СУБЪЕКТИВНО
Начало в №№17–18
«История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса». (Георг Вильгельм Фридрих ГЕГЕЛЬ)
30 ЛЕТ НАЗАД ПОД СССР СРАБОТАЛА ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ. ПОСЛЕДСТВИЯ ПОЖИНАЕМ ДО СИХ ПОР
КАК СОВЕТСКИЙ НАРОД ПОМОГ КРАХУ ЭКОНОМИКИ
О завершающем аккорде, окончательно похоронившем командно-административную систему и главное – экономику, о том самом неликвиде на складах Госснаба ценой больше половины годового ВНП 1989 г. я вычитал в книге «Катастрофа или катарсис» Станислава Меньшикова, изданной в 1990 г. Меньшиков был крупным экономистом-международником, долго работал в США и других странах, член редколлегии журнала «ЭКО» в 70-е годы, когда и я служил его спецкором. А потому следил за его работами. Как ни странно, об этой «бомбе замедленного действия», похоронившей «невероятно успешную» ленинско- сталинскую экономическую модель, больше никто из наших экономистов, кажется, не писал. Может, я ошибаюсь, но на соответствующий запрос в Интернете, потратив несколько часов, ничего на сей счёт не обнаружил даже в фундаментальных монографиях именитых авторов, не говоря уж о публицистике, доступной простому читателю.
Однако следом за экономикой я бы поставил весь советский народ, который вложил свою долю взрывчатки в бомбу, рванувшую под СССР. На эту ситуацию важен взгляд со стороны, тем более принадлежащий Вильгельму Райху, крупнейшему в мире психоаналитику. Применительно к нашей теме полезно познакомиться с оригинальной трактовкой ученого сути рабочей демократии. По Райху, это «естественный процесс любви, труда и познания, который определял и будет определять экономическую, социальную и культурную жизнь до тех пор, пока существовало и будет существовать общество». В своей концепции Райх подчеркивает новые моменты рабочей демократии. Её невозможно навязать народу в качестве идеологической или политической систем. Более того, она отвергает все формы политики и демагогии. Её развитие имеет органический, а не придуманный характер. Она борется с мистицизмом и идеей тоталитарного государства не с помощью политических идей, а на основе практической жизнедеятельности, которая подчиняется собственным законам.
Но в СССР утопическая установка Ленина на постепенное отмирание государства обернулась не переходом к самоуправлению, а усилением авторитаризма и извращением рабочей демократии. Методы – усиление трудовой дисциплины с использованием военной терминологии. Так, экономическая наука стала «крепостью», которую молодежь должна «взять штурмом». Армии рабочих «вели бои». Бригады «штурмовали опасные перевалы». «Железные батальоны» брали «под сильным огнем участки фронта» и так далее.
Конечно, усиление авторитаризма следует поставить в вину правительству, однако, подчеркивает Райх, «ответственность за эту неудачу полностью лежит на самих трудящихся массах, на их неспособности к свободе. Они не могут рассчитывать на освобождение от авторитарных форм правления, если сами не научатся освобождаться от своих слабостей. Никто не может им помочь».
Ярким свидетельством «жалкой роли трудовой деятельности» Райх видит, например, так называемое стахановское движение. «Ясно, что в основе его лежит незаинтересованность большинства рабочих в своем труде. Советский Союз был вынужден повышать производительность. Поскольку рабочие в целом не выполняли нормы, правительство использовало амбициозные стремления рабочих… Стахановское движение пагубно воздействовало на формирование личности. Отличиться в производственном соревновании способны были только грубые, амбициозные личности. Большинство рабочих либо значительно отставало в соревновании, либо отказывалось в нем участвовать… Нельзя ставить вопрос о переходе от принудительной дисциплины к труду, способному доставлять удовольствие, до тех пор, пока у подавляющего большинства рабочих не будет заинтересованности в своем труде и сознания личной ответственности за него. Новый разрыв порождают массовую зависть и честолюбие, а также высокомерие у сильных рабочих. В таких условиях не возникнет коллективное чувство причастности и сотрудничества».
Райх усматривает два разрушительных последствия. Во-первых, авторитаризм, да еще в военной упаковке, наделил вождей народа независимой от него властью. «Бескорыстная преданность», воспитываемая в массах как жизненный идеал, постепенно сформировала массовую психологию, обеспечившую диктаторские чистки, смертные казни и все виды принудительных мер». А во-вторых, «если правительство утверждает, что оно находится в окружении агрессивных держав, оказывая при этом военно-идеологическое влияние на народные массы ряд лет, игнорируя актуальные и самые трудные задачи, тогда даже при достижении поставленной цели правительство будет сохранять и усиливать военную атмосферу и после того, как в этом исчезнет необходимость. А народные массы сохраняют отчужденность, влачат жалкое существование и питают склонность к иррациональному шовинизму». (См. Райх. «Психология масс и фашизм»).
Почему правда о бомбе, которая, рванув под СССР в 1989 г., перебросила страну на другую траекторию истории, мне кажется чрезвычайно важной для простого населения России? Да потому, что последствия сказываются до сих пор. Многие маститые экономисты вздыхают о советской плановой экономике, а около 70% россиян, по опросам «Левада- центра», добром поминают Сталина. Людей можно понять: они живут в стране, где меньше, чем за век, трижды и принципиально менялось устройство государства, и от последней непонятной для подавляющего большинства модели народ не получает ничего хорошего. Если, по Гегелю, повторение истории – фарс, то третий раз оборачивается трагифарсом. Наверное, и впрямь у России особый путь. Только вот куда?
«Из той кривой теснины, как та, из которой сделан человек, нельзя сделать ничего прямого. Только приближение к этой идее вверила нам природа. Что эта проблема решается позднее всех, следует еще из того, что для этого требуется правильное понятие о природе возможного государственного устройства, большой, в течение многих веков приобретенный опыт и, сверх того, добрая воля, готовая принять такое устройство. А сочетание этих трех элементов – дело чрезвычайно трудное, и если оно будет иметь место, то лишь очень поздно, после многих тщетных попыток».
Эти строки Иммануил Кант, великий философ, писал в «Критике чистого разума» во второй половине XVIII столетия. Его мысль о необходимом сочетании трех элементов, способном хоть чуть- чуть извлечь человека из природной «кривой теснины», необычайно актуальна именно для России, тем более – сегодняшней. Да, уже не осталось россиян, живших при царях, но тем не менее и это прошлое не кануло в Лету, а по многим каналам просачивается в сознание современников. Кант пишет о «многих веках» приобретения опыта государственного устройства, а в России – повторюсь – менее чем за один век устройство это менялось трижды и кардинально! Что сказалось на людях не лучшим образом. У населения, попросту говоря, шарики за ролики заехали в результате этой чехарды, о чем говорят многочисленные социологические исследования. Вот и остается большей части россиян, особенно старшего и среднего поколений, молиться на вождя всех народов, действия которого хоть как-то были понятны. Ну а террор – что ж, время, дескать, было такое… Солидная часть с непонятным энтузиазмом превозносит нынешнего лидера. Судя по многочисленным опросам, авторитарному синдрому подвержены около 80% россиян. Вот недавний опрос «Левады»: 75% респондентов во главе государства хотели бы видеть руководителя с «сильной рукой».
Однако кроме этой причины живучести вождизма именно в России еще об одной, фундаментальной, в начале прошлого века писал в «Философии свободы» Николай Бердяев. Если католичество создало папацезаризм и по этой логике папа был признан заместителем Христа на Земле, то в Россию из Византии вместе с православием пришёл цезарепапизм, поскольку ему был подвергнут христианский мир. Царя признали заместителем Христа на Земле. Власть в России – какой бы она ни была – от Бога! Вот россияне и поклоняются генсекам и президентам. Как правило – слепо, потому что им неведомо, как и в нашем сюжете, что именно ленинско-сталинская социалистическая система, в основе которой лежат идеи Маркса, и довела страну до взрыва.
А сегодня нам внушают, что России «навязывают» либерализм, который даже на Западе себя изжил. Не лучше ли следовать «вековым традициям»? Может, стоит возродить домострой? Но сначала напомню, какие крупные блоки входят в классическую либеральную модель. Это исполнительная власть, законодательная, судебная и пресса – все независимы друг от друга и влияний правителей. Особняком стоит местное самоуправление – краеугольный камень всех нормальных государств. Добавьте в модель равенство всех граждан – независимо от чинов и денег – перед законом, а также равные для всех стартовые возможности. Рыночная экономика с частной собственностью на средства производства тоже есть в либеральной модели. С одной оговоркой: она без действенного существования остальных составляющих либеральной модели работать, да еще – эффективно, не будет по определению.
Убей Бог, не понимаю, какая из составляющих таит угрозу России! Тем не менее против засилья «либерастов» активно выступает множество экономистов, а доля сторонников либеральной модели мизерна: от 5% до 15% населения.
Я остановлюсь лишь на одном институте государства, который прямо связан с коварным либерализмом: независимой законодательной власти. Ведь и её нам стараются «навязать»! Между тем сюжет этот, во-первых, вечный, а во-вторых, ставит точный диагноз тяжкому наследственному от СССР недугу России.
Ситуацию, сложившуюся сегодня, Россия переживает не впервые. Еще Екатерина II называла её «законобесием». В Институте проблем правоприменения проанализировали законы, принятые в новой России до 2018 г. Сравнили, к примеру, первую часть Гражданского кодекса 1994 г. и четвертую – от 2006 г. В последней «существенно более массивные статьи, длинные предложения, сложные конструкции». Между тем основное требование к законам – ясность и доступность. Но с каждым годом даже экспертам читать эти тексты труднее. А как быть простым людям? Ведь законы, прежде чем выполнять, не худо бы понимать не только чиновникам – всем…
Допустим, Россия невесть откуда получила идеальные законы. Но это вовсе не значит, что в стране воцарится право! Точнее – правосознание. Почему? Да потому, что законы, как минимум, должны исполняться всеми без исключения, а для этого параллельно с ветвями власти часть нагрузки на свои плечи должно взвалить общество. И вот тут возникает сакраментальный вопрос: существует ли оно, общество, в России? Об этом – в следующий раз.
Игорь ОГНЕВ
