РАССКАЗ
На фоне бесснежной южной степи заяц-беляк, опрометчиво перебегавший поле и просёлок, был заметен даже в нависающих ранних предрождественских сумерках. Поражённый метким выстрелом, а затем притороченный всадником к широкому охотничьему поясу, он слегка колыхался в такт размеренной лошадиной поступи. Молодая каурая кобыла чутко слушалась поводьев, но вдруг мелко задрожала, начала всхрапывать и артачиться.
Знакомая дорога ближе к мосточку над ложбинкой шла на сужение, и именно в том месте в наступающей темноте бывалый охотник заметил впереди у обочины какое-то бурое очертание и две горящие зелёные точки. «Волчьи глаза!», – промелькнуло в его сознании. Через мгновение он вскинул двустволку и выстрелил. Инстинкт самосохранения в ту же секунду погнал почти неуправляемое им животное с места в карьер. Скорость, с какой они понеслись вперёд, не помешала ему увидеть краем глаза, как серый хищник отчаянно закрутился на месте. «Видимо, лапу ему отстрелил», – решил охотник. И для верности сильнее пришпорил коня. Подранок теперь был ещё опаснее – он наверняка попытается нагнать человека и отомстить. Оглянувшись, всадник узрел (или так ему показалось) метнувшегося в погоню волка, вернее, мелькавшие в темноте его огненные глаза. Однако они всё удалялись, размывались в пространстве, становились меньше и меньше, пока совсем не затухли – рана, похоже, помешала зверю бежать быстрее.
Только сейчас путник поймал себя на том, что в висках его рефреном стучали библейские строчки из Пятикнижия: «Враг сказал: погонюсь, настигну, разделю добычу; насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя», «Десница Твоя, Господи, прославилась силою; десница твоя, Господи, сразила врага».
До ближайшего селения всадник доскакал в умеренном темпе, хотя в прошлом году он подъезжал к знакомой калитке гораздо тише. Сегодня же после погони взмыленная лошадь сама нашла дорогу и, ткнувшись мордой в ограду, нетерпеливо заржала. Некто, восседающий верхом, в тирольской шляпе с пером, в овчинном полушубке с откинутым капюшоном, в усах и бороде, перевесившись через забор, громко постучал по воротам и требовательно крикнул в глубину двора: «Иван, отворяй ворота!!!».
Первым на клич отозвался породистый «немецкий овчар» пёс Тарзан. Гостя он признал ещё на дальних подступах. По характерному обличью или по цокоту лошадиных копыт – неизвестно. Встав во весь внушительный собачий рост передними лапами на калитку, он в голос поздоровался с нежданным, но знакомым пришельцем: «Гав-гав!!». Да, тот, что за воротами, повыше, потому что под ним конь. А всё равно не страшно: «Гав-гав-гав!!!». «Иван, убери собаку!», – не унимался визитёр. «А-а, дед Моисей!!!», – обрадовался показавшийся в дверях хозяин дома.
Дед Моисей тем временем уже сам открыл калитку и прямо верхом въехал во двор. Быстро спешившись и держа под уздцы взнузданного конягу, он потрепал по холке приветливо виляющего хвостом пса. «Дед Моисей! Милости просим, давно не виделись!», – хозяин дружески обнялся со старым приятелем и препроводил его вместе с лошадью в ярко освещённые широкие сени, открытые во двор. От разгорячённой животины, от её раздувающихся боков шёл пар – требовалось первым делом накинуть на неё плотную попону, а за неимением оной – хотя бы какое-нибудь старое одеяло, дабы поостыла и не простудилась ненароком. В доме такого добра хватало. Вскоре лошадка, почувствовав человеческую заботу, задышала ровно, успокоилась. Её напоили чистейшей колодезной водой, дали овса.
Закадычных друзей не спрашивают, «каким ветром», – вспомнили, заехали на часок, и слава богу. А дедушка Моисей сам был от природы словоохотлив, мог столько историй поведать – за год не услышишь. Правда, про волка вспомнил не сразу. Сейчас же он деловито достал подстреленного зайца: «Вот ехал по полю, а он тут как тут. Ну, за мной, конечно, дело не стало – от меня не убежишь. Дай, думаю, к Ивану загляну – со своей зайчатиной».
Гость решил было тут же освежевать добычу, но хозяин усадил его за стол: «Успеешь, дорогой. Вот тут Бог послал нам кувшин молодого вина – из новой бочки. А ещё как раз к твоему приходу хорошо подвялилась вон та колбаска – видишь, висит на жёрдочке. Бери, отламывай да закусывай. Ну, будем здоровы!». Иван и дед Моисей чокнулись наполненными до краёв глиняными чашами, пригубили и с видом знатоков одобрительно запричмокивали, закатывая глаза вверх – будто в благодарность всевышнему. Действительно, если не он, то кто устроил это тёплое дружеское застолье?
Однако дед пока не был расположен к разговорам – по его разу- мению, следовало сначала заняться добытым зайцем. На это требовались считанные минуты. Приступая к разделке охотничьего трофея, Моисей чуть ли не дословно вспомнил только ему известную заповедь: «Если приносите Господу жертву благодарения, приносите её так, чтоб она приобрела вам благоволение. В тот же день должно съесть её; не оставляйте от неё до утра». И вот, снята шкурка – её подсолили изнутри и натянули на деревянные рогатки для просушки. А нежная зайчатина угодила прямиком в небольшой чугунок. Затем, пока суд да дело, она, приправленная ароматными специями, попала на стол, где каждому из дружного семейства достался кусочек-другой от деда Моисея…
О недавней встрече с хищным зверем он поведал как-то вскользь, словно приключилось сие и не с ним вовсе. Эмоциональный приятель его, Иван, воспринял этот рассказ недоверчиво, переводя всё в шутливую тональность: «Ну, ты, дед, даёшь!». Он вдруг вспомнил, что в прошлый раз гость поделился совсем невероятной историей. Будто бы рождён он неведомо когда очень и очень давно, а потому не помнит, сколько ему лет отроду – может, тысячу или даже две тысячи. Мать его, да и многие женщины его племени боялись за жизнь своих сыновей, потому что правитель той местности грозился отнять их и утопить в большой реке. Она три месяца прятала младенца в своём доме, а затем, как ей казалось, нашла более безопасный способ – положила дитя в просмоленную корзину, укрыв её в зарослях тростника на берегу. Случилось так, что дочь грозного правителя, купаясь в реке, нашла великолепного мальца и велела отдать его кормилице, оказавшейся его… матерью. Некоторое время спустя та девица потребовала мальчика себе, усыновила и нарекла его Моисеем, потому что, говорила она, взяла его от воды. «Взятый от воды – вот значение имени моего», – уточнил дед.
«Странно, – всё удивлялся Иван, – а может, ты тот самый Моисей, который сорок лет предводительствовал народом в его скитаниях по пустыне, прежде чем войти в ту самую «землю обетованную»? Так поднимем наши чаши за тебя, друг мой, за то, что ты снова посетил мой дом с добром и благим словом!».
Собеседники сдвинули ёмкости ещё не раз и не два, и не три, то и дело наполняя волшебный кувшин божественным напитком из дубовой бочки. Рядом, словно в библейской пещере, хрумкало благородное животное, доставая овёс из холщового мешка. Чуть поодаль сидел Тарзан, радостно повизгивая и виляя хвостом – к нему время от времени прилетали вкусные сахарные косточки…
«Ты – тот, кто любит пришельца и даёт ему хлеб и кров, ибо ты сам пришелец в этом мире. – Моисей изрёк неоспоримую истину буднично и без какого-либо пафоса. Затем продолжил: – Ты и челядь твоя будете есть и насыщаться – только благословляйте Господа, Бога нашего, за добрую землю, которую Он дал вам. У тебя дом – полная чаша. И впредь у тебя будет много крупного и мелкого скота, много серебра-злата – всего у тебя будет много. Только помни и почитай Того, кто даёт тебе силу приобретать богатство, дабы исполнить завет Свой».
Набожная мать семейства, почтенных лет бабушка Мария, тихо сидела около сына своего Ивана и, внимательно вслушиваясь в сказанное чудаковатым дедом, всё крестилась и приговаривала про себя: «Божий человек! Божий человек!». Когда-то в молодости она была певчей в местной церкви, а теперь в святочные дни января нет-нет да и напевала внукам «Во Иордани крещается…». Странно, думала она, пришелец будто без роду и племени. Даже её сын Иван не вспомнит, где и когда они подружились с этим Моисеем. Судя по говору, визитёр был не из соседнего села и не из более дальнего – уж она-то за свой долгий век многих знала в окрестных городах и весях. Изъяснялся он как-то коряво, был косноязычен, однако его хотелось слушать и слушать.
Отвечеряв и наговорившись вдосталь, путник и домочадцы стали отходить ко сну. Гость произнёс своё «благодарю за сей кров», бросил охотничий тулуп на жёсткий топчан в летней кухне и повалился, как сноп, не раздеваясь. И мгновенно заснул.
А раным-рано, когда дом ещё дремал, дед умылся студёной колодезной водой, вскочил в седло, лихо перемахнул через ограду и, приникнув к лошадиной гриве, буквально взмыл ввысь, воспаряя по крутой траектории – подобно реактивному самолёту. В тот же день случайные сельские зеваки из числа ранних пташек разнесли молву: наблюдали, мол, ослепляюще-серебристый силуэт уносящегося в небо всадника на коне, и свет от него шёл во все стороны. Буквально на глазах он достиг самой высокой точки – видимо, оказавшись в самой что ни на есть Вселенной. И превратился в яркую звезду на небосклоне.
Чудодейство попало и в поле зрения старшего сына Ивана – Тоши, которого будто что-то толкануло в бок и заставило проснуться ни свет ни заря. Стоя на пороге, он видел, как собирался в путь дед Моисей. «И куда это он в такую рань?», – успел подумать мальчик, прежде чем его взору открылось небывалое зрелище. Ладно бы на ковре- самолёте улетал, а то на обычной лошади! Тоша был просто потрясён. Первым делом он «по секрету» поделился увиденным с братом Гошей. Тот не поверил ни единому его слову – лишь покрутил пальцем у виска. А взрослым обитателям дома и подавно не имело смысла рассказывать об этом. Их вообще мало чем можно было удивить – особенно если это касалось визитов странного пришельца. Они давно воспринимали его посещения как данность, как знак свыше, как чьё-то покровительство.
Только раздираемый любопытством отрок-неслух Гоша продолжал доставать маму расспросами: «Кто это был? Зачем приходил?». И слышал в ответ назидательное: «Это же дед Моисей, сколько тебе говорить…».
НА ИЛЛЮСТРАЦИИ: мозаичный сюжет на тему Исхода.
Теодор ВОИНСКИЙ