СУБЪЕКТИВНО
Сначала поясню про «пургу». Это словечко как-то употребил президент Путин в интервью телеканалу NBC. Отказавшись комментировать заявления сотрудников своей администрации, он сказал: «Неужели вы думаете, что я каждого контролирую? Вон Песков сидит напротив, мой пресс-секретарь, он несет иногда такую „пургу“, я смотрю по телевизору и думаю: чего он там рассказывает? Кто ему это поручил?»
Я вспомнил эту тираду президента опять-таки в связи с комментарием всё того же Пескова по поводу данных Минэка о том, что за последний год закрылось около 700 тыс. компаний малого и среднего бизнеса (МСБ). Пресс-секретарь главы государства парировал, что у Кремля другие сведения: по информации налоговой службы (ФНС) и Корпорации по малому и среднему предпринимательству «констатируется рост»: не все предприятия закрылись, некоторые перешли из категории малых в средние&
Наверное, отчасти так оно и есть, но боюсь, что перебежавших в средние мизер. Сужу по впервые опубликованным сведениям Росстата: доля МСБ с 2017 года застыла на отметке менее 22% ВВП. Другими словами, будь версия Пескова и присных объективной, доля МСБ в ВВП увеличилась бы. Ведь средние компании всё же не чета малым. А тут – ступор.
Тот факт, что МСБ погряз в стагнации, следует также из ежеквартального отчета Промсвязьбанка, "Опоры России" и агентства Magram Market Research (RSBI). Индекс деловой активности с 52 пунктов за два предыдущих квартала рухнул до 50,9, показал опрос владельцев и руководителей 2,3 тысячи компаний из 23 регионов. Наибольший пессимизм продемонстрировало производство – индекс упал до 49,4 пункта. Малый бизнес оценил перспективы роста худшими за последние пять лет.
– RSBI адекватно отражает реальное положение малого и среднего бизнеса, – уверен доцент РАНХиГС Олег Филиппов. – Число банкротств в сегменте МСБ превышает количество вновь открываемых компаний.
Кстати, судя по статистике той же ФНС, МСБ за год потерял 600 тыс. человек – осталось 15,4 млн. В том числе средние компании лишились 136 тыс. работников.
Владислав Корочкин, первый вице-президент «Опоры России», рисует такую картину. Малый бизнес тонет, поскольку сжимается покупательная способность населения: «Беднеющие шестой год подряд граждане передают «вирус безденежья» работающим в потребительском секторе предпринимателям. Те, в свою очередь, вынуждены сокращать штат, резать зарплаты, и в результате ситуация замыкается в порочный круг».
– Продолжается или уход малых предприятий из бизнеса, или переход в "серую" экономику, – дополняет коллегу профессор департамента социологии НИУ ВШЭ Александр Чепуренко.
По некоторым нацпроектам идет откат. Счетная палата отметила, например, что количество зарегистрированных малых и средних предпринимателей снизилось на 2,3%, до 18,8 млн человек. Ведомство сомневается в возможности достижения планового показателя по итогам года по доле малого и среднего предпринимательства в ВВП в 22,9%. Но чиновники отказываются видеть проблему, следуя установке Кремля на стабильность и «рывок».
По мнению Филиппова, на сокращение малого бизнеса главным образом влияет налоговое бремя. За последние 10 лет нагрузка в несырьевом секторе выросла в 2,6 раза, а в сырьевом – в 2,2 раза, подсчитали в Институте Столыпина, наблюдательный совет которого возглавляет уполномоченный при Президенте РФ по защите прав предпринимателей Борис Титов. «В России, по данным исследования PwC, основанного на данных Всемирного банка, общая налоговая нагрузка (на прибыль, труд, косвенные платежи) составляет 47,5% по итогам 2018 года. Для сравнения: средний мировой показатель составляет 40,5%.
Бизнес плачет горючими слезами от непомерной фискальной удавки, а глава ФНС Михаил Мишустин гордится тем, что с 2012 года объем налоговых изъятий из экономики растет в 33 раза быстрее, чем сама экономика. А кроме того, есть квазиналоги. Так, с 2019 г. МСБ вместо пониженной ставки страховых взносов в 20% получил тариф 22% по обязательному пенсионному страхованию. В ряде регионов вырос налог на имущество…
Хотя контролеры разных мастей не зря едят свой хлеб, информационные разногласия, и не только по МСБ, с верхними этажами вертикали власти возникают постоянно. Почему? Во-первых, управление нацпроектами – сложная трехэтажная иерархия. Её обрисовал глава Счетной палаты Кудрин на недавнем форуме стратегов в Санкт-Петербурге: «Нацпроекты упакованы в федеральные проекты, которые, в свою очередь, входят в государственные программы. И на каждом уровне свои показатели. Это, по сути, старая оболочка, главное препятствие, но не единственное».
Возникновению трехэтажной пирамиды удивляться нечего: система (в данном случае вертикаль власти) родила своё подобие. Понятно, что каждый следующий этаж стремится не ударить в грязь лицом и выглядеть по крайней мере не хуже, а по возможности лучше этажа нижележащего. В понедельник премьер Медведев выступил против манипуляций со статистикой нацпроектов. Ну а кто устроил пирамиду, в которой информация пуржит между этажами?
Во-вторых, обращает внимание Алексей Ведев, ведущий научный сотрудник лаборатории финансовых исследований Института экономической политики им. Гайдара (а ранее – замглавы МЭР), когда в 2014 г. президент поставил цель – выйти на темпы роста выше мировых, правительство делало ставку на частные инвестиции и улучшение делового климата. Однако сейчас, по словам Ведева, цели остались примерно теми же, но упор делается на госинвестиции, а частный бизнес должен ориентироваться на нацпроекты и государственную инициативу.
Экспертам все очевиднее, что нацпроекты в такой упаковке призваны сузить финансовые потоки в стране и сделать их максимально подконтрольными государству. А любые попытки независимого бизнеса создать свои центры притяжения или распределения средств воспринимаются властью с опаской – как угроза стабильности. Причем не столько экономической, сколько политической. Этим, похоже, как раз и объясняется, в том числе, чрезмерно зарегулированная реализация нацпроектов: даже в их рамках пространство для маневра сведено до минимума. Например, СП в своем заключении на проект 3-летнего бюджета сообщает: целевые показатели нацпроектов по строительству жилья, здравоохранению, демографии исчезли из госпрограмм. Это уже похоже на профанацию.
По мнению Ведева, вырисовывается рискованный сценарий. Почему? Да потому, что государство будет выделять на нацпроект около 4-х трлн руб. в год, а общий объем инвестиций достигает примерно 20 трлн, и 70% из них – деньги частные. Но государство стремится контролировать всё и вся. Контроль – дело хорошее, однако бесконечное его раздувание, отмечает Ведев, окончательно задушит экономическую свободу. А она прежде всего нужна малому бизнесу.
«В принципе от контроля власти не откажутся, с этим можно жить, но экономика будет в относительных аутсайдерах», – соглашается Олег Вьюгин, председатель наблюдательного совета Московской биржи, профессор Высшей школы экономики.
Ну и, в-третьих, по мнению Алексея Кудрина, «Один из важнейших факторов – это отношения федерального центра и субъектов. Когда начались нацпроекты – не изменились принципиальные институты… Я бы даже сказал, что ситуация немного усугубилась». Дело в том, что у регионов недостаточно самостоятельности и полномочий. А за этим, добавлю от себя, кроется необходимость трансформации вертикали власти в полноценную модель федерального устройства, чем пока и не пахнет. Например, губернаторы, по сути назначаемые сверху, подотчетны вовсе не избирателям, а верхним этажам вертикали. Причем ключевые показатели, по которым оценивают работу губернаторов, чуть не каждый год меняются.
Нельзя утверждать, будто государство сидит сложа руки. В рамках «Стратегии развития малого и среднего предпринимательства до 2030 года», принятой в 2016 г. и на основе которой сформирован нацпроект, в помощь предпринимателям уже вроде бы работают разные инструменты. В регионах появляются специализированные центры «Мой бизнес». Предприниматели могут получить там все меры поддержки и услуги.
Для МСБ теперь доступны льготные кредиты по ставке 8,5%. Смягчены требования к заемщикам: если вы задолжали налоговой не выше 50 тыс., вам не откажут в кредите.
Предприниматели из глубинки, отрезанные по разным причинам от банков, теперь получат доступ к займам, причем размер минимального с 3-х млн увеличен до 5 млн руб.
Власти рассчитывают, что с помощью этих и других мер к 2024 г., как прописано в нацпроекте, в МСБ будет занято 25 млн человек, а доля в валовом продукте поднимается до 32,5%.
Но как это у нас бывает, гладко было на бумаге… А вот, например, льготное кредитование буксует, зафиксировала СП. На 2019 год вместо планового 1 трлн на 1 сентября выдано лишь 132,6 млрд руб., и этим благом воспользовались лишь 5% предпринимателей. Оказывается, заполнить все бумаги для получения этого кредита не смог даже Юрий Савелов, член президиума «Опоры России» с высшим экономическим и юридическим образованиями.
Я было уже хотел поставить точку, как на «Яндекс Дзен» увидел рейтинг быстрорастущих компаний МСБ бизнес-сообщества «Атланты». Информация меня просто огорошила. Если расчеты «Атланты» верны, то реальный вклад МСБ в экономику сегодня вдвое меньше: около 11%! Официальную долю до 22% надувают крупные компании, вписывая в отчеты свои же «дочки» и филиалы, выдавая их за МСБ. Стимул есть: исполнение директивных показателей сотрудничества с «малышами». Похоже, и здесь крепко пуржит…
По данным Института экономики роста имени Столыпина, в развитых странах вклад сектора МСП в ВВП составляет в среднем 48%, а не 22 или 11%.
К причинам, удушающим МСБ, которые назвали эксперты, добавлю свою, как мне кажется – не последнюю. Ни одна развитая страна не миновала в своей истории периода первоначального накопления капитала, оставившего немало мрачных страниц. В России он завершался к началу XX века, причем не столь драматично, как на Западе. Причина в том, что ядро бизнеса у нас составляли староверы, этическим кредо которых было «честное купеческое». Эволюцию прервал октябрь 2017 г. Ну а спустя век многострадальная Россия вновь окунулась в этот мутноватый, но неизбежный этап. Потому и умудряются воровать даже приколоченное. К примеру, в понедельник президент Путин посетовал, что «при строительстве космодрома «Восточный», где хищения, исчисляемые сотнями миллионов рублей, так и не удалось прекратить полностью». Если в Европе бизнес 3-й, а то и 4-й века переходит из рук в руки в одной семье, то в России лишь несколькими семейными компаниями владеют представители второго поколения. Остается только гадать: выстоит ли страна, вторично наступив на те же грабли?
Игорь ОГНЕВ
