ПОТОМУ, ПОТОМУ, ЧТО МЫ ПИЛОТЫ…

ЛИЧНОСТЬ 

21 МАРТА ТЮМЕНСКОМУ ЛЁТЧИКУ ГЕРОЮ РОССИИ ВЛАДИМИРУ ШАРПАТОВУ ИСПОЛНЯЕТСЯ 80 ЛЕТ

О нём в те дни в середине 90-х пресса писала: «Владимир Ильич Шарпатов, человек мужественный, оказавшись в плену, не пал духом, не уронил престиж Родины, а спас свою жизнь, жизни членов экипажа и самолет». Напомним: речь шла о чудесном избавлении семи российских лётчиков, которые после 380-дневного пребывания в заточении у афганских талибов совершили дерзкий побег из Кандагара, улетев с местного аэродрома буквально у них из-под носа на своём Иле в Объединённые Арабские Эмираты. Звание Героя России Шарпатову было присвоено неделю спустя – 22 августа 1996 года. 

РЕТРОСПЕКТИВА ПОДВИГА 

Так совпало, что полвека назад, в 1945 году, его земляк, тоже лётчик, Михаил Девятаев, будучи в немецком плену, вместе с другими военнопленными захватил бомбардировщик «Хенкель-111» и перелетел на территорию, подконтрольную Красной армии. Правда, подвиг его сначала расценили как «преступление перед государством» и отправили под арест, в лагеря, а высшую награду, звание Героя Советского Союза, присвоили уже потом… 

Что касается предыстории «попадания в плен» шарпатовского экипажа, то она умещается в формулу: на войне как на войне. С той лишь разницей, что воевали не сами лётчики, а афганские боевики со своей властью – читай, шла гражданская война. А российский Ил-76 (бортовой №76842), принадлежавший казанской авиакомпании «Аэростан», перевозил из Албании для правительства Афганистана официально оформленный груз – патроны к автоматам Калашникова. В момент нахождения самолёта над позициями талибов в воздухе появился «их» МиГ-21 и принудил россиян к вынужденной посадке. Далее – тюремная камера, неусыпные надзиратели и томительно долгая неволя – один год и тринадцать дней. 

Понятием «героизм», тем не менее, разбрасываться нельзя, считает Владимир Шарпатов. Поясняет: в той ситуации с первого и до последнего дня пленения он и его товарищи жили надеждой, обдумывали все возможные и невозможные пути своего вызволения. В конце концов пришли к единственному решению – вырваться любой ценой, даже ценой собственной гибели. Потому что стало ясно: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. «В столь экстремальной ситуации человек уже ничего не боится, у него остается только одно желание – спастись во что бы то ни стало, – говорит летчик. – Тогда страха нет, а есть точный расчет, четкость действий, интуиция, воля – а при хорошем стечении обстоятельств они могут быть дополнены везением, если не сказать больше – помощью небес. Хотите – верьте, хотите – нет, но как пить дать тогда не обошлось без участия Всевышнего. Интересно, что в день побега об этом совсем не подозревали талибы, отправляясь на очередную полуденную молитву...». 

И действительно, в самолете Ил-76 после более чем годичного простоя из баков не испарилось топливо, его не слили на хозяйственные нужды – этого количества хватило на перелет из Кандагара в Объединенные Арабские Эмираты, в Шарджу. Да и техника в критический момент не подвела. А долгое сидение на земле не отняло у экипажа «чувства крыла». Здоровья тоже хватило на столь рискованную затею. «Правда, на пятидесятиградусной жаре долго не запускалась одна из бортовых систем, – вспоминает Шарпатов. – Наконец бортинженер Аббязов завел один из двигателей, остальные три стали запускать от уже работающего. Поскольку рядом с нами на борту оказались ещё и трое охранников, старались ехать тихо, чтобы они ничего такого не подумали. И все-таки пока мы рулили, нам наперерез помчались две машины – микроавтобус и два грузовика «Урал», чтобы перекрыть полосу. Учуяли-таки! Что делать? Я даю взлётный режим и начинаю разбег прямо с рулёжки. Столкновения удалось избежать в какие-то сотые доли секунды, а еле заметный отрыв произошел буквально с последней бетонной плиты. Наши спутники-талибы поначалу даже не поняли, что мы уже в воздухе – шли на бреющем, метрах в пятидесяти от земли. Выше подняться было нельзя ещё и потому, что нас вмиг могли засечь талибские и пакистанские радары. Лишь над границей с Ираном я мог себе позволить «набрать эшелон» – 9 тысяч метров. И тут слышу: у меня за спиной пошла потасовка – это мои ребята начали обезоруживать афганцев, стараясь быстро отстегнуть от автоматов рожки с патронами и скрутить этих надоевших опекунов. Слава Богу, всё обошлось благополучно, без жертв». 

Сегодня, находясь от тех событий на приличном временном расстоянии, отважный командир, пилот первого класса Владимир Шарпатов может позволить себе говорить о тех первых часах на свободе со свойственным ему чувством юмора: «Аэродром в Эмиратах. Заруливаю на стоянку, где уже стоит вооруженная до зубов полиция. Выключаю двигатели и открываю форточку. Высунулся, машу рукой, приветствую встречающих, а у меня бородища во-о-от такая! Полицейские кричат: «Талиб! Талиб!» Минут через двадцать нам принесли летную форму – брюки, рубашки, погоны. Потом пригласили всех семерых в полицию, чтобы составить акт происшествия. Примчался и их шеф при всей амуниции. Ему раза три объясняли (если не больше), что за экипаж и откуда. Он, по-моему, так ничего и не понял, а если и понял, то не поверил. Затем в одной из парикмахерских Шарджи началась процедура нашей стрижки-брижки – каждому она обошлась в 63 доллара. Брадобрей-араб спросил меня: «Ви откуда?». Когда услышал, что из России, глубокомысленно произнес: «А-а, Распутин!». И то правда, борода-то у меня была, пожалуй, не меньше распутинской. А еще было приятно, что нашего легендарного земляка из села Покровское знают даже арабы на Ближнем Востоке». 

ПРАВДА ЖИЗНИ 

Расставляя точки над i, Шарпатов отметил: торговля оружием, как и любым другим товаром, – вполне обычное дело, ничего в этом нет из ряда вон выходящего. Другое дело, что конкуренция здесь достаточно жестокая: те же американцы пытаются нас не только потеснить, но при этом еще и выставить в неприглядном виде, используя все средства. А летчики подчас оказываются заложниками ситуации. «До того как совершить тот злополучный рейс в Афганистан, я ведь еще от «Тюменских авиалиний» летал в 91-м году в район военных действий операции «Буря в пустыне» в Ираке, – рассказывает Владимир Ильич. – В частности, привез из французского Лиона самоходную артиллерийскую установку (САУ) вместе с боевым расчетом. Французы, помню, тогда ещё спросили у меня: мол, сколько вам платят за риск? Когда я им сказал, что получаю за это оклад в 840 долларов, они уточнили: за час полета? Узнав, что это мое месячное жалованье, популярно объяснили: за такие деньги их летчики даже к самолету бы не подошли… 

Возить приходилось много чего: противогазы, обмундирование, военные госпитали из Германии и Голландии, два полка НАТО, боевые машины пехоты из соседнего Кургана в африканскую страну Сьерра-Леоне… Причем нередко были самые настоящие «подставы» для экипажа. Например, из Европы в Йемен, согласно документам, мы везем якобы охотничьи ружья в ящиках, а встречают нас в аэропорту города Сана почему-то генералы, которые учились в Москве в военной академии. Так что патроны, которые я вёз тогда в афганский Баграм, это были просто семечки. 1304 ящика «семечек»! Конечно, мы могли только догадываться, что там, в этих упаковках... Груз, тем не менее, был разрешён к перевозке общепринятыми международными нормами и подкреплен соглашением между Албанией и Афганистаном. Мы были сотрудниками казанской авиакомпании «Аэростан» и работали по контракту. О грозящей нам «подставе» даже не подозревали». 

БРЕМЯ СЛАВЫ, ИЛИ МЕДНЫЕ ТРУБЫ 

«К парадному крыльцу здания обладминистрации подъезжает кортеж автомашин с героем дня, его родными и близкими… – цитирую строки моего репортажа в тюменской прессе в середине сентября 1996 года. – Владимира Шарпатова с супругой встречают букетами цветов, объятиями, торжественной музыкой духового оркестра, фольклорный ансамбль исполняет здравицу и вручает хлеб-соль. По красной ковровой дорожке главные действующие лица направляются в большой зал, где собрались многочисленные тюменцы и гости города…». После тех торжеств я спросил героя, как он переносит испытания «медными трубами». Шарпатов ответил одной фразой: «Характер у меня не такой, чтобы загордиться: каким был, таким и останусь». Было похоже, что вся эта кутерьма вокруг его имени всё ещё напоминала ему сладкий сон, который вот-вот прервётся, и снова наступит суровая афганская реальность. 

А потом была пресс- конференция с массой умных (и не очень) сентенций. Один из журналистов, например, вопрошал: о чём же думал Владимир Ильич в самые грустные часы своего афганского плена? «О том, что гараж течёт, что пол на даче гниёт, что картошка до сих пор не убрана… О чём же ещё думать в такой ситуации?» – чувство юмора не покидало его и выручало даже здесь, помогая отшучиваться от некоторых подчас неуклюжих вопросов. А вообще, говорил он потом, нам было не до шуток – даже улыбаться там разучился. 

РОЖДЁННЫЙ В СОРОКОВОМ 

Родился Владимир Шарпатов 21 марта 1940 года в поселке Красногорский Звениговского района Марийской АССР. В 1965 году окончил Краснокутское летное училище гражданской авиации и по распределению был направлен в Тюмень. Впрочем, он один из тех, у кого есть и второй день рождения – тот самый, 16 августа 1996 года, когда произошло с ним и его товарищами чудо невероятного возвращения домой, а по большому счету – возвращения в жизнь. 

Находясь на чужбине, летчик часто вспоминал свою малую родину – поселок Красногорск, школу, речку Атлашку, где купался в детстве. «Атлашка – милая река» – так называется стихотворение, сочинённое им в далекой неволе. Есть в нем пронзительные строки: «Дай бог твоей водой умыться, / Ладонью воду зачерпнув, / В твоем зеркалье отразиться, / Всё пережив, перечеркнув. / Журчи и радуй долго-долго, / Зови на добрые дела – / Ведь без тебя бы даже Волга / Могучей Волгой не была». Написано в Кандагаре 25 июля 1996 года, то есть за три недели до побега. Вот и не верь после этого в силу молитвы, а конкретно – в потрясающую строчку «Дай бог твоей водой умыться…». 

Во время одной из бесед Владимир Шарпатов предложил почитать и другие его стихи, рождённые там же, в заточении. «Лишь только стоящий мужчина / Себя покажет, кто такой!» – написал он на третий день пленения. Четыре месяца спустя обращается с посвящением к своей любимой жене: «Мне судьба подарила везенье, / Только ты от меня далеко!». И еще были строчки, ставшие с первых часов плена для отважной семерки своеобразным гимном (на мотив песни из кинофильма «Тишина»): «Мы вспомним дни, как долго ждали / Любую весточку извне / В чужом для нас Афганистане, / В бетонном, высохшем дворе! / И всё же будет это время, / Когда затихнет рёв турбин, / С себя мы скинем это бремя… / Нас встретят дома мать и сын!». Наверное, лишь те, кто не потерял в той ситуации веру в себя, могут чувствовать себя как «стоящий мужчина», уповать на судьбу- «везенье» и петь «с себя мы скинем это бремя, нас встретят дома мать и сын». Так оно и случилось. 

Рожденный в сороковом, Шарпатов – дитя того сурового времени. Мальцом уже многого был лишен. Недоедал, жил подобно сверстникам в постоянном напряжении. Будто сама жизнь готовила его к грядущим испытаниям. «И вся родня жила в те дни несладко. / Варили суп, один на всех, крапивный, / Без мяса и без круп, зеленый и противный…». Так в стихотворении «Крапивный суп» он опишет свое детство. Вспомнит и эпизод с раненым бойцом с санитарного поезда на ближайшей станции: «Мне отдал хлеб – без отрубей и белый / Один из тех, кто был в сраженьи смелый. / Прошли года, я стал вассалом неба, / Но тот всегда я помню запах хлеба». Изувеченных войной доставляли в госпиталь в их посёлок по железной дороге, рассказывал Владимир Ильич. Но однажды на поляну приземлился самолёт с ранеными. Сельские мальчишки, впервые увидевшие крылатую машину так близко, облепили ее со всех сторон, а маленькому Володе Шарпатову повезло больше всех – ему разрешили посидеть в «лётчицком» кресле и даже потрогать штурвал. Перед тем как запустить двигатель, командир спросил у мальца: «Летчиком будешь?». «Обязательно буду!» – не раздумывая, ответил мальчик. 

И получилось, что наш герой из своих восьмидесяти лет 42 отдал небу, налетал 16500 часов, ушел на пенсию в 62 года в звании майора военно-транспортной авиации. Говорит, что и здесь тоже отличился: «Обычно на заслуженный отдых в нашей профессии уходят значительно раньше». 

…Автор этих строк в августе 96-го, в день легендарного побега из Кандагара, встретился в Тюмени с Юрием Шарпатовым, братом Владимира (тоже, кстати, лётчиком). Он рассказал, как, будучи учеником, Володя спасал от пожара школьное имущество в родном Красногорске: только когда стали рушиться перекрытия, спрыгнул со второго этажа. И как бы между прочим обронил: к этому подвигу и к испытаниям его брат шёл всю жизнь, вернее, был готов к ним с детства. 

А ПОТОМ БЫЛ ФИЛЬМ «КАНДАГАР» 

Режиссер-постановщик прогремевшей на всю страну ленты Андрей Кавун приезжал в Тюмень к Владимиру Шарпатову ещё в 2005-м, долго беседовал с ним, фиксируя нюанс за нюансом на диктофон и в блокнот, а потом взял с собой ксерокопии его афганских дневников. И оказалось, подошёл к теме весьма вдумчиво, написал хороший сценарий. Затем съемочная группа зафрахтовала самолет Ил-76 и полетела в Марокко – там четыре месяца проходили «натурные» съемки. 

«Местность, говорят, очень похожа на афганскую, правда, я там не был, – говорит Владимир Ильич, – киношники меня пригласили в Москву чуть позже – для консультирования. Под моим присмотром в павильоне кинофабрики сделали макет кабины, все приборы, штурвал и прочее. Через две недели, 21 ноября 2007 года, эти съёмки были закончены. Организовали, как полагается, банкет. Перед возвращением в Тюмень я попросил подарить мне штурвал, за которым сидел актер Александр Балуев, сыгравший роль главного героя Карпатова. Штурвал сейчас у меня дома, на подоконнике». Признавая право создателей фильма на творческий домысел, командир Ил-76 считает, тем не менее, что побег в кино выглядит несколько лиричнее, чем было на самом деле. «И это правильно. Правда жизни страшнее даже самого страшного кино. А в общем и целом дух ленты выдержан в патриотических тонах. «Русские не сдаются!» – вот и весь сказ». 

Вопреки досужим домыслам, никаких гонораров за участие в создании кинофильма лётчику из Тюмени не выплачивали – только командировочные выписали. «Я должен быть благодарен судьбе за то, что люди обратили внимание на этот эпизод в моей жизни и, надеюсь, сделали хорошее, интересное кино», – скромно заявил Владимир Шарпатов. 

…Мне снова вспомнилась та шарпатовская строчка: «Нас встретят дома мать и сын!». Действительно, настал день, и все собрались вместе. Семья, дом, родина – это свято для русского человека. И он, этот человек, спасся только благодаря своей великой вере и верности традиции. 

НА СНИМКАХ: в родном аэропорту «Рощино»; Владимир Шарпатов в афганском плену. 

Тодор ВОИНСКИЙ /фото автора и из личного архива В. Шарпатова/ 

 

 


44360