СУБЪЕКТИВНО
30 ЛЕТ НАЗАД ПОД СССР СРАБОТАЛА ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ. ПОСЛЕДСТВИЯ ПОЖИНАЕМ ДО СИХ ПОР
Начало в №17.
«История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса» (Георг Вильгельм Фридрих ГЕГЕЛЬ)
КАК В СССР ПРОСПАЛИ НТР
Валовая парадигма в обнимку с административно-командной системой понаставили преград и научно-технической революции 60-х. Ученые СССР даже в «шарашках» НКВД трудились во имя Родины, однако она так и не воспользовалась львиной долей фундаментальных открытий. Многие новейшие технологии, на основе этих открытий предложенные нашими НИИ, широко тиражировались за рубежом, однако советским чиновникам и директорам предприятий они казались страшнее диверсантов. Почему? Да потому, что могли резко поднять производительность труда и снизить себестоимость продукции, выставляя на обозрение высокого начальства колоссальные резервы роста экономики и её эффективности. И тогда эти резервы оказались бы в планах. Но все хозяйственники вместе с чиновниками, начиная от директоров предприятий и кончая министрами, хором доказывали Госплану и руководству родной партии, что выделенных капвложений и прочих фондов на следующий плановый период маловато для выполнения подросших заданий и уж тем более – встречных завышенных планов. А всякие технические новшества, дескать, еще сырые и тоже требуют денег, чтобы довести их до ума. Но вот отдача от них на этом этапе, мол, весьма сомнительна. И корабль НТР, натолкнувшись на гранит советской вертикали власти, получил основательные пробоины и залег на дно.
Расскажу примера ради типичную судьбу лишь одной технологии, которую довелось изучать, работая в 70-х годах прошлого века в журнале «ЭКО» СО РАН: это гидродобыча угля. Её, невиданную по тем временам в мире, предложил и обосновал в своей дипломной работе (что само по себе редкость), а позже испытал на Урале выпускник института Владимир Мучник еще в 1935 г. Технология эта в те годы была ранним предвестником НТР да и сегодня остается показательной, поскольку представляет принципиально новый уровень: она малооперационная. Суть, без деталей, в том, что несколько прежде разрозненных операций объединялись в одну. Струя воды, под огромным давлением вылетая из монитора, врубается в угольный пласт. Одновременно, без смены инструмента и рабочего органа, вода отбивает уголь и формирует поток пульпы, которая сама собой течет к камере гидроподъёма. Углесосы поднимают пульпу на поверхность, и, пробежав несколько километров по трубе, она попадает в огромный бетонированный отстойник. Позже отстойник заменила обогатительная фабрика, а очищенная вода возвращалась в забой. Когда я впервые попал на гидрошахту, меня поразили безлюдье и тишина: в штреках только шуршала пульпа. Принципиальный момент: исчез силикоз – бич шахтеров. Вода вбирала угольную пыль, и она не попадала в легкие.
Глава Наркомтяжпрома Вахрушев, в 30-х годах получив две докладные молодого специалиста Мучника о результатах экспериментов, вынес вопрос о гидротехнологии на коллегию. Не без сопротивления чиновников было решено строить 7-10 гидрошахт в разных горно-геологических условиях и угольных бассейнах страны, а также создать специальную всесоюзную контору, занимающуюся всем циклом: от исследований до эксплуатации гидрошахт. Что тоже было в новинку. Планы Вахрушева остановила война, Мучник попал в действующую армию, однако нарком добился в 1944 г. его отзыва.
После строительства гидроучастка на «сухой» шахте в Кузбассе проснулись чиновные оппоненты. Многолетние мытарства прервались, когда в середине 50-х от министерства потребовали представить в правительство несколько перспективных направлений. Так Мучнику удалось пробить строительство первой гидрошахты «Полысаевская-Северная» в Кузбассе. После обкатки резко упала себестоимость добычи – в забой не надо было тащить оборудование в десятки, а то и сотни тонн весом. А производительность труда на рабочего в месяц подскочила до 200 тонн угля, тогда как средняя по Кузбассу болталась между 40 и 45 тоннами. Мучнику с командой при поддержке зампремьера СССР И. Тевосяна удалось организовать комплексный институт ВНИИГидроуголь и добиться разрешения на строительство в Кузбассе и Донбассе по пяти гидрошахт. Но в проекты закладывали производительность уже до 600 тонн добычи на одного рабочего в месяц!
Как шла защита в Минуглепроме трех первых проектов гидрошахт, мне рассказывал Эрик Голланд, главный инженер проекта, мой старый товарищ, давно ушедший из жизни. Когда Голланд закончил доклад, первый замминистра Оника спросил: «Через всю вашу речь красной нитью идёт мысль: гидрошахта дешевле и производительнее сухой. Зачем вам это нужно?»
– Я опешил, – рассказывал Голланд. – И ответил: это не мне нужно – государству… Представляешь, Оника сильно побагровел и вымолвил: «Ах, не ему?!».
Словом, из пяти гидрошахт в Кузбассе удалось построить лишь четыре. И хотя уже на них производительность повысилась в 3-4 раза, записку Мучника о выходе на «гидрошахту-1000» в Минуглепроме назвали «бреднями». Настоящее бюрократическое сражение несколько лет шло вокруг строительства «мокрой», как выражались шахтеры, «Распадской», в проект которой была заложена производительность 600 тонн на рабочего в месяц. Команда Мучника проиграла – шахту построили «сухой». Конечно, с меньшей производительностью. Но главное не только в этом. На «мокрых» шахтах не было ни одного взрыва метана: влага не допускала искры и связывала газ. За последнюю четверть века на «сухих» шахтах, в основном – кузбасских, случилось около десятка взрывов. Погибли сотни шахтеров. В том числе в мае 2010 г. два взрыва на «Распадской» унесли 66 жизней.
Короче, несмотря на выдающиеся результаты, в конце 70-х гидроспособом добывали около 1,5% угля в стране. (Сегодня, к слову, в Кузбассе гидроспособом извлекают около 5% угля, а в мире технология используется довольно широко.) Хотя Совмин СССР выпустил кучу приказов и указаний, «мокрая» добыча росла вдвое медленнее «сухой». От ВНИИГидроугля осталось одно название: тематика сменилась полностью. Между тем институт тоже был новым словом в прикладной науке. Идея Мучника была в том, чтобы собрать в единый кулак исследователей, конструкторов, проектировщиков, завод опытного машиностроения, а также испытателей нового оборудования и «пускачей» гидрошахт. Чтобы оценить эту модель, достаточно сказать: новые технологии в горных отраслях проходили до 22-х этапов и 200-300 согласований. Бюрократическая возня съедала, по крайней мере, треть из 20-30 лет с начала прикладной разработки до промышленного освоения во всех отраслях.
Здесь надо несколько слов сказать о структуре научного знания. Во времена Леонардо да Винчи ученые знали «ничто обо всем»: весьма относительно – о тайнах материи, но в разных сферах. А с начала ХХ века наука стремилась изучать «всё ни о чем», то есть исследователи начали специализироваться в узких областях знания. На их стыках и рождались открытия, приведшие к НТР в середине прошлого века. Например, получив новые знания о свойствах металлов, ученые предложили изготавливать некоторые детали не на токарных станках, а выдавливать на мощных прессах за одну операцию. Яркие примеры – всё, связанное с атомом и микроэлектроникой.
Проблема была в том, что ученые приходили к подобным открытиям, а вслед за ними – и к малооперационным технологиям, если плотно координировали свои исследования. Причем этой структуре должна была зеркально следовать прикладная наука, а вслед за ней и промышленность. Если на Западе частная собственность способствовала такой подстройке, то в СССР отраслевая структура и НИИ, и промышленности оставалась железобетонной. Отсюда и мучительные согласования в десятки лет.
Да, не всякий экономический рост связан с появлением новых технологий. Историки экономики выделяют еще три отдельных процесса. Это инвестиции, но лишь в том случае, когда накопление капитала опережает приросты рабочей силы, увеличивая выработку на одного занятого. Это расширение международной торговли, что, как указывал еще Адам Смит, влечет возрастание богатства народов. Его идея базировалась на том, что более глубокое разделение труда между странами ведет к росту производительности труда за счет специализации, адаптации навыков, а эти факторы разворачивают масштабы торговли. И наконец эффект масштаба: например, издержки на инфраструктуру – дороги, школы, детсады и т.д. – становятся эффективными лишь при многочисленном населении. Однако здесь есть предел: если население растет непрерывно, то увеличивает давление и на прочие ресурсы, объем которых не распухает. И экономика скатывается к падению.
Однако технический прогресс, с чем согласны все исследователи, обеспечивает общество тем, что они назвали «бесплатным завтраком», то бишь ростом выработки, который несоизмерим с издержками и усилиями, потребовавшимися для его появления. Так что идея студента Мучника, предложившего гидродобычу, – как раз из меню такого «бесплатного завтрака». Но большевикам он пришелся не по вкусу.
Комплексные институты типа ВНИИГидроугля, электросварки им. Е.О. Патона и редкие другие ускоряли создание малооперационных технологий вдвое за счет параллельного ведения работ. Под напором сторонников такого подхода в 1932 г. и было создано отделение технических наук в составе АН СССР. Однако просуществовало оно лишь до 1963 г. Под нажимом высоких чинов Уставом АН СССР 1961 года отделение упразднили, большую часть его институтов превратили в ведомственные. И они по новому служебному положению стали в первую очередь защищать интересы своего ведомства, а уж потом – революционные технологии. Командно-административная система свои позиции не сдавала.
Мучнику в таком НИИ делать было нечего. К счастью, ученого и нескольких членов его команды пригласил в свой институт «Экономика и организация промышленного производства» СО АН СССР его директор академик Абел Аганбегян. Под эту группу он создал лабораторию управления техническим прогрессом во главе с Мучником. Работая там, Мучник предложил, по аналогии с отделением технических наук в АН СССР, создать нечто подобное в недрах Госкомитета по науке и технике при Госплане СССР для разработки, тиражирования и массового внедрения малооперационных технологий. Увы, Мучника наверху не услышали…
Прошлое аукается по сей день. Мир освоил технологии шестого поколения, активно переходит к седьмому, а в России основу промышленности составляют технологии четвертого уклада – почти вековой давности. И власть пыжится на их основе резко поднять производительность труда…
Игорь ОГНЕВ
