия освободилась, – продолжает красавица, – надо скамейки подровнять вдоль дорожек. Плачу 15 рублей ежедневно.
Синекура поперла! Нет, мы, журналисты, народ не бедный. Значит, у нас с Вовой должностная ставка 160 рублей. Автор служит корреспондентом отдела промышленности и транспорта, кореш добывает хлеб насущный в отделе советской работы. Получаем гонорары: за очерк, фельетон и передовую статью 25 рублей, статья, корреспонденция – 15, трешку стоит информация. Над корреспонденцией порой мучаешься, может, целый месяц. А тут с часок скамейки подвигал – и на тебе «пятнашку», правда, на двоих. Развращаете, мадам, пролетариат!
В центре парка стоит памятник вождю с указующим перстом. Едкие завсегдатаи вкладывают в уста скульптуры слова: «Верной дорогой идете, товарищи!». Товарищи стремились в «шайбу», стеклянный пивной павильон – тоже достопримечательность горсада. Здесь-то и приходилось нам с Вовой туговато: несознательные граждане, завладев пенной кружкой, растаскивали лавочки по кустам.
Хозяйкой питейного заведения оказалась Тома, кузина моего шефа Леонида Александровича Соколова. Однажды Томка обращается к братцу:
– Ленька, подослал бы парнишку – бочки надо перекатать.
На подмогу по первому зову бросился молодой специалист, недавний выпускник Казанского университета, а ныне корреспондент отдела информации Валера Семериков.
Деловые контакты наладились. На дверях «шайбы» регулярно зависала дощечка: «Технический перерыв – 15 минут». Когда сия фишка приелась потребителю, в ход были спешно внедрены иные дощечки: «Учет», «Ушла на базу», «Нет света», «Санитарный час», «Переучет».
И вот целых два часа отсутствует связь. Обескураженная командирша точки требовательно стучится к братцу:
– Леня! В чем, в конце концов, дело?! Где отрок?!
Оказалось, что отрок Валера и его чуткий руководитель, завотделом Лев Седов командированы в Салехард для подготовки очерка об оленеводах: каслание, быт малых народов Крайнего Севера, проблемы, передовой опыт, то да сё.
…В столице ЯНАО поселились в единственной на то время гостинице «Север». Едва оформились, как замела пурга. День метет, два метет.
– Сколько можно… Пора взглянуть на северное сияние, – вслух мыслит Лева.
– Какое сияние?! – поражается еще не нюхавший полярного пороха Валера. – Из-за снежной пелены варежки на вытянутой руке не углядишь.
Лирическое отступление автора. Ох, как мело в наше время. Помню, навещал в Салехарде однополчанина Гену Дьяконова – вместе служили в войсковой части дальней авиации № 19068, в одном экипаже ракетоносца Ту‑95к: Генка исполнял обязанности второго стрелка-радиста, я был командиром огневых установок – по-нашему, КОУ. После дембеля Гена летал радистом на Ли‑2 Салехардского авиаотряда – сегодня этот самолет, скопированный с американского «Дугласа», можно увидеть в качестве «живого» памятника перед воздушными воротами столицы Ямала. Кстати, местный аэродром может принимать современный «Боинг».
На земле соратник обитал на втором этаже деревянного дома из бруса. Утром хотели форточку приоткрыть: не открывается – замело снегом. Чего уж, весь Салехард замело.
В ресторане отеля наибольшим спросом пользуется напиток «Северное сияние». В меню законно указан состав коктейля: в бокале ровно половина шампанского, столько же – спирта. Напиток оказывает благотворное воздействие на организм. В частности, кратно повышает возможности творчески настроенного люда.
– Надо творить! – категорично произнес Лева.
– Надо, – согласился отрок, – но где эти чумы, собачьи упряжки, нарты, оленьи стада, прочий антураж?
– Мало тебе «Северного сияния»?
– Для сюжета вполне достаточно. Просматривается композиция. В глазах уже двоится пролог, крутится в голове кульминация…
В небесной канцелярии полнейший кризис. Уже «Север» в сугробах под самую крышу. Но процесс пошел. Речь об оленеводческом совхозе-миллионере «Ярсалинский» во главе с его директором Николаем Дмитриевичем Кугаевским. Предлагаю читателям реконструированную часть произведения – то, что в кавычках. Однако без комментария автора не обойтись. Итак.
«…Наш Белый Волк весомее того экземпляра, так сказать, героя романа Джека Лондона. В буквальном смысле слова весомее: наш – не помесь с собакой, а чистый полярный волк. Он почти двух метров роста, вес его достигает 100 килограммов. Вожак и впрямь бел – не от старости, а от природы. Белый Клык мудр и силен. Стая подчиняется ему беспрекословно. Уже не первую зиму стая идет следом оленьего стада.
Стадо в две тысячи голов круглые сутки охраняется оленеводами с ружьями. Волкам выгодно бежать вслед за стадом: животные взрывают копытами метровый слой снега. Обнажая хатки леммингов, лежбища полярных зайцев – основная пища волка в длинную ночь. Оленеводы сами питаются оленями. Затем возле чумов остаются кости. Кости съедаются волками без остатка.
Вожак знает бригадира оленеводов Вадё Сэротэтто в лицо. Потому что полярные волки обладают великолепным ночным зрением. Кроме того, имеют тончайший слух.
Бригадир только что объехал на легких собачьих нартах стадо, проверяя организацию охраны. На вахте остались Ерако Вануйто, Ябко Янде, Мяци Худи и Някозя Лапландер.
Возможно, уже добрался бригадир до родного чума на стоянке, а на тундру вдруг набросился шквал. Может, и надолго: вон сбиваются в кучу олени. Конечно, в эту жаркую массу улягутся и люди. Не пропадешь при всем желании. Нормальная температура тела оленя зимой плюс 38,5 градуса. Вообще-то, в своем прикиде ненец не замерзнет и чисто под снегом. Малица – традиционная цельная шуба из оленьих шкур с капюшоном и пришитыми рукавицами. Надевается на голое тело.
Значит, каслание – переход на новое пастбище, то есть процесс кочёвки. Зимой – на юг, летом – на север. Стоянка зимой через каждые 25 километров. Летом – через 5 км.
Питаются олени ягелем, карликовой березкой и грибами. Сами ненцы маслят, опят, боровиков, сыроежиков, моховиков не потребляют – табу, по-ненецки запрет, обозначается как «хэви». Хэви: детям и собакам нельзя рыть и повреждать землю». Наказ: «Руку на оленя не поднимай никогда». «Яйца в гнезде не трогай – птицы оставят их навсегда». Что там слышит Белый Клык?
Да, добрался бригадир Вадё Сэротэтто до стоянки. Перед чумом нарты: мужские, женские, детские. В легковые сани впрягают 6 оленей. Самыми быстрыми считаются холостые «быки». Они за день способны прожать с грузом 300 километров. Пять-шесть нарт в обозе величают аргишем. В руки вожжи с хореем – и вперед по тундре! Чум у Вадё велик. Вообще обустройство жилища – забота исключительно хозяйки дома, традиция такая. В данном случае всем командует незабвенная Папаконе Сэротэтто. Чум – не такая уж сложная штука: 40 шестов, покрытых сверху оленьими же шкурами – общее название «нюки». На чум потребуются шкуры 75 животных. Это зимний вариант. Летом в ходу береста. Вместо пола – доски. На них настланы те же шкуры. Тут же и ночуешь, обернувшись шкурным же одеялом. Тепло! Посередине жилища ставится железная печка. Рядом низенький столик, который называется толь.
При каслании чум общими усилиями бригады собирается менее чем за 10 минут. Чего уж, на ежегодных соревнованиях в День оленеводов ЯНАО ярсалинцы традиционно первые – по любому виду: метание тынзяна на хорей, прыжки через нарты, национальная борьба, гонки на оленьих упряжках.
Папаконе подала мужу с пылужару наваристый бульон с мясом, настрогала нельму, сделала морс из морошки. Чай зреет. У читателя возникнет вопрос, дескать, как нельма попала в тундру. Отвечаем. Многим рыбакам Ямала по наследству достались олени. Ясный перец, обращаться с животными промысловики не умеют.
Перепоручают процесс специалистам. Как следствие, бартер: мы вам сохатых, а вы нам – нельму, муксуна, щуку зубастую. Нормалёк!
А в дальней части чума разговорились гостьи: хозяйки соседних чумов Ватене, Еване, Недко, Неко, Саване, Сывне, Сэ из старинных родов Окотэтто, Вануйто, Сэротэтто, Худи, Салиндер. Разговорились. Гвоздь программы – дети. Они в данный момент далече: кто в интернате, кто в институте: Ишим, Тобольск, Москва, Питер… Родителей в тундре навещают наездами, в каникулы.
– Мой старший-то, Илко, оленей любит. Тынзян легко освоил. Глядишь, приживется в тундре.
– Мой, средний, Хасавата, приезжает и стихи читает. Рассказывает про Фрейда.
– Фрейд – это… который ветеринар из Салехарда?
– Нет, некий Зигмунд Фрейд – тоже доктор, но по другому поголовью… Моему Мяци 6 только исполнилось. А уже все умеет: оленей запрягать, тынзяном править… Да не вымрет род оленеводов! Да не погаснет очаг в наших чумах!
– В поселке стены давят. Не могу я без тундры…
Диалоги подслушаны Белым Клыком. И не только. Говорили о делах минувших – 70-е годы прошлого века. Вот сегодняшний отзыв путешественника – иностранца о центре оленеводов:
«Что касается Яр-Сале, то это настолько приятное и благородное на вид село, что его и селом-то назвать язык не повернётся. Симпатичный северный городок, которому, скорее, уместнее располагаться где-нибудь в Норвегии или Финляндии. Правда, архитектура и инфраструктура не настолько стерильная для подобных стран, но при этом явно нетипичная для труднодоступных северных городов и сёл России. Это словно отдельный замкнутый мир, который счастливо существует сам по себе».
…Пурга не прекращалась во все дни командировки. Ребята вернулись в Тюмень под метельные завывания. Но нате вам очерк. Его печатали подвалами в пяти номерах газеты. Все обошлось бы хорошо, кабы в кабинет редактора Николая Яковлевича Лагунова не ворвался один из читателей – геолог. Он просто вышел из себя, опалился гневом:
– Какой тынзян? Какой чум? Какое там хэви? Какие нарты? Какой хорей?!!! Эти ваши гнусные сотрудники ни на минуту не высовывали нос из гостиницы «Север». Так же, как и я.
Однако геолог не смог опровергнуть ничего. Все написанное соответствовало действительности. Факты налицо. Откуда добыты? Секрет фирмы. Просто геологу было страшно обидно – ведь тоже прибыл в Салехард по срочным делам, а вернулся в Тюмень не солоно хлебавши. Зависть – яд для организма.
Не каждому способствует северное сияние!
Юрий МАШИНОВ
Евгений КРАН /рис./
