АБРАМЦЕВСКИЙ ЗАТЕЙНИК

ЮБИЛЕЙ 

Последнего владельца этой усадьбы не стало ровно 100 лет назад. А дом его жив, здравствует, процветает и поныне. И хотя он носит вполне официальный статус – Абрамцевский государственный историко-художественный литературный музей-заповедник – все сотрудники музея, от научных до смотрителей, называют его любовно – «наш дом». И не от притязаний на личную или коллективную собственность, а совсем по другой причине. Она – в особой душевной связи с его знаменитыми хозяевами: С. Т. Аксаковым и С. И. Мамонтовым.

Первый – уроженец Уфимской губернии, второй – сибиряк. Вот у него-то нынче случился вековой «юбилей». И мы, шестнадцать участников пресс-тура, организованного АРС-ПРЕСС, собрались в его комнате у камина, чтобы вспомнить человека, про- игравшего в схватке с капиталом огромное состояние, но выигравшего битву за Красоту. Человека- банкрота, сумевшего стать Победителем и оставшимся таковым на века. Благодаря чему? 

Для начала давайте вспомним краткую историю жизни Саввы Ивановича Мамонтова. Родился он в городе Ялуторовске Тюменской области 2 октября 1841 года в семье купца первой гильдии. А учился уже в столицах – в Петербурге, в институте горных инженеров, и в Москве, в гимназии. Но недоучился: выпущен «как не окончивший полного курса». Поступил в Петербургский университет, вскоре перевёлся в Московский, на юридический факультет и тоже не закончил: отец, спасая отпрыска от репрессий, в 1862 году отправляет его в Баку клерком Закаспийского торгового товарищества. За год мелкий конторский служащий делает завидную купеческую карьеру и получает назначение в Милан – учиться торговать шёлком. 

В 1865 году венчается с Елизаветой Григорьевной Сапожниковой, подарившей ему пятерых детей: Сергея, Андрея, Всеволода, Веру и Александру, первые буквы их имен составили его имя: САВВА. 

Что до дел… Масштаб Мамонтовской личности в них, как в зеркале. Построил две дороги: одну на юг – Донецкую. Другую на север – Архангельскую, как продолжение отцовской, от Сергиева Посада. Основал в 1884 году частную оперу, где пел, кстати, Ф. Шаляпин – знаменитую партию Ивана Сусанина из оперы М. И. Глинки. Открыл в 1890 году в Абрамцеве гончарную мастерскую, а спустя шесть лет перевёл её за Бутырскую заставу. О знаменитом мамонтовском художественном кружке знала вся Россия. 

К концу 19-го века славой он мог сравниться даже с П. Третьяковым. А бесславием? Грянул чёрный сентябрь 1899 года. Интригами министра финансов С. Ю. Витте Савва Мамонтов заключён в Таганскую тюрьму, а оправдан лишь в июле 1900 года. Дорогой ценой: сокрушительное банкротство – акции, имения, дом в Москве и все картины проданы. Чудом уцелело Абрамцевское имение. 25 октября 1908 года умирает Елизавета Григорьевна. Через 10 лет, 29 марта, и сам Савва Иванович. Похоронен он здесь, в Абрамцево, как и жена, и двое детей – Андрей и Вера. 

Живописные портреты Саввы Ивановича кисти И. Репина, М. Врубеля вы увидите в доме. Их следует дополнить двумя литературными. Один – В. Васнецова: «При первой встрече он поразил меня и привлёк даже своей наружностью: большие, сильные, я бы даже сказал, волевые глаза, вся фигура стройная, складная, энергичная, богатырская». Другой – знаменитого скульптора М. М. Антокольского: «Он один из самых прелестных людей с артистической натурой… Он – прост, добр, очень любит музыку и очень недурно сам поёт. Приехавши в Рим, он вдруг начал лепить, - успех оказался необыкновенный! Вот вам и новый скульптор!!! Надежды на него очень большие. Его зовут Савва Иванович Мамонтов». 

У каждого из нас – две Родины. Одна – большая, именуемая Россией, другая – малая. Та, где мы родились, выросли. И откуда ушли в огромный мир за своей мечтой. А вот у Саввы Ивановича Мамонтова была ещё и третья, созданная им в Абрамцеве. 

Предельно обременённый строительством Ярославской ветки будущей Архангельской железной дороги, Мамонтов боялся задубеть в эмоционально чёрствой чиновничьей атмосфере. А потому при всяком удобном случае мчался в Рим – источник его идеала: «человек универсальный», то есть разносторонний, вызванный к жизни эпохой Возрождения. Чем больше Савва Иванович постигал умом, сердцем историю Ренессанса, тем больше убеждался: созданный воображением многих образ гармонически развитой личности существовал в реальной жизни 15-го и 16-го веков. Таковыми были художники Дюрер, Леонардо да Винчи, справедливо считавшие, что многогранность человека – основа всестороннего его таланта. А сладость и веселье жизни отнюдь не помеха творчеству, а скорее – помощники. 

Кроме того, к Риму его притягивали две семьи. Своя – жена и дети, из-за болезни которых ей приходилось подолгу жить в Италии. И другая, недавно обретённая: компания молодых русских художников, приехавших сюда «напитаться» великой Возрожденческой культурой, в основе – античной. Осваивая её несметные богатства, они мало чего знали о другой, более близкой им по духу, русской, народной, идущей из глубины веков. 

Всех вразумил архитектор В. А. Гартман, прославившийся возведением деревянных выставочных павильонов в так называемом «русском стиле». За вкусным купеческим обедом в Абрамцеве, приобретённом Мамонтовым в 1870 году у дочери Аксакова – Софьи, он остудил горячие римские мечтания: «А вот я в Италию не еду. Здесь так много работы! Работы, которая радует. А Возрождение, господа, в России уже началось. Я уже не говорю о литературе, музыке. А живопись? Как хороша первая выставка Товарищества передвижных художников». 

Пророческие слова! В. А. Гартман умер через год, оставив в Абрамцеве два «следа»: деревянную мастерскую для художников с затейливой резьбой, выполненную по заказу Мамонтова, и завет Савве Ивановичу, совпадающий с его собственной, созревшей мечтой: собрать рассеянных по Европам русских художников под одной крышей и начать отечественный Ренессанс. Претворение его в жизнь приобретало ещё и социальную остроту, после отмены крепостного права всё заметнее становилась демократизация общества. Расширился круг грамотных людей. 

В условиях проснувшегося интереса к русской истории, народному искусству, фольклору возникала другая проблема: воспитание художественного вкуса к тому, что стало подлинным откровением, составляло многовековую сокровищницу духовного богатства народа. Прежде, в дореформенное время, роль «гувернёров общества» играли критики, люди с поистине энциклопедическими знаниями. Теперь согласно убеждению Мамонтова эту обязанность должен выполнять его художественный кружок, состоящий из молодых дарований, вернувшихся из Европы на Родину. 

Кто он: недоучившийся студент? Самоуверенный невежда? Или вулкан любознательности, не ведающий границ кратера? Савва Иванович принадлежал ко второму типу. У него было три главных увлечения: театр, вокал и скульптура. И соответствующие им способности. Из-за первого он чудом не загремел в Сибирь на каторгу: так увлёкся ролью Кудряша в университетском спектакле вместе с Диким – А. Островским, автором «Грозы», что, забросив учёбу и потеряв осторожность, вовсю витийствовал в тайных говорильнях, призывающих молодёжь к бунту. А между тем время отвергало все мятежи: в мае 1862 года был закрыт на восемь месяцев журнал «Современник», 12 июня арестовали Чернышевского. 

С вокалом повезло больше: поехал в Милан «по шёлковым делам», а вместо них брал уроки пения у лучших преподавателей, изу- мляя тех своей прилежностью. Но более всего – талантливостью. Через несколько месяцев русского баритона пригласили петь два миланских театра. Ура! Мечта сбылась. Честолюбивый Мамонтов уже собирал аплодисменты, надеясь на вокальную европейскую карьеру, да случилось непредвиденное: встретил Лизу Сапожникову. Влюбился. Женился. Семейный долг взял верх над музыкой. Пока… 

Со скульптурой роман оказался роковым: длиною в целую жизнь. Хотя таковым и не предполагался: интерес к пластике выражал только особое свойство его натуры – запоминать предметы через прикосновение рук. Однако, как известно, человек предполагает, а Бог располагает. 

К середине 80-х 19-го века Абрамцево забурлило, словно вода в весенней Воре. Сюда съехались такие разные художники, как Неврев, Нестеров, Врубель, Поленов, Коровин, Васнецов, Суриков, Антокольский, Давыдова, что казалось: не быть этой «пестроте» чем-то единым и слаженным. Мамонтов думал иначе: «Вы станете у меня одной семьёй, вот увидите!». В Аксаковском доме по-другому нельзя: здесь витает дух самого Сергея Тимофеевича, человека, поменявшего за свой век немало профессий – от переводчика, театрального критика, цензора, землемера, помещика до известного писателя. Не изменившего ни разу ни себе, ни идеалам юности». 

Прошлое дворянского, Аксаковского, дома Мамонтов соединил со своим современным, купеческим укладом, тремя аксаковскими традициями: ежедневными коллективными чтениями лучших литературных произведений, домашними спектаклями, в которых взрослые играли наравне с детьми, и обязательной хроникой повседневной жизни и творчества. Последнюю Савва Иванович слегка подкорректировал, превратив её в «Летопись сельца Абрамцево», отражавшую настоящее через главные события. 

А что касается прошлого, «дел давно минувших дней», то оно как раз стало содержанием художественной жизни кружка. Причём увлекательным и разнообразным. Мстислав Викторович Прахов, поэт, историк, переводчик, знаток Древней Руси, приехав в Абрамцево, познакомил художников с новым, только что вышедшим переводом «Слова о полку Игореве». Его брат Андриан, искусствовед, настоящий универсал, стал вдохновителем живых картин: он устраивал постановки, которые состояли из сменяющихся эпизодов ушедших веков. Вслед за обращением к истории, возрастал интерес художников и к национальному искусству: старинной деревянной архитектуре, устроительству крестьянской избы, простому орнаменту, красочной крестьянской одежде, домашней утвари, русской сказке. 

Просветительская направленность кружка, как и предполагал Мамонтов, послужила фундаментом для строительства «внутреннего дома» – творческой атмосферы кружка. Для возведения его «стен» и «крыши» Савве Ивановичу понадобилось стать универсалом: психологом, угадывающим совместимость противоположных характеров, как, например, Серова и Коровина. Педагогом, внушающим В. Васнецову успех в совершенно неизвестном ему жанре – театральной декорации. Режиссёром, руководящим не только домашними спектаклями, но и укладом жизни своих подопечных. Учеником М. Антокольского в скульптуре и М. Врубеля – в печных делах. Педагогом-открывателем скрытых талантов. Поэтом, драматургом, переводчиком. 

Не обладай он всеми этими талантами – не родилась бы и универсальность художников Абрамцевского кружка. Разносторонность их знаний и умений. Смог бы Виктор Васнецов один без Абрамцево так проявиться: и в иконописи, и в искусстве мозаичных полов, и в графике, и в живописи на сказочные темы, и в театральной декорации? А его брат Апполинарий? Или Репин? Не будем перечислять все его рисунки и портреты, написанные здесь. Вспомним лишь два шедевра: «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и «Крестный ход», задуманные тут же. Сколько бы мы потеряли, не собери их всех вместе Мамонтов! 

А церковь Спаса на Нередице? Это коллективный шедевр. В нём – отражение дарований всех, без исключения, художников. А главное – лучших качеств творческой атмосферы кружка, культа мастерства доверия друг к другу, высокой требовательности, доброжелательности, взаимопомощи, артистической заразительности, исходящей от неистощимого на выдумку Саввы Ивановича. 

Не забудем и о Частной опере, и о гончарной мастерской. Первая стоила ему дорого: насмешек, неодобрения, резкой критики: «Надо же, нашёлся затейник!» А он с упорством, достойным восхищения, двигался к цели, вкладывая огромные деньги, художественное богатство всего кружка, чтобы в его музыкальном театре наконец-то зазвучала русская музыка Римского-Корсакова, Мусоргского. Пленительная поэтическая сказка «Снегурочка» Александра Островского. 

Гончарная мастерская забрала тоже немало энергии, зато и сколько отдала тепла… Вот мы сгрудились вокруг печки. Не торопитесь называть её голландской, она русская и устройством, и лицом, одухотворённым удивительными по красоте изразцами – живописными картинками- квадратиками из обожжённой глины. Автор их – Михаил Врубель, тот самый, что написал «Демона» и «Пана». Для него и для Мамонтова искусство определялось высоким строем души, а уж затем назначением. 

Савва Иванович прожил в этом доме 29 счастливых лет. Затем последовала тюрьма, а после неё – без малого 18 лет – творческая работа в гончарной мастерской на Бутырке. 

У человека можно отнять многое – капитал, статус, славу. Кроме главного – мечты, умения, знания. Савва Иванович хотел создать художественный кружок. И создал, превратив его в Родину творчества, где в полной мере раскрылись таланты его друзей, где господствовала почти органическая потребность ежеминутно, ежечасно, ежедневно изменять себя и мир по законам красоты, добра, труда, где утвердилась в поступках идея «вылепить» из себя лучшего человека, то есть универсального. Так какой же он после этого банкрот? Нет, он Победитель, художник жизни, принадлежащий по-прежнему Абрамцевскому дому, нам и будущему. 

P.S. Редакция благодарит Е. К. Воронину, директора Государственного историко- художественного и литературного музея-заповедника «Абрамцево», Е. Н. Митрофанову – зам. директора по науке, Л. И. Бессонову – научного сотрудника за помощь в подготовке публикации. 

НА СНИМКЕ: Савва Мамонтов. 

Любовь ЧЕКАЛОВА 

 

 

 


36168