КО ДНЮ РОССИЙСКОЙ ПЕЧАТИ
Как известно, человек использует 4% возможностей своего мозга. Представляете, два головных полушария – и всего четыре процента КПД. Скорее всего, цифра завышена. Граждане отвыкли от чтения. Каждый помнит изречение великого философа Дени Дидро: «Люди перестают мыслить, когда перестают читать». Процесс пошел! Намедни видел в Интернете текст размером в одну страницу А4 – ни одного (!) знака препинания, ни единой большой буквы. Конечно, чувака в школе плохо учили, а еще в библиотеку ходить перестал. Даже в газету не заглядывает. И вот вам результат грамотности!
И все-таки упор в дальнейшем повествовании сделаем на способном члене нашего общества. Я хорошо знал его отца: токарь автоколонны №1431 Сергей Иванович – золотой землячок, мастер на все руки. Сын, Александр Сергеевич, окончив ТюмИСИ, служил в те добрые старые времена у нас, в редакции «Тюменской правды», художником. Правда, на подхвате. То есть приступал к ретуши в пору отхода основного художника Луки Комлева на обед в близлежащий ресторан «Сибирь», где, бывало, задерживался на часок- другой.
В любом случае у Саши Бажина была масса свободного времени. Но парень ни минуты не растрачивал зря. Освоил резьбу по дереву – однажды результат творчества повез на выставку в Новосибирск. Там оценили качество резьбы. Один американец купил набор. На вырученные баксы мой друг отхватил чуть ли не эшелон кругляка, прочего пиломатериала. Капитальный дом в два этажа на Черной Речке срубил сам.
Заодно освоил кройку и шитье. Мне лично Александр Сергеевич построил капитальные расклешенные брюки. Саша вышивал синелью, крестом, полукрестом, гладью. Научился вязать – спицами, крючком. Для начала связал тапочки. Дело наладилось: пошли юбки, брюки, топы, купальники.
Тогда – в 70-е прошлого века – была сочинена эпиграмма: «По коридору ходит Бажин./По горло вермутом заряжен./ Водки целое ведро/ Заливает он в нутро./ Сами понимаете, ничего общего с действительностью опус не имеет. Стих пишущая братия написала любя, исключительно рифмы ради. Ну, может, обликом герой романа соответствовал натуре. Всегда весел, всегда развевалась кудрявая шевелюра, авангардно неслось довольно сытенькое пузцо.
Последнее творение – лапсердак – друг принес в редакцию. На пробу.
Глянулся всему редакционному коллективу лапсердак. Ему не противился сам Виктор Иванович Муравленко. Потому что использовал не четыре процента серого вещества, а стопудово всю голову. Не зря же стал большим ученым, лауреатом Ленинской премии, начальником Главтюменьнефтегаза. Мы, журналисты «Тюменки», воленс-ноленс встречались с ним почти ежедневно. Просто по той причине, что редакция «ТП» располагалась на первом этаже этого главка.
Значит, секретариат в одном конце длиннющего коридора, основные отделы – в другом. Пишущая братия снует туда-сюда. Очередь на лапсердак. В проходах, помню, участвовали Валера Перевощиков, Владимир Мылов, Саша Ларионов, Александр Костенко, Леня Костылев... Даже ветеран Генрих Иванович Мингалев прошелся пару раз в необыкновенном одеянии. Это я обозвал модерновый прикид лапсердаком. Может, и вовсе не лапсердак.
Художник Саша Бажин связал его, распустив заброшенный на антресоли старый свитер лилового цвета. Вроде бы даже на фрак похоже: сзади, со стороны спины, две длинные фалды, а спереди радикальное укорочение – голо на две ладони от брючного ремня, а дальше застегивается на три пуговицы. Супер! Удобно для работы. И кофе не обольешься.
Лапсердак не понравился вахтеру. И почему-то именно на мне.
Короче, сдал я в машбюро рукопись передовой статьи в плане борьбы за честь тюменской марки. Возвращаюсь в родной промышленно- транспортный отдел, а в голове уже выстраиваются строки будущего пламенного очерка с рабочим названием «Трудовые будни и светлое будущее моторного завода им. 50-летия Октября». И в этот момент кто-то хвать меня за плечо, слышу истошный ор над ухом:
– Ты меня оскорбил... в общественном месте... этот пупок!
И тащит меня в приемную:
– Этот ваш в срамной хламиде! Оскорбил!
Редактор Николай Яковлевич Лагунов никогда не ввязывался в конфликтные ситуации. «Мяч» отфутболен дипломатичному корреспонденту отдела писем Альбину Трофимовичу Куликову. Я первым делом объяснил, что ни о каком оскорблении личности речи не может быть: мол, экс-сержант авиации, отличник ВВС, всегда снимаю шляпу перед ветеранами.
– Не словами, а внешним видом оскорбил, – не унимался вохровец, – вон пупок под хламидой!
– Там не пупок, а рубашка- апаш, – парирую.
Для прояснения ситуации на место разбора пригласили конструктора лапсердака.
– Да, мой творческий труд, – признал Бажин. – Но я как дизайнер последователь таких модельеров, как Живанши, Кристин Лакруа, Жан Поль Готье, прочих кутюрье...
– Какие такие кутюрье?! – взвыл вахтер, – это сплошное мутюрье! Едят тебя мухи с комарами!
А наш друг продолжает:
– Вот коллега Пако Рабан использует в моделировании листы бумаги и металлические элементы – вызов консервативному миру. А тут всего лишь использована пряжа...
Вохровец, представитель консервативного мира, стоял перед нами. Мужичок снизу обтянут галифе, заправленными в кирзовые сапоги. Сверху синяя же тужурка. Венчает консерватора картуз с зеленым околышем. И рядом автор сих строк в лиловом авангардном лапсердаке. Хотя и в рубашке а-ля апаш.
И, знаете, пришлось извиниться. Потому что, во-первых, хотя и консервативный вохровец, но наш читатель. Во-вторых, – это я понял с высоты нажитого опыта – не стоит устраивать на рабочем месте некоего подиума.
Сегодня каждая уважающая себя контора выводит персонал на службу по дресс-коду. Сначала кутюрье Зайцев, либо Юдашкин строят униформу, которая затем утверждается советом директоров АО, ОАО или просто ООО. Вон, посмотрите, как ходят люди Сбербанка – все как один в черно- белом. Мы-то пишем о прошлом веке. Много чего пришлось открывать и осваивать.
... Едва разобрались с вахтером, как Александр Бажин приволок второй авторский экземпляр шик-модерна. Едва друг и коллега Володя Девятков примерил «авангард», как влетает секретарша Валя Бороздина:
– Редакционное задание: срочно летите в Ханты! Машина у подъезда!
Вова корпит в отделе советской работы. Руку набил давно: в какой-нибудь райисполком забежал, пару-тройку протоколов прихватил, абзацы присобачил, точки с запятыми расставил – и высокохудожественное полотно, считай, отлито! Но скучно. Часто Вова напрашивается ко мне в напарники. И это ему удается. Неким образом он приходится родственником редактору Николаю Лагунову.
Сверху лапсердаков накинули одинаковые белые плащи, прихватили портфели – летим.
Задание и впрямь срочное и интересное. Ханты-Мансийсий рыбокомбинат приступает к зарыблению озерной системы Ендра – точнее, выпуск мальков пеляди. Тогда это воспринималось как полет на Луну.
В гостинице «Югра» (в лесочке отель) нам – важным товарищам из области – предоставили шикарный по тем временам номер: гостиная и спальня. В последней – две широкие кровати. Из-под покрывала просматриваются накрахмаленные простыни. Портфели бросили – и вперед! На причале нас ожидает гидросамолет – «аннушка» на поплавках.
Лететь недолго – 80 километров. Освежая память, заглядываю в географическую карту ХМАО. В сноске насчет Ендры указано: «В прибрежных лесах водятся волки и медведи». С медведем мы с Вовой столкнулись тут нос к носу. Михаил Потапыч отнесся к нам индифферентно. Об этом, кажется, я как-то писал в «ТП». Писал о зарыблении, равно как и о богатом улове бригады Бориса Лебедева. Повторяться не буду. Сейчас о том, что осталось за кадром.
Мы с Володей нисколько не сомневались, что уже к обеду снова окажемся в Хантах, где нас поджидали накрахмаленные простыни.
– Пока места нет, – обрадовал пилот «аннушки». – Вот живую рыбу доставим на комбинат, тогда за вами прилетим специально – через два часа примерно.
Прилетел через неделю. Оказывается, гидроплан бросили на тушение таежного пожара. В горячке, похоже, и вовсе о нас забыли. Являемся в «Югру» злые, голодные и шибко заросшие. Закинув белые плащи в прихожей, сунулись в спальню – глядь, в моей кровати какой-то тип дрыхнет.
Уже потом выяснилось, в Хантах проходил так называемый «партхозактив» – и вот подселили ответственное лицо из Советского района. Сказали ему, мол, на диван в гостиной. А он, мурло, улегся на чужие простыни. Давай мы его трясти. Вроде бы проснулся, открыл глаза:
– Дьяволы! – и рухнул без сознания.
Может, напугали наши зверские, заросшие хари. Может, фалды лапсердаков принял за чертячьи хвосты. Может, лишку принял по случаю удачного завершения «актива» – не посадили, даже не сняли с должности.
– Вова, – говорю, – пульса почти нет. Надо делать искусственное дыхание – как там, рот в рот?
– В случае чего, нас же и обвинят. Надо вызывать «скорую».
Админис тратора на месте не оказалось. Поди-ка, вместе со всем штатом в греческом зале ресторана отмечает успешное завершение мероприятия: одни гости уехали, другие уложены спать. Зато телефон на столе.
Сколько ни набирали 03, глухо. В 02 тоже не подняли трубку. Зато сразу же отреагировали в 01. Трезвоня на все лады, к «Югре» разом прибыли все три службы. Нашему типу медики вкатили ампулу жидкости. И рыло ожило на глазах.
– Здоровее быка! – заключили врачи.
И за якобы ложный вызов нас отвезли в «обезьянник» местного РОВД.
– Отпустите нас, – клянчим, – мы товарищи из области.
– Тут все так говорят, – отвечают югорские менты.
– У нас и ксивы имеются. Там, в гостинице.
– Все так говорят.
Через местного алкаша, которого полиция – нет, тогда еще милиция – отпустила как родного, передали на волю «маляву».
И мы с Володей Девятковым оказались на свободе чуть ли не мгновенно – легко выправляем фалды лапсердака уже по эту сторону решетки. Вот какая сила и связи редактора. Чего уж, Николай Яковлевич Лагунов, член бюро обкома КПСС. Как пить дать, использует не 4% возможностей своего головного мозга, а значительно больше.
Юрий МАШИНОВ
Евгений КРАН /рис./