РАССКАЗ
Окончание. Начало в № 15
В ЛЕДЯНОМ ПЛЕНУ
То ли брат сильно ее потянул, то ли поскользнулся на льду у майны, Федор со всего размаха, потеряв равновесие, очутился в ледяной купели. Произошло все быстро и неожиданно, и он не сразу сообразил, что произошло. Испуганно вытаращив глаза, попытался ухватиться за лед руками, но те предательски скользили. Одежда, еще окончательно не намокнув, продолжала держать на плаву. Майна была небольшой, и закинуть ногу никак не удавалось. Вода уже стала проникать под низ, и парня начало медленно тянуть на глубину. Ледяная вода сковала тело. Почуяв неладное, бросив веревку, подбежал запыхавшийся Егор:
– А-а-а-а!! Помогите!
– Чего орешь, дурило, – заикаясь от холода и теряя силы, Федька с трудом поднял руку, указывая на теплый Егоркин тулуп, и хрипло произнес:
– Снимай, ложись на брюхо, держись за один рукав, второй дай мне.
Егорка проворно разделся, распластался на льду и протянул рукав. Федька вцепился обеими руками.
– Держи крепко, упирайся ногами в снег. Дотянись до пешни и попробуй воткнуть ее в лед, крепко ее обними.
Тот, не раздумывая, сделал, как просил брат. Из последних сил, которых оставалось все меньше и меньше, Федор крепко держал обеими руками спасительный тулуп, над которым еще в избе подсмеивался и подшучивал. Егорка ревел, постанывал, но свой рукав не отпускал и тянул, что было мочи, на себя. Федор по грудь высунулся из воды, неимоверными усилиями приподнял ногу и уперся о кромку льда. Выбравшись из злополучной майны, он, кувыркаясь, уперся в сугроб, где лежала его добыча. Рыба уже застыла и не подавала признаков жизни. Промерзшие белые глаза тайменя как бы в усмешке спрашивали:
– Ну, и как тебе на морозе, приятно лежать?
Одежда вмиг покрылась ледяной коркой. Вставать и шевелиться уже не хотелось. Глаза начали слипаться, хотелось поспать. Егорка, продолжая размазывать слезы на щеках, вдруг заорал:
– Ну, чего разлегся, как бревно?! Замерзнешь совсем!! Давай вставай!!! – изо всех сил тормошил он брата.
С трудом поднялись и, держась друг за друга, потихоньку заковыляли в сторону саней. Ползком на карачках удалось наконец-то взобраться на самый верх.
– Давай спички, сейчас огонь разведу, согреемся маленько, – сказал Егорка и тут же осекся: спички-то были у Федьки, они промокли. Пошарив в санях, старшой вытащил из мешка патрон и протянул Егорке:
– Вытаскивай пыж. Сейчас что-нибудь придумаем.
– Егор удивленно уставился на брата, но перечить не стал.
Он знает, что делать.
– Возьми охапку сена, придави его ветками и хворостом, – скомандовал Федор.– Щас пальнем туда.
Пока Егорка занимался обустройством будущего кострища, Федор зарядил пустой патрон в ствол.
– А ну-ка, отойди в сторону, – и, не целясь, выстрелил.
Сквозь завесу белого марева просматривались робкие язычки пламени.
– Получилось! Ай да Федька, ай да голова!! – кувыркаясь в снегу, возбужденно кричал Егор.
Огонь быстро принимался.
– Набирайся уму-разуму. В жизни пригодится, – наставительно произнес Федор и полез в котомку.
– Давай, Егорка, перекусим, да и подсушиться бы не мешало. Скоро начнет вечереть, нужно трогаться. И Пелагее дай овса, путь неблизкий, силушку ей восстановить нужно.
ПЕЛАГЕЯ
Егор, накормив лошадь, погладил ее по морде.
– Эх, Пелагея, стервозная же ты лошадь. Норов у тебя зловредный и капризный, как у Буяна, которого в позапрошлом году волки задрали. Но работу свою делаешь исправно, тут уж ничего худого не скажешь, – и угостил её краюхой черного хлеба. – Ешь, ешь, набирайся сил, скоро снова в дорогу. Скорей бы уж.
Вдруг Егор спохватился.
– Федь? А как же с рыбой- то быть? Она ведь на льду осталась. Не бросать же ее, отец всыплет, неделю за стол не сядешь.
– Эх, Егор, Егор. Когда же ты умнеть начнешь? Я в твои годы уже соображал. А Пелагея для чего? Только сани таскать? Спускайся вниз, набьешь рыбу в мешки и подтаскивай ближе к нашему берегу. Держи веревку, – вытаскивая из сена большой и тугой моток, продолжал наставлять Федор.
– Крепко привяжешь оба мешка, Пелагея их и вытянет. И про тайменя не забудь, ты его поперек перевяжи.
Егорка, хлопнув себя по лбу, стремглав побежал вниз.
– Веревку! Веревку возьми, горе ты мое!!
Пелагея покорно ждала команды.
– Н-о-о-о! Пошла, родимая!
Хлестать вожжами не было особой нужды. Лошадь, как будто догадываясь, что от нее хотят, напряглась всем телом и медленно, вздымая копытами снег, двинулась вперед. Подняв улов на берег и уложив его в сани, Егорка подошел к Пелагее:
– Ты уж меня прости за те слова, больше не буду так говорить.
– Ну, ты долго будешь миловаться с Пелагеей?! Или до ночи собираешься с ней лобызаться? – окликнул старшой.
Отдав свой тулуп Федьке, которого знобило и трясло от холода, Егор стянул с Пелагеи старый картуз и напялил на себя.
– Извини, Пелагеюшка, в дороге он тебе не понадобится.
Устроившись поудобней в санях, Егорка стеганул вожжами лошадь, и путники отправились в обратный путь. Казалось, дорога домой будет короче и безопасней.
ПОГОНЯ
Их было не меньше десяти. Они неслись по санному следу легко и даже грациозно. Стая волков настигала, хрипя и захлебываясь в безудержной злобе. Вожак приближался. Это был его шанс, шанс на добычу для всей стаи. Он должен проявить всю свою звериную ловкость, хитрость, упорство, силу, чтобы доказать, он – ВОЖАК. Коротко озираясь по сторонам, зверь как будто не бежал, а плыл по волнам. Размашистыми прыжками он зарывался в глубоком снегу и тут же выныривал, словно парусник, попавший в шторм.
Лошадь понесло. Прядя ушами, Пелагея в диком храпе неслась сумасшедшим галопом, готовая в любой момент разнести вдребезги и сани, и всех, кто в них находился.
– Егорка! Осаживай! Разобьемся!
Малой, как мог, тянул на себя вожжи. Но это слабо помогало. Еще один такой крутой поворот, и им конец. Дорога, слава богу, чуть выровнялась, и это был единственный шанс на спасенье. Выстрел прозвучал неожиданно и хлестко. Егорка от неожиданности чуть вожжи из рук не выронил. Но быстро справившись со страхом, заорал:
– Я не могу ее удержать!! Она сумасшедшая, чумная!!! Мне с ней не справиться.
– Держи, как можешь! Иначе нам конец!
Пуля не достигла своей цели. Часть волков, как по команде, ушла вправо и влево, надеясь по снежной целине выскочить наперерез саням. Но по глубокому снегу сделать это не так просто. Побелевшими от холода руками Федор сумел перезарядить ружье. Сани трясло и подбрасывало.
– Ну, Федька, – сказал он сам себе, – это твоя последняя попытка. Третий раз ружье уже не перезарядить.
Руки совсем окоченели и перестали слушаться. Засунув указательный палец в рот и сумев придать ему некоторую подвижность, прикоснулся к спусковому крючку. Задержал дыхание и, наведя мушку на самого ближнего зверя, Федька выстрелил. Волк, бежавший почти рядом, взвизгнул, споткнулся и, сделав еще несколько неуверенных прыжков, распластался на снегу, окрашивая его в алый цвет. На минуту стая опешила и, увидев поверженного сородича, принялась за кровавое пиршество.
ДОМОЙ
Проехав еще несколько верст и немного успокоившись от пережитого, братья заржали на весь лес. От счастья, что остались живы. Егор, продолжая смеяться, показал рукой на ружье.
–Ты палец с курка бы убрал, не ровен час пальнешь.
Фёдор сделал было попытку, но ничего не получилось.
– Он примерз...
И слезы градом покатились по щекам.
– Я... не могу.
– Ладно, Федька, не дрейфь. Щас вмиг подлечим твой пальчик, – и подполз вплотную.
Пелагея инстинктивно, почувствовав слабину, встала как вкопанная, широко раздувая ноздри, окуталась клубами пара, напоминая паровоз на полустанке.
– Молодец, Егорка! Дюже справным оказался! Особенно с лошадью.
– А че я? Это ты стрелок отменный, враз его скосил,– отозвался брат, затягиваясь папиросой.
– Ладно, поехали. Нам бы до темноты домой добраться. Наверное, родичи уже волнуются.
– Эй, Пелагея?! Ты че? Уснула? – И Егорка хлестанул вожжами по влажному крупу лошади.
Пелагея вздрогнула, мотнула мордой и неспешно двинулась вперед.
Лес вскоре расступился, и вот уже знакомый пригорок. Пелагея прибавила шаг. Показались первые избы, одинокая часовня, крест которой растворялся в плотной морозной дымке. С кузницы доносились привычные, монотонные удары молота: дядька Семен без работы не сидит. И только ближе к полуночи местные жители заканчивали все свои неотложные, важные дела и ложились спать. И даже собаки, уставшие за день от беспричинного лая, наконец-то успокаивались. Все как всегда. Жизнь продолжалась.
Виктор СТЕПАНОВ
