ДАЛЁКОЕ-БЛИЗКОЕ
Родилась я в 1957 году в селе Лепиха Тюменской области. Росла в окружении бабушек и прабабушек, их рассказы о революции, Гражданской войне, голоде тридцатых годов, военном лихолетье слушала постоянно. Особенно часто задавала маме, отцу, дяде вопросы о войне.
У меня были игрушки, много детских книг, карандаши, пластилин, а они мне рассказывали, как писали на старых газетах и играли самодельными игрушками. Рассказывали, как дети работали во время войны, мальчики летом жили на полевых станах, за каждым была закреплена лошадь, на ней возили копны, снопы. Девочки пропалывали овощи…
Когда я училась в девятом классе школы № 33 города Тюмени, учительница химии Галина Ивановна рассказала нам, как ее семья была эвакуирована из блокадного Ленинграда в Южный Казахстан: на перемене в школе им давали по куску кукурузного хлеба и по спичечному коробку коричневого сахара, дети называли его «живой сахар». После этого рассказа я решила, что нужно записывать воспоминания. Записала воспоминания мамы, тети, коллег, соседки по дому, односельчан с моей малой родины, прихожанки одного со мной прихода. Многие из них родились в разных местах нашей страны, но волею судьбы оказались в Тюмени, и здесь прошла их взрослая жизнь. Эти воспоминания похожи своими горестями, радостями, ожиданиями и надеждами. Тех, через чьё детство прошла война, становится всё меньше и меньше, и мне хочется успеть им послужить.
Любовь ВЕРЕТЕННИКОВА
ХЛЕБ ВОЙНЫ – КАРТОШКА
Воспоминания моей мамы о годах войны, на которую пришлось её детство, я записывала, когда маме было семьдесят лет. Сейчас ей за восемьдесят, но когда по телевизору показывают новости о военных конфликтах, беженцах, голодных детях, она вспоминает войну, где главной заботой родителей было накормить детей.
– Я, Веретенникова (Алексеева) Евгения Лазаревна, родилась в 1937 году в Упоровском районе, селе Лепиха Тюменской области. Отец был председателем колхоза, его призвали служить в конце октября 1941 года, когда был убран урожай. Помню, вокруг жухлые листья и желтая трава, холодно. Мы пошли к правлению колхоза в центр деревни, отец нес на руках брата Моню, которому было два года. Там собрались все провожать призывников до ограды, которой была огорожена деревня. Призывников усадили на телеги и стали с ними прощаться. При расставании плакали все – мама, сестра отца тетя Шура, очень громко причитала слепая бабушка Арина, мать отца.
К нам пришла жить сестра мамы Анна со своим маленьким сынишкой Шурой. Сейчас я понимаю, какое это было мудрое решение двух женщин, насколько слаженно они вели хозяйство. У нас все время было две коровы, большой огород под картошку и другие овощи – это все давалось тяжким трудом, сено косили в основном ночью, на огородах работали утром и вечером. Анна была трактористкой, мама – телятницей. Работали без выходных.
Мои первые воспоминания о совместной жизни: на улице зима, мы, дети, сидим за столом, Анна жует хлеб с чесноком и дает каждому – такая вот борьба с авитаминозом. Все заболели тифом – Анна, Моня, Шура, через несколько дней заболела мама, я тоже подумала, что болею, и легла рядом. День пролежала, но у меня ничего не болит, и я встала, чтобы помогать Анне, которая кое-как ходила после болезни.
В шесть лет у меня на голове образовался пузырь, заполненный жидкостью, величиной с ладонь, из него все время что-то текло. Меня обстригли и сшили шапочку, в которой я ходила. Мама водила меня к фельдшеру, он назначал мне примочки, но ничего не помогало. А потом какая-то бабушка сказала, что это «мышьяк» и лечится он горячей мышиной кровью. В это время копали картошку. Мама поймала мышь, разорвала её прямо над моей головой и намазала ещё теплой кровью. За неделю «мышьяк» исчез. Когда я стала учиться в медицинском училище, то узнала свой диагноз – это была кожная туляремия.
Во время войны было много нищих. Люди приходили из соседних деревень, а это семь-десять километров. Наше село было большое, старообрядческое, и люди, по возможности, что могли, то отдавали. Мама всегда давала нищим вареные картофелины. Картошка и молоко были у нас основными продуктами. Картошки сажали 25 соток. Я в день сочила на терке ведро картошки – это входило в мои обязанности. Руки всегда были стерты до крови. В тертую картошку добавляли горсть муки, смолотой на жерновах, и пекли лепешки.
От отца в 1942 году перестали приходить письма, мама ездила к ясновидящей в с. Скородум. Та пила чай с чем-то сладким и закатывала глаза, видны были только белки. В это время ей нужно было задавать вопросы, и она отвечала. Мама спросила об отце, ясновидящая сказала, что он лежит в бинтах, на вопрос о брате Дмитрии ответила: «Земля его не носит». Спрашивала еще о муже Анны, на что та уточнила: «Так ведь он не на этой войне, совсем в другой стороне». (Муж Анны в то время был на границе с Японией).
В 1944 году я пошла в школу.
ТАМ КАКОЙ-ТО СОЛДАТ ПРИШЁЛ…
Воспоминания сестры моего отца о военных годах говорят только об одном – как рано взрослели в то время дети. Летом шестилетняя девочка оставалась за хозяйку дома. У неё была масса обязанностей – следить за птицей, носить воду, встречать корову, мыть посуду. Детство брало своё, приходилось совмещать работу и отдых: идешь за водой, значит, в реке выкупаешься, корову встречаешь – побегаешь наперегонки с ребятишками. Вот что рассказала Елизавета Александровна РУСАКОВА (Веретенникова). Она родилась в 1939 году в Кировской области Даровского района, в д. Окатьевцы.
– У нас был высокий дом с большим подпольем – «пчельником», где вверху висел колокольчик – это была охрана от воров. Возле дома была большая гора, из которой бежал ручей, не замерзающий зимой, вода в нем была прозрачная и вкусная.
В 1942 году отец приезжал домой с войны в отпуск, но я этого не помню. Зимой 1943-го мама родила мертвого ребенка, во время родов у неё лопнула вена на ноге, её увезли в больницу в г. Котельнич – это от нашей деревни за сто километров. Туда к ней приехал её брат дядя Ваня из г. Кирова и привез 20 бутылок красного вина – об этом просил врач. Вино в то время было успокоительным, и в нем было все, чтобы восполнить большую кровопотерю. Пока мама находилась в больнице, за нами присматривала соседка. Старший брат Анатолий и младший Сергей сами печь топили, воду носили, кормили скотину, соседка доила корову. Мама пролежала в больнице больше месяца.
Вся работа в колхозе лежала на плечах женщин. Мама работала телятницей, весной пахала небольшие поля в лесу на быке Мишке, меня брала с собой, и я ездила у Мишки на спине.
Летом мама стала ругать меня с братьями, что мы съедаем всю еду, которую она приготовит. На день нам оставляла что-нибудь в кухне, а ужин убирала в подполье. Не обнаружив спрятанных продуктов несколько дней подряд, опять стала нас ругать. Я ей сказала, что слышала, как днем в подполье звенел колокольчик, мама вывела нас из дома, а сама ушла к бригадиру. Пришли люди, окружили наш дом, мужчины пошли в подполье и оттуда вывели двух связанных мужиков. Оказалось, это были дезертиры, они и воровали нашу еду.
День Победы тоже помню: был митинг, все радовались, смеялись, мы с ребятишками бегали вокруг собравшихся. Меня оставили дома нянчиться с соседским мальчиком. К нам зашел солдат и спросил, где мама. Я побежала к ней: «Мама, там какой-то солдат пришел и тебя спрашивает!». Когда мы прибежали домой, мама заплакала, потом мне сказали, что это мой отец пришел с войны. Он был сильно изранен, у него были вставные челюсти. Все лицо в мелких шрамах, ночами часто кричал во сне. Про войну он не любил рассказывать, но как-то в праздник, когда сидел за столом с братом дядей Ваней, инвалидом войны, сказал: «Я расписался на рейхстаге».
Весной 1946 года мы уехали жить в Тюменскую область, в Упоровский район, село Лепиха. Там была школа.
МАМИНО СЧАСТЬЕ – ПРИЕЗД БРАТА
Антонина Федоровна БОРОДУЛИНА (Мальцева), прихожанка старообрядческой церкви, тоже поделилась своими воспоминаниями о войне:
– Я родилась 5 мая 1937 года на станции Маслянская Сладковского района Тюменской области. Отца Федора Никитича, 1901 года рождения, летом 1941 года, в самом начале войны, забрали в армию. Осенью пришло письмо из госпиталя, он писал, что ему оторвало ногу. Домой вернулся на костылях зимой 1942-го. Сам себе сделал деревянный протез и стал на нем ходить.
Нас в семье было пятеро братьев и сестер. Старший, Леонид, 1923 года рождения, был на фронте. Сестра Анисия (1925 г.р.) училась в Тюмени на товароведа. Еще был брат Василий (1933 г.р.), в конце 1942-го родилась сестра Тамара, но она умерла в 1943 году.
Отец злоупотреблял спиртным, зачастую пропивал пенсию, а однажды даже пропил продуктовые карточки на хлеб. Основной едой в доме была картошка, но мы постоянно ходили в лес, который стал подспорьем в питании, собирали лук, щавель, саранки, ягоды, грибы.
Мама после родов очень ослабла, у нее начали опухать ноги. Тогда было начало лета, с едой трудно, мы с братом стали копать в огороде картошку (а она совсем мелкая), варили и кормили ею маму. После пошла земляника, я каждый день ходила в лес, собирала ягоды и продавала их на станции. Постепенно мама поправилась.
Осенью 1944 года все ребятишки, с которыми я играла на улице, пошли в школу, а мне не было 8 лет, и я осталась дома. Одной, без друзей, было скучно, тогда я сама пошла в школу. Открыла дверь, учительница спрашивает: «Что тебе, девочка?» – «Я пришла в школу учиться»,– отвечаю. – «Ну, тогда садись и учись», – сказала она. Так я стала первоклассницей.
Мама работала в пекарне, приносила оттуда кусочек хлеба – граммов 100 – и делила между нами и соседским мальчиком. Он приходил и говорил: «Дайте маминого хлеба!». Эти кусочки были очень маленькими, но никакие пирожные не могут по вкусу сравниться с ними!
День Победы я не помню, вернее всего, я перепутала его с приездом брата Леонида в отпуск. Он приехал тогда такой красивый, в нарядной форме лейтенанта. Как счастлива была мама! Потом он уехал и служил еще несколько лет. В 1946 году мы переехали жить в Заводоуковск, вещи везли на телеге, в которую запрягли корову.
