КУКУШКИНЫ СЛЁЗЫ

РАССКАЗ 

Павел Журавлев возвратился с ночной смены. Разувшись в сенях, снял спецовку и босиком прошел на кухню. 

– Доброе утречко, Любашка-а! – громко и ласково крикнул Павел, заглянув в комнату. Жена вышла, прижимая палец к губам: тише, мол, не шуми... 

– Что стряслось? – уже шепотом спросил он. 

Взяв мужа за руку, Люба провела его в спаленку. То, что он там увидел, его не только удивило, но и немало озадачило. Поперек их семейной кровати, раскинув ручонки, спал младенец, сладко причмокивая губенками. Павел вопрошающе глянул на жену: "Вот те раз! Это чей же ребенок, Любаня, откуда?..». 

Вернулись на кухню, жена полушепотом стала рассказывать: 

– Поднялась я сегодня на зорьке, сварганила завтрак, вскипятила чайку и решила прикорнуть еще чуток, рановато все-таки. Задремала. Вдруг слышу: в сени тихо постучали. Вскочила, отворила дверь – никогошеньки, а на крыльце лежит дите в одеяльце. Кинулась за калитку, огляделась туда-сюда – пусто на улице, ни одной живой души. А ребеночек- то закряхтел вдруг, заплакал. Я обомлела аж, на руки его скорей и в избу. Развернула, распеленала: девчушечка, до чего же миленькая, пригоженькая – сущий ангелочек! 

Опустившись на табуретку, Люба, тихо всхлипнув, запричитала: 

– О, господи! Да неужели у женщины той не сердце, а камень? Как можно бросить свою кровинушку? Как таких изуверок земля- то носит? Что же теперь делать-то станем, Павлуша? 

Муж собрался было ответить, но жена торопливо опередила его: 

– Давай оставим девочку себе. А что? Выхлопочем бумаги, какие законом положены, и будем растить-воспитывать как свою родную дочь. 

– Конечно, Люба, куда же теперь девать нам эту кроху? Оставим покуда у себя, а там видно будет. Сиротливо в доме без детей-то... 

Пять лет миновало с той поры, как поженились Павел и Люба. Жили дружно, душа в душу, не зная нужды. Одно огорчало: Бог деток не давал. Сейчас же в их жизнь явился ласковый солнечный лучик. Втайне друг от друга они, конечно, побаивались: вдруг счастье окажется временным? Не сегодня-завтра заявится некто, и их радости наступит конец. Прошло довольно продолжительное время, но подкидыша так никто и не хватился. Журавлевы же, не откладывая дело в долгий ящик, оформили на девочку документы законным путем и окончательно успокоились. Дочку назвали Полиной. 

…Прошло двенадцать лет. Поля заканчивала пятый класс. Училась легко, без принуждений, схватывала, как говорят, все на лету. Одинаково горячо была привязана и к Любе, и к Павлу. Бывало, придет из школы и еще с порога зальется колокольчиком: «Мамочка, папочка, у меня сегодня пятерка за диктант!». И бросается по переменке обоим на шею, целует. В такие минуты на лицах Павла и Любы светилась радость. 

В тот жаркий воскресный летний денек семья Журавлевых собиралась на речку искупаться. И тут со стороны леса в открытое окошко услышали все разом голос кукушки. Павел притянул к себе дочь, шутливо спросил у невидимой птицы: 

– Скажи-ка, кукушечка, сколько годочков нам на белом свете жить? 

Та добросовестно отсчитывала, куковала бесконечно долго. Счет прервал Павел, обращаясь к жене и дочери: 

– Не верьте кукушке, врет она все, глупая птица! Потомства себе вывести не умеет. Единственное яйцо свое и то кладет, крадучись, в чужое гнездо. Вот плачет после, льет свои горькие слезы. 

Вернувшись с купанья, все узнали страшную весть – началась война. На другой день, не дожидаясь повестки, сходил Павел в военкомат и выпросился добровольцем на фронт с единственной оговоркой – воевать в танковой колонне. Расставание для всех было невыносимо печальным. Тяжелее всего оно далось Полинке. 

– Папочка, любимый, родной! Ты ведь обязательно вернешься с победой домой! Мы с мамочкой будем очень тебя ждать! 

Но отец не вернулся. Похоронку принесли на второй месяц войны. Шло время. Мать и дочь никак не хотели верить похоронке. Они ждали Павла все тяжелые годы войны, ждали и после ее окончания... Полина заканчивала десятый класс. Мать сидела за швейной машинкой, хлопотала над платьем для выпускного школьного бала. И тут в дверь настойчиво постучали. От неожиданности Люба вздрогнула, встрепенулась, но, справившись с собой, громко сказала: «Войдите!». В комнату стремительно вошла довольно еще молодая миловидная женщина и прямиком с порога выпалила: 

– Здравствуйте, я – мать Полины! 

Люба разом вспыхнула лицом. Тело сразу бросило в жар, словно его обдали кипятком или огрели плетью. А пришелица надменно- спокойно продолжала: 

– Вероятно, вы догадались, уважаемая, что я пришла забрать свою родную дочь. Я ведь ее родила и, стало быть, имею на нее полное право. И, наконец, ей со мной будет лучше. Не так ли? 

– Надо же, как все просто и легко выходит по-вашему, – с хрипотцой в голосе выдавила из себя Люба, тяжелым взглядом вперясь в незнакомку. – А известно ли вам, что имеется народная пословица: «Не та мать, которая родила ребенка, а та, которая воспитала, вскормила». Это вам известно? И последнее. Я не имею права говорить вам за Полину, насколько счастлива-несчастлива девочка со мной. Дождемся ее прихода из школы... 

Полинка со счастливой улыбкой не вбежала, впорхнула птичкой, бросилась к Любе на шею, собираясь сообщить матери, что и последний экзамен сдан на отлично. Но, взглянув на мрачное, потускневшее ее лицо, остановилась: 

– Мамочка, милая, что с тобой? 

Люба молча показала на женщину, сидящую в стороне. Та тут же вскочила, уронив стул, с распростертыми объятиями шагнула к девушке: 

– Полинушка, кровиночка моя родненькая! Ведь это же я, мать твоя родная! 

У девушки округлились глаза, она невнятно что-то закричала, размахивая перед собой руками, будто отбиваясь от оводов, отступила, прижалась к Любе. 

– Мама, я боюсь! Вели этой тетке, немедленно покинуть наш дом. 

– Вот и ладненько, – тихо сказала Люба. – Справедливость, я надеюсь, восторжествовала. Теперь, я надеюсь, у вас не возникает каких-либо сомнений в Полиночкином счастье? Это были ее слова, ее решение. Поэтому прошу вас оставить нас раз и навсегда... 

В открытое окно доносился птичий щебет. Неожиданно, перекрывая разноголосье птиц, послышался голос далекой кукушки. Полина встрепенулась, с радостью бросилась к окну: 

– Скажи-ка нам, кукушечка, сколько годков проживем мы с мамулей на свете? 

На счете "три" птица, поперхнувшись, умолкла. Дочь, помрачнев лицом, отошла к Любе. После, как бы спохватившись, оживилась: 

– Не верь, мамочка, счету кукушки. Врут они, эти глупые птицы. Ты же помнишь, наш папа говорил об этом... 

Михаил ЛЕОНОВ 

 

 

 

 

 


41608