ЛИЧНОСТЬ
/Начало в № 25/
НЕФТЬ ПОШЛА
Декабрьское 1963 года постановление ЦК КПСС и Совмина СССР было системным и развязало тюменцам руки. Документ определил главное: начать пробную эксплуатацию месторождений и уже в 1964 году вывезти баржами 100 тыс. т нефти, а в 1965 году – 200 тыс. Комитет по химии и нефти возглавил Н. К. Байбаков. То ли в конце 1963-го, то ли в начале 1964 года он приехал в Сургут. «Принимали мы его так, – рассказывал мне Богомяков. – Байбаков ночевал на столе первого секретаря райкома партии Бахилова, а я – на столе председателя райисполкома Григорьевой».
Поскольку темпы добычи в несколько раз превышали плановые, стало ясно, что наливными баржами, сделанными в 1964– 65 годах на судостроительном заводе, которым руководил Петр Петрович Потапов, не обойтись. Было принято решение строить два нефтепровода. Алексей Кортунов, тогдашний глава Мингазпрома, сразу взял на себя не только это хлопотное дело, но и обустройство всех нефтегазовых районов области.
В 1967 году, в период мощного разворота по всем направлениям, Богомякова назначили заведующим отделом нефтяной, газовой промышленности и геологии обкома партии, в 1969-м избрали первым секретарем Тюменского горкома, в конце того же года – вторым, а в 1973 году – первым секретарем обкома партии. Обком был штабом, где разрабатывали стратегию развития области.
Очень быстро понял значение сибирских богатств премьер страны Алексей Николаевич Косыгин. Впервые в область он прилетел в конце 1968 года. На Уренгое стоял дикий мороз –48 градусов. Прихватывало уши и нос. Косыгин побывал на геологоразведочной скважине. В следующий раз он прилетел в Тюмень в 1973 г., когда здесь уже мощно развернулись работы по всем фронтам. В марте 1975 г. он побывал в Тюмени, чтобы определиться с цифрами на пятилетку. И каждая поездка Косыгина в Тюмень была связана с капитальнейшим смотром сил, но главное – с определением перспектив на несколько лет вперед.
В 1971–72 годах большими порциями стал наращивать добычу Самотлор, уникальное месторождение-гигант даже по мировым меркам. Настоятельно требовалась координация союзных министерств. Только одна эта мера позволяла экономить 10–15% капитальных вложений.
– Я решил, – рассказывал Богомяков, – идти к Брежневу, Генеральному секретарю ЦК КПСС. Попасть к Леониду Ильичу не составляло особого труда. Может быть, потому, что я был членом Центрального комитета партии. Если встреча задерживалась на несколько минут – Леонид Ильич непременно извинялся.
Все предложения Тюменского обкома по координации ведомств Брежнев принял, уже назавтра под документом стояли все визы.
Большие сложности появились с назначением на пост министра нефтяной промышленности Мальцева. Он слишком «задирал» темпы отбора нефти на Самотлорском, Фёдоровском и других крупных месторождениях. Да и на том этапе Тюмень требовала столь огромных капитальных вложений, каких страна уже не могла выделять. Богомяков встретился с Байбаковым, председателем Госплана СССР, попросил планировать все необходимое для Тюмени до составления общего пятилетнего плана страны. Но решение Совмина в те времена требовалось подкрепить постановлением ЦК партии, который уже возглавлял Андропов. Юрий Владимирович Богомякова тоже поддержал. Вскоре было принято постановление ЦК КПСС и Совмина СССР, но привез их в Тюмень в 1985 г. Михаил Сергеевич Горбачёв, ставший к тому времени Генеральным секретарем партии.
– О перспективе мы уже тогда задумывались, – вспоминал Геннадий Павлович. – В конце 70-х – в начале 80-х в комиссии Верховного Совета СССР я возглавлял топливно-энергетический комплекс. Комиссия близко контактировала с академиком А. П. Александровым, тогдашним президентом АН СССР. В Тюмень приезжали многие известные ученые страны.
РАЗРУШЕННОЕ ВОССТАНОВИТЬ!
Согласно принятой в 80-е энергетической программе, к 2000 г. страна должна была выйти на параметры, какие американцы уже имели в 1980 г. Но первый блок Нижневартовской ГРЭС строили 15 лет, а, по выражению Григория Михайловича Голощапова, бывшего второго секретаря обкома КПСС, неуёмного Богомякова это не устраивало. И «первый» сделал всё, чтобы блоки Сургутской ГРЭС вводили за 8 месяцев. Голощапов вспоминает, что именно Геннадий Павлович взял на себя ответственность, чтобы вокруг Тюмени проложили газовую магистраль и Тюменскую ТЭЦ‑1 перевели на газ, хотя до тех пор действовало решение Госплана: ТЭЦ должна работать на торфе!
Кстати, об ответственности. Голощапов вспоминает, что в пору его работы первым секретарем Сургутского горкома партии Богомяков поддержал выдвижение на руководящую должность в городе человека, у которого отец и брат были осуждены по политической 58-й статье. Начальник областного КГБ был против, но первый даже не стал обсуждать с ним тему, сказав заворгу обкома: «Передай ему, что кадрами занимается обком партии».
Вернусь к энергетической программе. В связи с ней Тюменский обком инициировал разработку строительства пяти крупнейших предприятий нефтехимии, одобренную Политбюро. В то время миллиарды кубов попутного нефтяного газа просто сжигали, а СССР вырабатывал на душу населения полимерных материалов в 20–30 раз меньше, нежели развитые страны. Но уже в 1989 г., сославшись на недостаток средств, Госплан предложил прекратить финансирование программы. Хорошо, что на заседание Политбюро пригласили Богомякова.
– Докладывал Дурасов, первый зампред Госплана, – рассказывал мне Геннадий Павлович, – и с ним все согласились.
Горбачев спрашивает:
– Нет возражений?
– Есть! – ответил я.
Положил Горбачеву и Рыжкову на стол нашу записку, – продолжал Геннадий Павлович, – сказал, что на подготовительные работы уже потрачено двести с лишним миллионов. Но в это время газеты писали, что, мол, на программу потребуется 80–100 млрд. Откуда взялись эти цифры – совершенно непонятно. Наши расчеты показывали, что на 1990–2000 годы нужно 16,5 млрд из которых на 1991–94 годы – 5,4 млрд и около 11 млрд – на следующие пять лет. Капвложения в Тюменскую область в то время ежегодно прирастали на два миллиарда рублей. Достаточно добавлять к ним по миллиарду в год, и комбинаты были бы построены.
После того как я все это выложил, воцарилось молчание. И вдруг встал Рыжков:
– Богомяков прав, – сказал он. – Меня, Михаил Сергеевич, – продолжал он, обращаясь к Горбачеву, – заколебали болтуны. Нельзя нам прекращать финансирование этой программы!
Словом, Политбюро приняло положительное решение. Однако СССР как раз в 1989 г. стал экономическим банкротом. Все зачахло.
По мнению Голощапова, Богомяков одним из первых почувствовал необходимость перестройки.
– Я её воспринял с великим пафосом, – говорил мне и Геннадий Павлович. – Да, в рамках социалистической модели, но не на основе тотальной общественной собственности на средства производства. Я давно не понимал, в условиях тогдашней зашоренности, почему даже общепит или парикмахерские нельзя отдать частнику?
Но свобода предпринимательства вовсе не означает, – продолжал Богомяков, – будто государству не нужно отслеживать главные направления развития страны. Во-первых, самая либеральная страна – Америка – со времен Рузвельта использует все возможности государственных институтов для развития экономики. Во-вторых, всем руководителям страны, включая президента, следует с утра до ночи и с ночи до утра заниматься экономикой, ибо она – наша главная политика. Но что мы видим? Президент говорит об инновациях, экономике знаний, а из его поручений правительство исполняет только каждое пятое…
Чем должно заниматься государство в сфере экономики? Понять, чего мы хотим, продумать внятные стратегии, под них составить программы достижения целей. Это же азы! За что критиковали Советскую власть? За то, что половину нашего экспорта составляло сырье, главным образом нефть и газ. А сейчас у нас доля сырья 70 процентов! Я не противник экспорта, это обернется в нашу пользу. Но везде должны быть разумные пропорции. Далее, привлекать инвестиции. А то не успел президент порадоваться их росту, как из страны вывезли вдвое больше, – недоумевал Богомяков.
– Думаю, – не сомневался Геннадий Павлович, – рано или поздно вернемся к сооружению нефтехимических комбинатов. Если эту программу одолеть – к нам на кривой козе не подъехать. А пока закупаем химическую продукцию. Это позор!
Изменить эту ситуацию Богомяков пытался не только влиянием на руководство СССР. Обком еще в 1988 году поддержал программу перехода нефтегазового комплекса Западной Сибири к рынку, предложенную частной консалтинговой компанией вместе с экономистами Сибирского отделения АН СССР.
– Нашей команде создали беспрецедентные условия, – говорит создатель этой компании Борис Бинкин, заслуженный экономист России, к. э.н. – Нам выделили весь четвёртый этаж здания обкома партии, что само по себе было поразительно в то время.
За годы работы на Тобольском нефтехимкомбинате, а затем в системе Госснаба, у Бинкина, по его словам, сложилось в основном негативное представление о партийном руководстве Тюменской областью. Но после первых же контактов с Богомяковым негатив улетучился.
– Моё близкое знакомство с Геннадием Павловичем, – вспоминает Бинкин, – произошло в 1990 году, когда он уже не возглавлял обком партии. Если честно, я не очень представлял, как реформировать нефтегазовый комплекс, сохранив при этом целостность Тюменской области. И после долгих поисков экспертов и аналитиков был удивлён, что именно Геннадий Павлович – та самая «ходячая» энциклопедия как в геологии, нефтяной, газовой и нефтехимической промышленности, так и в многочисленных проблемах села. Советы Богомякова, чем дальше, тем больше, становились для нас всё более ценными, я был очень рад, что Геннадий Павлович принял предложение работать в нашей команде в качестве главного советника.
В июле 1992 года общие предложения по реформированию ЗСНГК были подготовлены и направлены заместителю премьера страны Черномырдина. Виктор Степанович пригласил Бинкина с Богомяковым в Москву и основательно обсуждал детали программы. А позже и сам прилетел с этой же целью в Тюмень.
– Конечно, – продолжает Бинкин, – мы немало дискутировали с Геннадием Павловичем. Меня, например, удивляло, почему в Тюмени, через которую шли крупные финансовые потоки, даже на центральной улице не было ливневки? Или почему попутный нефтяной газ, ценнейшее сырье для нефтехимии, горит в факелах, а строительство Тобольского нефтехимкомбината долго затягивалось? Богомяков парировал: мол, перед нами стояла задача как можно быстрей и больше извлекать нефти и газа. А освоение региона, в том числе – социально- бытовое, Москва откладывала на последующие годы. Впрочем, я со временем убедился, что Геннадий Павлович делал все, даже невозможное, чтобы скорректировать политику центра.
Голощапов вспоминает историю строительства в Тюмени кардиологического центра АМН СССР. Постановление по этому поводу обком партии принял в апреле 1983 г. «В короткие сроки нужно было определиться с размещением лечебного заведения нового типа, обеспечить оборудованием, создать коллектив высокопрофессиональных специалистов, – вспоминает Григорий Михайлович. – В Тюмень для изучения ситуации прибыл академик Чазов. Как один из кураторов могу сказать, что беспорядка при разношерстной команде строителей из разных мест и ведомств хватало, но уже в мае 1985 года главный врач страны разрезал красную ленточку на объекте».
По свидетельству Бинкина, несмотря на экстремальную обстановку последних лет существования СССР и сверхчеловеческое напряжение руководителей и главных специалистов главков и предприятий, Геннадий Павлович сохранил с ними достаточно хорошие отношения. Этот факт много говорит о качествах руководителя области. Побывавшие в те годы финские и немецкие бизнесмены благодарили меня за общение с этим необычным человеком.
– Другой бы крупный руководитель, тем более после шумной, с незаслуженными упреками и даже оскорблениями отставки, сломался бы, – говорит Бинкин. – Но только не Богомяков! Я бывал на его усадьбе в Исетске, где он с присущей ему энергией обустраивал новое жильё. За короткий срок он успел столько, что соседи были поражены этими способностями когда-то грозного, по их понятиям, партийного деятеля. Урожаи на «фазенде» Богомякова были известны далеко за пределами области. А как он мог готовить многочисленные блюда! Пальчики оближешь… И всегда рядом с ним была Елена Дмитриевна, жена, скромная женщина.
С Геннадием Павловичем Богомяковым я встречался и после переезда в США. Мы обменивались о событиях в России и Америке, и мне всегда было приятно беседовать с этим мудрым человеком.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Ну, хорошо, скажет въедливый читатель, а что за человек ваш герой? Как он относился к людям? Ответ может быть и простым, и сложным.
Простота заключается в том, что Геннадий Павлович был человеком своего времени, и задачи, поставленные перед областной партийной организацией, были для него законом. Такой подход прежде всего касался сотен тысяч рабочих, служащих и инженеров, создававших нефтегазовый комплекс. Сплошь и рядом они трудились в нечеловеческих условиях. Академик Абел Аганбегян, в те времена директор Института экономики и организации промышленного производства СО АН СССР, вспоминает: на упреки, что в северных районах социальная сфера отстает, Богомяков отвечал: мы на фронте. Да и мне Геннадий Павлович говорил: если прикажут, босыми потащим трубы по болотам. И действительно – тащили, хотя и не совсем босыми!
Но если кто-то подумает, что такова была прихоть первого секретаря обкома КПСС, сильно ошибется. Так была устроена советская система управления, так расставлялись приоритеты. Долгие годы руководивший Главтюменгеологией легендарный Фарман Салманов (царство ему небесное), экспедиция которого получила первые промышленные фонтаны нефти в Среднем Приобье, рассказывал мне, дескать, ему пришлось прорваться к премьеру страны, чтобы получить от него личное разрешение на строительство в Тюмени Дворца культуры «Геолог». Сооружать подобные объекты в Западной Сибири в те годы просто запрещали.
Так что на фронте – как на фронте, пусть и нефтегазовом. Обходились без сантиментов.
Требовательным, а если надо – суровым, был Богомяков и к аппарату обкома партии. Я видел, как нервничали работники, которых вызвал Г.П., или шеф, как за глаза называли Богомякова. Однако строгость, а иногда и суровость сочетались в нем с заботой о сотрудниках, я бы сказал: заботой отеческой. Поскольку в 80-х в качестве собственного корреспондента газеты «Советская Россия», органа ЦК КПСС, я был, что называется, вхож, то знал эти вещи из первых рук. Рядовые инструкторы обкома удивлялись, что шефу известны не только детали их быта, но он делает все, чтобы домашние проблемы и неурядицы не мешали работать. И аппарат трудился не за страх, а за совесть. Не помню случая, чтобы сотрудники, в рамках своих полномочий, не ответили бы на вопросы журналиста.
Забегая вперед, скажу, что мне есть с чем сравнить. В конце 80-х собственным корреспондентом «Известий» я работал в Смоленске. И был поражен безответственностью и неграмотностью тамошних партийных чиновников. Многие не знали элементарных цифр, не могли ответить на простые вопросы, договорившись с журналистом о встрече, запросто могли уехать, не предупредив…
Я познакомился с Богомяковым во второй половине 70-х, еще будучи спецкором популярного тогда журнала «ЭКО» Сибирского отделения АН СССР. В те годы Тюмень и Западная Сибирь сильно притягивали пишущую братию, и сюда частенько сваливались десанты писателей. Их пребывание, как правило, заканчивалось встречей с первым секретарем обкома партии. Я попал на одну из них и поразился, думаю, не меньше писателей, среди которых были и маститые. Мало сказать, что главным персонажем этой встречи был Геннадий Павлович. Без клочка бумажки он сразу завладел аудиторией, говорил ярко и образно, разворачивая свои ответы на вопросы, порой наивные, в почти законченные литературные произведения. Он не только извлекал из бездонной памяти цифры и факты, но еще и буквально выворачивал их наизнанку, растолковывая их экономический и политический смысл. А еще к месту приправлял сказанное литературными цитатами, сравнениями и реминисценциями. Он просто блистал эрудицией. Понятно, что к такому выступлению нужно готовиться не ночь, а всю жизнь. «Если под шкурой ничего нет, то к шкуре не пришьешь», – заметил Голощапов. Откуда при гигантской загруженности Богомяков находил время читать художественную литературу – еще одна загадка этой личности.
Уместно рассказать и такой очень говорящий эпизод из своих отношений с Геннадием Павловичем. В 1989 году я напечатал в «Известиях» резкую критическую статью «Сильная личность?». Главным героем был первый секретарь Тюменского обкома Богомяков. Надо ли уточнять, что герой, по большей части, был отрицательным? Центральный упрек заключался в том, что обком партии не предотвратил слишком интенсивную, мягко говоря, добычу нефти из Самотлорского месторождения, которое тогда давало львиную долю добычи в Западной Сибири. А нефтедоллары стране были нужны позарез: экономика умирала на глазах, и даже зерно закупали за границей.
Мне рассказывали, что первая реакция на статью была очень резкой: Геннадий Павлович вообще человек эмоциональный. Но когда спустя год после публикации мы встретились, я с удивлением обнаружил, что той статьи как бы и не было. Более того, за все последующие двадцать лет Геннадий Павлович ни разу о ней не заикнулся.
Но вот несколько лет назад мне показали архивные материалы. Среди них было несколько докладных записок Тюменского обкома в Политбюро ЦК КПСС. Под ними стояла подпись Богомякова. А суть записок заключалась в том, что Тюменский обком убедительно, с цифрами и аргументами, опротестовывал непомерно высокие темпы отбора нефти из Самотлора, доказывая, что оптимальная эксплуатация на много лет продлит жизнь месторождения- гиганта и даст стране куда как больше нефти, нежели хищнические методы, навязанные тогдашним министром нефтяной промышленности Мальцевым. Правда, и министр не своевольничал… Правда, можно было поискать нефтедоллары на других месторождениях, но зачем все усложнять, если под рукой простое решение: нажать на Самотлор?!
Не убедив Политбюро, Богомяков мог бы уйти в отставку. Однако и в сегодняшней России это не принято, а в советские времена подобный поступок первого секретаря обкома, да еще в такой области, как Тюменская, сочли бы чуть ли не предательством.
Прочитав эти архивные материалы спустя двадцать лет, я извинился за свою статью перед Богомяковым. Геннадий Павлович, махнув рукой, ответил: «Проехали…».
НА СНИМКАХ: в годы молодые; портрет к юбилею /фото из открытых источников/
Игорь ОГНЕВ
