НЕЗАБЫВАЕМОЕ
Август 1943 года выдался солнечным, тёплым. Практически все женщины нашей деревни (мужчины были на фронте) выходили в поле убирать рожь. Жали вручную, потом вязали снопы и ставили их в суслоны, ровные ряды которых издали казались маленькими белыми домиками сказочного городка.
Мне было четыре, брат на год старше. Иногда вдвоём, а чаще с деревенскими мальчишками, мы прибегали посмотреть, как женщины проворно, захватывая одной рукой рядок ржи, другой подрезают стебли серпом. Не успеешь глазом моргнуть, а готовый сноп, обвязанный закруткой, уже лежит на сжатой полоске. Особенно нравилось наблюдать, как сноровисто работает наша мама.
Бегали на уборку хлеба, если только жали около деревни. Ходить за лес, где тоже были поля, боялись: а вдруг волки.
В один их таких дней мы с братом и соседский Санька, наш сверстник, играли на лужайке возле нашего дома. Из веток, прутиков, палочек, осколков кирпичей строили что-то вроде шалашей или домиков. Соревновались, у кого получилось лучше. В минуты громкого спора из Санькиного дома выходила его бабушка Зоя, и мы моментально замолкали. Да что мы! Когда бабушка наводила порядок у себя во дворе, её побаивалась, мне казалось, и Санькина мать. А их дворняжка Дамка, услышав бабушкин командный окрик, пряталась под крыльцо.
Несмотря на строгость, Саньке было хорошо: бабка всегда дома, он накормлен, не то, что мы с братом, предоставленные сами себе. Еду, что оставляла нам мама, быстро съедали, и снова, как голодные волчата. Правда, летом было сытнее. За забором росла черёмуха, а в огороде морковка, которой, со слов матушки, мы не давали даже подрасти.
Однажды перед обедом бабушка Зоя вышла из дома с косой и мешком, приказала нам далеко не бегать:
– Я схожу накосить травы для телёнка. Скоро буду!
Проводив её взглядом, пока она не завернула за огород, мы продолжили свою незатейливую игру.
Вдруг Санька говорит:
– А у нас выросла вот такая репа! – и показывает, разводя руки. – А какая вкусная! Спасу нет!
Чтобы убедить, какая вкусная и большая выросла репа, Санька нам говорит:
– Пока бабушки нет, пойдём и нарвём. Не бойтесь, она не узнает! Мы у вас потом спрячемся и будем есть.
Убедил. Да и страсть как хотелось репы попробовать. Наша матушка этот овощ не сеяла – не успевала после колхозной работы с нами, ребятишками, да еще с хозяйством управляться.
И вот гуськом, впереди «хозяин», идём дёргать репу, пока бабуся косит траву. Увидели грядку и набросились на неё, как саранча. Выдернем одну репку, потом другую: которая покрупнее берём, а ту, что поменьше, бросаем. После нашего набега грядка сильно изменилась, не только много подёргали, но и истоптали, как будто табун лошадей пробежал.
Довольные, идём к нашему дому. По пути обрываем у репы листья и бросаем тут же, на дорожке. В общем, проторили тропку до самого двора. Чтобы бабушка ничего не узнала, спрятались под сени, пробрались через лаз, по которому когда-то забирались поросята. И ну репу зубами чистить да хрумкать, нахваливая! Давали друг дружке откусить, чтобы определить, у кого вкуснее.
Не успели расправиться со своей добычей, как совсем рядом с нашим убежищем раздался сердитый голос бабушки Зои:
– А ну-ка, разбойники, вылезайте из-под сенок! Я вам покажу, как репу без спроса дёргать!
Сидим, притихли. Боимся пошевелиться. Думаем: как это бабушка нас нашла? Как догадалась, что это мы напроказничали?
– Вылезайте! – снова грозный голос. – А не то возьму длинную палку и всех поколочу!
Наша троица дружно заголосила. Один за другим на четвереньках выбираемся из укрытия, а бабка стоит с хворостинкой и командует, кому куда становиться.
Когда ревущая чумазая команда была построена, она взяла за руку «хозяина», устроившего набег на репу, и хворостинкой прошлась по его заднице. По- обещала, что дома он ещё получит.
Затем настала очередь моего брата. Пока бабушка (не бабушка, а кара небесная!) проводила с ним «воспитательную» работу, я ухитрился вслед за Санькой (он с рёвом побежал домой) шмыгнуть со двора и укрыться за амбаром. Стою, затаив дыхание, радуюсь, что избежал наказания… И вдруг из-за угла выходит наш экзекутор.
– Вот ты где, варнак! Думал, спрятался и я тебя не найду? Сейчас всю твою задницу испорю.
Берёт меня за ручонку и ведёт к кусту с крапивой. Я снова в рёв. Бабка стягивает с меня штанишки, что-то рвёт и пихает в них, приговаривая: «Будешь за репой лазить? Вот тебе! Вот тебе!».
Предчувствуя, как крапива будет жалить мою попу и ноги, сквозь плач пообещал за репой к ним больше не ходить.
Бабушка надёрнула на меня портки и пошла домой разбираться со своим внуком. А я реву, скорее, по инерции. Крапива, чувствую, меня не жалит почему-то.
Когда «гроза» скрылась за своими воротами, стянул штаны. Смотрю – крапивы-то нет, одна мягкая мурава. Вот, думаю, хорошо, что бабушка Зоя перепутала крапиву с травой, а то бы мне досталось! Может, она сама боится «зелёного кипятка»?
Через какое-то время мы снова играли вместе и мучились вопросом: как бабушка так быстро узнала, где мы спрятались? Следопыт она, что ли?
Спустя несколько лет, мы, конечно же, лазили по чужим огородам, чаще всего за черёмухой. Но к участку бабушки Зои не решались даже приблизиться. Были уверены: она непременно узнает и найдёт пакостников, как называли у нас тех, кто забирался на чужие территории. Боялись её и уважали.
Что касается военного лихолетья, то нам было легче, чем сверстникам, попавшим под оккупацию. Однако в глубоком тылу мы тоже терпели нужду, слаще морковки и репы ничего не едали. Многие из нас были лишены родительской заботы и ласки. Значительная часть моих ровесников не дождалась своих отцов. Вместо писем приходили похоронки в казённом конверте, которые до сих пор хранятся на самом дне стареньких шкатулок.
Александр ШУЛИНИН
Евгений КРАН /рис./
