СУБЪЕКТИВНО
История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса, сказал философ Гегель. Не берусь сравнивать по Гегелю жанры исторического действа в России и описанный философом Хосе Ортега-иГассетом в «Восстании масс». Сразу скажу, что восстание у Ортеги не традиционное: без баррикад и пальбы, хотя в случае России и оружие используют, и жертв немало. Да и разница в два с лишним века дает повод для сомнений – а есть ли параллели для сравнения? Ну, к этому еще вернемся.
А меня, когда я впервые прочел «Восстание масс», удивило то, что главным героем, полудикарем, Ортега вывел не пахаря, не жестянщика, а …ученого! Как!? Да вот так. До XIX века мир «выводили на дорогу энциклопедисты» с широчайшим кругозором, знавшие нечто обо всем (тот же Леонардо да Винчи). То есть, условно говоря, не докопавшиеся до деталей строения атома. Но чтобы добраться до этаких глубин, логика требовала специализации – знать все ни о чем, то есть, об узкой донельзя сфере твоих исследований. А специализация – вспомним Козьму Пруткова – флюсу подобна! И флюс появился. «Для своего развития науке необходимо, чтобы люди науки специализировались. Люди, а не сама наука. Знание – не специальность…» И вообще, не связано только с учеными. «Понятие «масса» … обозначает не социальную принадлежность, а тот человеческий склад или образ жизни, который сегодня господствует во всех слоях общества…»
– Кто навязывает эпохе свой духовных облик? – продолжает Ортега. – Несомненно, специалисты: инженеры, врачи, финансисты, педагоги…
И что же выяснил Ортега? Оказывается, «человек науки», той, узкоспециализированной, – это и есть прототип массового человека. Потому что «знает однуединственную дисциплину, и даже в этих пределах – лишь малую долю, в которой подвизается». «Я знаю, что ничего не знаю», сказал Сократ, а Эйнштейн уточнил: "Чем больше я узнаю, тем больше я понимаю, как много я не знаю". Но для человека массы – это не повод в себе усомниться.
Чем опасен такой специалист для общества? «…Это тяжелый случай, и он означает, что данный господин к любому делу, в котором не смыслит, подойдет не как невежда, но с дерзкой самонадеянностью человека, знающего себе цену… В политике, искусстве, в общественных и других науках он способен высказать первобытное невежество веско, самоуверенно и – самое парадоксальное – ни во что не ставя специалистов…».
А вот дальше мы наталкиваемся на эксцессы, которые наблюдаем и в нынешней России. Масса, напичканная узкими, как те ученые, специалистами, не действует сама по себе: «Она существует для того, «чтобы её вели, наставляли и представительствовали за неё. Ей необходимо следовать чему-то высшему, исходящему от избранных меньшинств. (Вертикали власти?). Действовать самовольно означает для массы восставать против собственного предназначения, а поскольку лишь этим она сейчас занята, я и говорю о восстании масс… Нечего удивляться, что когда масса торжествует, торжествует и насилие. Я давно отмечал, что насилие стало бытом».
А дальше Ортега переходит к государству, «наихудшей из опасностей, которые грозят современной цивилизации». Массовый человек «гордится государством и знает, что оно гарантирует ему жизнь, но не сознает, … что оно (государство) создано определенными людьми и держится на определенных человеческих ценностях, которые сегодня есть, а завтра могут улетучиться… Здесь-то и подстерегает цивилизацию главная опасность: поглощение государством всякой социальной самостоятельности, словом – удушение творческих начал истории, которыми в конечном счете держатся, питаются и движутся людские судьбы». Но масса этого не замечает. Масса говорит: «Государство – это я», и жестоко ошибается… Современное государство и массу роднят их безликость и безымянность… Но массовый человек не упустит случая под любым предлогом двинуть рычаги, чтобы раздавить какое бы то ни было творческое меньшинство, которое его раздражает всегда и всюду…»
Кончится это плачевно, предрекает Ортега: «Государство удушит всякую социальную самодеятельность (готовятся в РФ запреты на собрания не только оппозиции, но и обычных граждан), и никакие новые семена уже не взойдут. Общество вынудят жить для государственной машины. А поскольку это всего лишь машина, исправность и состояние которой зависит от живой силы окружения, в конце концов, государство, высосав из общества все соки, выдохнется, зачахнет и умрёт самой мертвой из смертей – ржавой смертью механизма».
Пророчество философа россияне наблюдают на каждом шагу: и по качеству наших компьютеров и ПО, и по росту цен, и по внезапному исчезновению самых необходимых лекарств…
Ни одна власть на Земле, продолжает Ортега, не держалась на чем-то существенно ином, чем на общественном мнении. «Власть – это дело не кулаков, а седалищь… Но Талейран говорил Наполеону: «Штыки, сир, годятся на все, кроме единственного – на них нельзя усидеть»… В ньютоновой физике гравитация рождает движение. Сила общественного мнения – это гравитация политической истории».
Но бывает, что общественного мнения не существует (как в России, ибо когда нет самого общества – нет и его мнения), либо оно навязывается. «Поскольку природа боится пустоты, – пишет Ортега, – она заполняется насилием. Последнее является лишь суррогатом общественного мнения… У большинства нет собственного мнения, и надо, чтобы оно входило в них извне, под давлением, как смазка в механизм. А для этого духовное начало должно обладать властью и осуществлять её, дабы те, кто не задумывается – задумались. Иначе сообщество людей станет хаосом и – хуже того – историческим небытием». Даже в эпоху цифровизации.
Однако надо отличать насилие и насилие. «К примеру, убеждение, что родной народ кто-то желает закабалить. Преодолеть эти препятствия одними увещеваниями просто нереально. Здесь требуется применение силы, своего рода историческая хирургия. (Но в России страху закабаления извне только потворствуют. В итоге 53% россиян считают возможной ядерную войну).
Но в процессе подлинной централизации «насилие играет второстепенную роль. А живым и созидательным началом выступает национальная догма, проект совместной жизни.
Государство, по Ортеге, прежде всего – план работ и программа сотрудничества. «Это чистый динамизм – воля к совместному делу… Блистателен известный девиз Сааведро Фахардо – стрела и подпись под ней: «Или взлетает или падает». Это и есть государство. Движение и только движение. Государство каждый миг – нечто достигнутое и устремленное». Словом, не пресловутая российская стабильность, замораживающая всё вокруг и обрекающая топтаться по накатанной колее: «Людей, живущих инертно, мы называем массой не за то, что их много, а за их инертность». Но еёто, стабильность, власть не только изо всей мочи пропагандирует, но и неимоверно гордится, будто не видя, что стабильность в условиях России ни что иное, как загнивание, скольжение в бездну.
«Когда этот порыв, устремление вдаль, иссякает, государство гибнет, и единство, уже достигнутое и, казалось бы, настолько материализованное – наука, язык, природные границы – бессильны помочь, государство разрушается, рассыпается прахом». И даже мощная (за счет грошовых заработков народа) армия со всеми гиперзвуковыми ракетами для анонимного супостата – даже эта армия не только бессильна, но бесполезна.
«Не прежняя общность, давняя, привычная или полузабытая, дает права гражданства, а будущее единство в успешной деятельности. Не то, чем мы были вчера, а то, что мы собираемся сделать завтра, объединяет нас в государство… Общая слава в былом, общее согласие с настоящим, совместные великие свершения, совместная воля к новым свершениям – вот главные условия существования народа. Позади – бремя славы и ошибок, впереди программа действий». (Не путать с куцыми и бессистемными нацпроектами).
В очередной раз посмотрим на Китай. Недавний V пленум ЦК КПК принял сенсационное решение: к 2035 г. удвоить объем экономики и доходы населения. ВВП на китайца с нынешних среднемировых $10тыс. удвоится примерно до $20тыс. в год. Напомню, президент Путин в знаменитом интервью ТАСС, взяв за основу медиану средней зарплаты в стране, причислил к среднему классу россиян с месячным доходом в 17 тыс. руб. – это и я, грешный, очутился в становой когорте страны! Но вот в Китае к среднему классу – по мировым критериям, не российским – относят около 400 млн человек, в 2,5 раза больше населения России! Через 15 лет его численность приблизится к миллиарду. В России же, по оценкам ВШЭ, средний класс насчитывал 24% работающих, а в сентябре 6,1% из них скатились в бедность. В основе нового курса КНР – формула «двойной циркуляции».
«Внутренняя циркуляция», то есть производство, распределение и потребление продукции в пределах Китая, обретает главенствующее положение. «Внешняя циркуляция» – импорт и экспорт – уходит на задний план и развивается в тесной координации с «внутренней циркуляцией». Политика «две головы снаружи» принесла успех – из завезенного иностранного сырья и компонентов китайские рабочие собирали товары, которые уходили обратно на зарубежные рынки. Теперь китайское руководство признает, что эти времена остались в прошлом. Сегодня, например, Пекин тратит на микрочипы больше, чем на покупку нефти. Компартия взяла курс на создание нации платежеспособных потребителей. И это меняет все.
«Жизнь нации – это повседневный плебисцит» – такова знаменитейшая сентенция Ренана… Мысль эта «звучит для нас как весть о свободе… Ренан нашел магическое слово, проливающее свет… Общая увлеченность и создает ту внутреннюю прочность, которая отличает национальное государство… Здесь державная мощь рождается из самопроизвольной и глубинной сплоченности «подданных». В действительности подданные и есть государство и не ощущают его – вот в чем небывалая новизна национального сознания – как постороннюю силу».
Но в России опять изобретают велосипед: что есть силы выжимают из народа «патриотизм» словно воду из половой тряпки. В недавней истории это уже было, только на месте «патриотизма» был «коммунизм». Получаем обратный эффект: ортеговского массового человека, который «попросту лишен морали, поскольку суть её – всегда в подчинении чему-то, в сознании служения и долга. Если вы не расположены подчиняться нравственным устоям – живите наперекор им. А это уже … не просто отрицание, но антимораль… Коренные свойства массовой души – косность и нечувствительность, и потому масса неспособна понять что-либо выходящее за её пределы. Она захочет следовать кому-то – и не сумеет. Захочет слушать – и убедиться, что оглохла».
Но впишется ли подобный россиянин в цифровизацию? Поможет ли ему государство микшировать неприятные последствия, каких пруд пруди? Об этом в следующий раз.
Игорь ОГНЕВ /фото из открытых источников/
