ПЕРВЫЙ АВТОГРАФ

ПАМЯТЬ СЕРДЦА 

С участниками радиопередачи «В нашу гавань заходили корабли» судьба свела меня в 1996 году, когда они по пути на открытие екатеринбургского мемориала жертв политических репрессий заехали в Тюмень и стали гостями журналистов газеты «Тюменский курьер». 

Помню, незадолго до этих событий моя жена сказала однажды: 

– Хочу познакомить тебя с Успенским. 

– А ты с ним сама-то знакома? – иронично хмыкнул я.

– Нет. Но когда-нибудь он все равно приедет в Тюмень. И я вас обязательно познакомлю. 

Я тогда еще не знал, что живу рядом с «ведьмой» в хорошем смысле этого слова. И посмеялся над ее шуткой. Напрасно… 

Было шумное застолье с песнями и стихами. Вспоминаются улыбчивые, потрясающие Валентин Берестов, Элеонора Филина, Григорий Гладков. Каждый – неповторимая личность, целая планета. И в центре – словно центральное светило, удерживающее в поле своего тяготения эту «солнечную систему», – Эдуард Николаевич Успенский. Простой, обаятельный, собравший под знамя дворовой песни полстраны, атаман был истинной душой компании. Искромётные шутки и тосты перемежались у гостей с работой. Поиск забытых песен оставался главной задачей творческого объединения звёзд. Всё в столичных гостях соответствовало поговорке: мешай дело с бездельем – проживёшь век с весельем. Несколько песен помог вспомнить и записать на магнитофон ваш покорный слуга. Они прозвучали позже на «Радио России» в моём исполнении и даже вошли в репертуар Элеоноры Филиной. 

К слову, все гости были напрочь лишены «звёздности» и столичного лоска. Валентин Берестов, этот живой классик детской литературы, лихо сбацал свою «Анти-Мурку» – достойный и блестящий идеологический отпор шансонному оригиналу. Сюжет о пропавшей Мурёночке («я ль с тобой не ладил, я ль тебя не гладил, я ль тебя сметаной не кормил») завершается счастливым финалом, когда пропавшее создание возвращается к хозяину, а вместе с нею … семеро котят. 

Григорий Гладков спел любимую песню алтайских шоферов и моей мамы про лихого Кольку Снегирёва. 

Тут же, перелистывая редакционные журналы, подаренные столичным гостям, Успенский случайно наткнулся на мою первую поэтическую подборку и обрадовался: 

– О, здесь же Лёнины стихи! Давайте возьмём у него автограф! 

Вот так сконфуженный и одновременно польщённый автор дал первый в своей жизни автограф. Не кому-нибудь – самому Успенскому! А потом и Берестову! И Гладкову! Вот уж кому точно снесло крышу в тот вечер, так это мне… 

Потому и не поговорил толком с каждым из гостей. Не взял подробнейшего интервью. Кусай теперь локти, когда «иных уж нет…» 

Откликнулся, конечно же, публикацией о встрече, об огромной нациескрепляющей миссии, которую выполняют создатели передачи «В нашу гавань». Потому как считаю важнейшим государственным делом стремление сберечь пласты народной культуры в условиях глобализации, стирающей национальные различия. А в портретном описании, помню, даже сравнил Успенского с …древнеримским консулом. 

Больше наши пути не пересекались. Напоминать о себе постеснялся. Слухи о каких-то столичных скандалах, связанных с авторским правом, с разводом Успенского и Филиной, пропускал мимо ушей. Помнилось совсем о другом. О светлом и радостном, что останется после этих людей нам и нашим внукам. Потому-то сейчас и застрял комок в горле, как будто лишился я родного человека. Больно и оттого, что часто теряем мы близких задолго до их физического ухода. По своей вине. Потому-то и говорим: прощайте. Не просьба простить заключена в этом слове. Уверенность в том, что простят. 

Леонид ТКАЧУК 

 


37576