К 100-ЛЕТИЮ «ТЮМЕНСКОЙ ПРАВДЫ»
За мной числится два захода в «Тюменскую правду» (хотя фактически обретаюсь в ней вот уже 45 лет). Первый завершился так. К редактору газеты Николаю Яковлевичу Лагунову напросился на прием начальник ордена Ленина Главтюменьнефтегазстроя Владимир Петрович Курамин.
– В составе главка 25 трестов, от степей Казахстана до самого Полярного круга – фронт нашей работы. Создал я у себя пресс-центр, но он действует вяло, – пожаловался генерал. – Требуется толковый руководитель. Прошу поделиться хорошим газетным сотрудником. Обеспечу приличной зарплатой, квартира – в течение года. В принципе человек этот так и так будет работать у вас. Узкая специализация портит кадры. Пусть по редакционному заданию сочиняет театральные рецензии, фельетоны…
Крепко задумавшись, редактор наконец изрек:
– Имеется у нас золотое перо.
Есть несколько способов избавиться от неугодного коллективу человека. Один из них – повышение по службе. Тогда товарищу выдают шибко щедрые рекомендации, непомерно нахваливают. Короче, главред остановился на моей кандидатуре. Однако «шефом» я не стал. Потому что поделился новостью с соседом по комнате в пансионате Борисом Григорьевым, мол, уже анкету заполнил в отделе руководящих кадров главка. Боря выскочил от меня, как ошпаренный. Наутро объявил:
– Знаешь, начальником буду я, а ты у меня замом.
Честно признаться, мне бы и не справиться. У Бориса Викторовича огромнейший житейский опыт, окончил престижный Московский полиграфический институт. Сиделец, то есть к нам в редакцию прибыл из зоны. Ничего особенного, помним же времена, когда половина населения страны сидела, а другая половина охраняла. Затем стороны менялись местами.
Григорьев быстро наладил дело. Пробил авто с персональным водителем. Раз в году вывозил на «уазике» коллектив пресс- центра на природу (5 мая, в День печати). Заму авто не полагалось. Да и некогда мне было колесить по городу. Потому как мотался по Северу. Высокие широты не исходил, а исползал. Ведь дорог-то ещё не проложили. В глазах стоит занесенный снегом деревянный Салехард. Новый Уренгой на карте отсутствовал: первый колышек только-только забили, а рядом приткнулись два вагончика. Зарождались города Муравленко, Когалым, Лангепас, Ноябрьский. И везде наш главк руку приложил – ставили жилье, всю «социалку», нефтеперекачивающие и компрессорные станции, дожимные установки, газоперерабатывающие заводы. Дорогами и мостами тоже занимались. Даже свинокомплексы строили.
И тут в газете «Правда» появляется передовая статья, клеймящая позором пресс-центры министерств и главков: мол, созданы конторы по прославлению контор. К нам немедля примчался сам председатель комитета партийного контроля. Почему-то начал изучать публикации автора этих строк. Получилось, что 64 процента корреспонденций – критического содержания. Конечно, несколько перегнул, поскольку установка была такая: 50% – передовой опыт, 50% – критический анализ. Начальник главка В. Курамин так и наставлял: «нельзя смотреть на всё в розовых очках». Нельзя так нельзя. Положил ему на стол фельетон про его заместителя по снабжению – да, выдающийся человек, но из-за нерешительности, позиции «как бы чего не вышло», страдают то-то и то-то.
– Печатайте, – сказал Владимир Петрович. – Хотя мне будет больно это читать.
Фельетон появился в «Тюменской правде». Здесь же появилась корреспонденция о разобщенности работы транспорта при освоении Медвежьего газового месторождения. На 107-й километр реки Надым массово приходят баржи, лихтера, танкеры, сухогрузы с различным оборудованием и материалами, а разгрузку ведут отвратительно. В те годы вопросы освоения Западной Сибири от ЦК КПСС курировал Гейдар Алиев. Крутой мужик! Ему и попался на глаза номер газеты.
– Такого нам всем жару дал! – рассказывал потом Владимир Петрович. – Но общими усилиями исправили ситуацию.
Отдельный журналист, даже газета в целом – это не Дом советов. Но капля точит камень. И в Тюмени возник ещё один главк – Главное распорядительное управление.
Курамин подходил к прессе с ленинских позиций: газета не только коллективный пропагандист и агитатор, но и коллективный организатор. Потому, может, добивался успехов – и возглавляемый им главк, и сам лично. Впоследствии Владимир Петрович стал министром в правительстве России.
Нынче чуть ли не каждая организация имеет пресс-службу. Они, понятно, создают неплохие публикации критико-аналитической направленности – правильно делают, промахи и пути исправления лучше видятся изнутри. Но сегодняшние PR-деятели об ошибках собственного руководства почти не пишут.
В 70-е годы прошлого века гремел ещё один пресс-центр – Главсибтрубопроводстроя. Им командовал Владимир Борисович Гохфельд, умный, интеллигентнейший человек. Кстати, тоже выходец из «Тюменской правды», заведовал у нас отделом культуры. У «трубачей» трудились другие ребята, прошедшие школу «Тюменки» – Александр Гришин, Валерий Перевощиков, Владимир Савостин. Но им приходилось делиться творческим потенциалом, так как выпускали нечто типа боевого листа. В нашем же главке собственного издания не было, а посему все силы отдавали родной газете.
Другой воспитанник «Тюменской правды», Александр Мищенко, командовал журналистами в Сибрыбпроме (кстати, он в свое время привел меня в любимую газету). В настоящее время Александр Петрович – автор многих романов.
Но прошло время, и настал дикий капитализм. Директоров стали выбирать по принципу «хороший человек», хотя, ясный перец, хороший человек – не специальность. Главка не стало, равно как и трестов. Борис Викторович Григорьев создал городское Общество потребителей и по всем каналам СМИ рассказывал, как нас дурят производители одежды, обуви, продуктов питания... На этом антураже моментом избрался депутатом городской Думы и …избавился от «потребительской» тематики.
...А я топаю по улице Профсоюзной. Встречаю тогдашнего редактора «Тюменской правды» Горбачева.
– Почему бы тебе ко мне не прийти, – предлагает Виктор Семенович.
Устроился. Много лет спустя, заглянув в трудовую книжку, узрел, что зачислен я на должность начальника отдела снабжения. В непонятках кропаю корреспонденции, статьи, обзоры. По выдаваемым в свет строкам занимал, как правило, место не ниже пятого. На летучке Виталий Снисаренко возмутился:
– Нельзя держать творческую личность толкачем.
Тогда меня записали экономическим обозревателем. Но продолжал заниматься снабжением. Мне говорят, мол, в стране разруха, бумага кончается, скоро газета вообще не выйдет. Надо съездить в Пермь, точнее, на Соликамский бумкомбинат, раздобыть офсетку. И кладут передо мной пачку зелени пяти сантиметров толщины: «Сунешь там, кому следует». Я отказался: дескать, так справлюсь. А доллары редакции пригодятся. Ох, самонадеянным был. Еду в Пермь. Под стук колес вспоминаю недавнюю историю.
У редакции есть общежитие по улице Водопроводной на втором этаже деревянного дома. Верка, следя за своим беспутным мужем Тимкой, блюдет нравственность журналюг, а посему ровно в 23.00 задвигает засов на входной двери. Не беда, во дворе за колонкой поленница. По ней взбираешься на дровяник, а его крыша аккурат вровень с окном общаги. Перешагнул – и ты в привычном уюте. В основном этим вариантом и пользовались. Здесь я обитал не так долго. Со мной проживал практикант Саша Головенко, ныне он фельетонист в «Правде». Потом присоединился Боря Ваулин. По первой специальности врач-ветеринар. Работал в отделе партийной жизни «ТП», заочно обучаясь в УрГУ. Тут, в общаге, мы и состряпали ему диплом. Защитился на «отлично». Ныне золотое перо в «Курской правде».
К нам часто забредал артист драмтеатра Миша Гасенгер. Открываем бутылку, на одном дыхании заглатываем рюмочку. Тут актер вызывает такси (пёхом не может, у него плоскостопие), едет на работу. В спектакле по пьесе Виктора Розова у него реплика: «Идем на демонстрацию. Вот под вашими окнами топчемся». После Миша возвращается допивать остатки. Назавтра всё повторялось в такой же последовательности. Миша нашел себя в Перми в качестве первостатейного шоумена. Вся столица края обклеена его портретами. На представление друга не попасть. Тут краевого губернатора мало кто знает, а Гасенгера носят на руках.
Миша мне много чем обязан. Я его женил на одной из трех своих подруг – студенток-выпускниц мединститута. Другую выдал за Борю Ваулина. Самому мне тогда удалось вывернуться.
Первым, кого увидел в буфете Пермского театра, был именно Михаил Исакович. Он ради здоровья пил кефир, крепче уже не употреблял. Шоумен легко согласился прокатиться со мной до Соликамска. Здесь мы сразу же заглянули в редакцию многотиражки «Камский бумажник». Передал редактриссе документацию насчет отоваривания. Тем временем Миша целовал девочек в щеки, дарил автографы, расписывался на афишах. Шутил. Редакция хохотала до упаду. А редактрисса уже докладывает:
– Всё в порядке. Ваши вагоны с рулонами катятся в Тюмень.
В родной редакции меня встретили в штыки:
– Почему бумага за деньги? – ругались отдельные администраторы. – Что, не мог бартером? Вон у нас эшелон с нефтью простаивает.
Я смог бы, но ведь такая задача мне не ставилась. Редактор избавил от нападок, как-никак газету можно печатать.
Оказывается, в тот же день в Соликамске бил челом главный инженер Тюменской областной типографии Шевченко. От него услышал:
– Ну, Юра, ты дал мне фору. Пришел к директору комбината в плане рулонов. А он сразу отрезал: «Не дам ничего. Идет экспортная отгрузка в КНР… Разве что с бригадой договоритесь». И тут мимо. Предлагал ребятам барашка. «Пошел ты со своей взяткой… Сорвем экспортную поставку, больше потеряем. И уволить могут». Так и вернулся из Соликамска не солоно хлебавши.
Юрий МАШИНОВ
Евгений КРАН /рис./
