РАССКАЗ
Поутру 7 ноября Изот Чагин встал в предвкушении праздника, чему законным основанием служило красное число на отрывном календаре. Встал и, почесывая грудь, прильнул к окну.
– Погляди в свое окно – все на улице красно! – продекламировал он с чувством, хотя на улице-то было вовсе не красно, не ало, даже не розово, а белым- бело от свежего, ночью выпавшего снега.
Дурачась от избытка теплых чувств, он мимоходом чмокнул жену в ухо и под ее довольное бурчание вышел налегке во двор. Постоял, полюбовался чистым оснежением и расправил плечи...
Через полчаса, выбритый, умытый, сел за стол и выжидательно глянул на жену. Тоже на законном основании. Но она вдруг проявила нерешительность.
– А может быть, Изоша, без стопки обойдешься?
– А почему без стопки? – удивился он. – Праздник же сегодня!
– Да вроде праздник и не праздник, не поймешь... Еще когда по радио сказали, что демонстрации не будет! Скажи, Иван? Ты слышал?
Сын подтвердил с набитым ртом:
– Угу... Сказали. Слышал.
Изот обвел глазами сына и жену.
– Вы мне пропаганду тут не разводите. Будет или нет, меня особо не волнует. Праздник ведь не отменили? Сегодня – красное число? Вот и наливай, не нарушай традицию!
Жена со вздохом налила. Как бы отделалась подачкой. Изот, конечно, возмутился, но виду не подал. Как тут не возмутиться? Уж когда-когда, а в красный день календаря, будь то Первомай или седьмое, она без рассуждений наливала стопку, еще и трешник на «общение» без промедления выкладывала. Он лихо опрокидывал законные сто граммов, хорошо закусывал и одевал Ванятку. Втыкал ему в петлицу бумажную гвоздичку, надувал шары, вручал флажок на палочке, и шли втроем на площадь.
Свои сто граммов Изот Чагин и сегодня все же принял, но принял как-то с неохотой, буднично и вяло, как случалось с мужиками на бегу после рабочей смены, украдкой от начальства. Закусил соленой помидориной, поковырялся вилкой в сковородке и встал из-за стола.
– Так ты, Иван, со мной сегодня не пойдешь на площадь?
– Что я, коммуняка, что ли? – брезгливо отвернулся сын.
– Ишь ты, он не коммуняка! А я кто, по-твоему? Член политбюро? Секретарь парткома? Я тоже беспартийный.
– Ну и не ходи, никто тебя не гонит.
– Лучше бы от пыли ковры повыбивал, – вставила жена.
Изот сорвал с вешалки куртку и шапку и повернулся к сыну.
– Он не коммуняка! Разве только коммунякам праздновать дозволено? А мы не люди разве? Ишь, пропагандист!
На центральной площади было стыло, неуютно. Несильный, но хватающий за нос и уши ветер кружил по голому асфальту обертки из-под «Сникерсов», катал пивные банки. Перед коммерческим ларьком топтались четверо «качков» в пятнистых камуфляжах да отирался забулдыга в истёрханной шинелке.
И – ни флажка, ни транспаранта. Ни букетика цветов к памятнику Ленину. Ни шарика воздушного. Впервые на его, Изота Чагина, веку власти отменили в городе революционный цвет!
Ударом каблука Изот сплющил банку.
– Не нравится мне это! Хоть бы один из идейных явился! Речугу какую толкнул, людей бы с праздником поздравил! Все попрятались по щелям. Неужто праздника не жалко?
...На фронтоне белого фасада телестанции не было сегодня громоздкого портрета Ильича. Вместо Ильича там был прибит рекламный щит с крупной броской надписью: «Фирма гарантирует высокие проценты!». Железные ворота закрыты на засов. И так же, как на площади, – ни флажка, ни транспаранта. Ни души на территории. Ни малейшего намека на очередную годовщину!
– Сволотун какой-то!
Обычно в день 7 ноября с утра на телестанцию сходился персонал. Монтеры и механики по двое и по трое «ныряли» в Красный уголок или в пристрой к завхозу. Оттуда то и дело их изгонял парт- орг Петрович и как бы в наказание за внеурочное «общение» обременял знаменами, портретами вождей и основателей, а особо провинившихся – для связки – транспарантами. Изот правдами- неправдами избегал хождения толпой, предпочитая с сыном на плечах и бок о бок с женою наблюдать со стороны.
Через раскрытые ворота оживленный персонал по парторговской команде вливался в общую колонну, нестройными рядами преодолевал обязательную часть – сотню метров через площадь мимо городской «верхушки» на трибуне – с возгласами: «Слава!» и «Да здравствует!» и, что особо забавляло Изота и жену, с троекратным рассыпным: «Ура, ура, ура!». «Верхушка» в одинаковых шапках и пальто помахивала вяло черными перчатками и, стоя полубоком к шествующим массам, о чем-то меж собой переговаривалась. Но массы большей частью глядели не на важную «верхушку», а на задники ботинок впереди шагавших, дабы не отдавить тем пятки. На первом перекрестке, побросав в открытый кузов грузовой машины флаги и портреты, освобожденный персонал бросался врассыпную, группировался по компаниям и под звуки марша с площади расходился по домам продолжать «общение»...
В пристрое у завхоза было пусто. На обшарпанном двухтумбовом столе, переоборудованном под лежанку и верстак, лежала груда выцветших от времени знамен и транспарантов в надломанных подрамниках. В плесенном углу – запыленные портреты подзабытых членов бывшего Политбюро. Предусмотрительный завхоз внес их по привычке накануне праздника.
Входная дверь на станцию была приотворенной. Из аппаратной доносился шум включенных передатчиков. Дежурный инженер, экс-парторг Петрович, завтракал в бытовке.
Изот с ходу гаркнул:
– С праздником, парторг! С семьдесят седьмой кровавой годовщиной!
Петрович поперхнулся и отставил термос.
– С этим и пожаловал?
Изот подсел к столу.
– Не только... Никого из наших не было сегодня?
– Не было... Зачем? Выходной же день.
– Я думал, кто заглянет по привычке.
– Чего сегодня делать? Выходной сегодня! – повторил Петрович.
– Не выходной, а праздник, – поправил Изот Чагин. – Чего сидеть-то сиднем по домам? Придет время – насидимся. Пообщаться бы, как раньше... Не все ведь плохо было.
Петрович просверлил его глазами, но предусмотрительно смолчал. Обколупал вареное яйцо и макнул им в соль.
Изот, вздохнув, добавил:
– Сволотун какой-то!
Петрович прожевал и ухмыльнулся ядовито:
– Колотун, наверное? Мудри- ишь!
– Это у тебя, может, колотун, а у меня другое... У меня сегодня злости не хватает. С мая ждешь праздника, а они там, наверху, поганку людям гонят. Что за праздник без компании? Без демонстрации? Без марша? Отгулы, а не праздник! – он пальцем погрозил Петровичу в лицо. — Это все твои, парторг, бывшие товарищи. Они там куролесят!
– Три года уж, как не мои, – возразил Петрович. – Я, Изоша, после путча сразу понял: мне там больше делать не фиг. В августе и вышел.
– Не вышел, а сбежал, – уточнил Изот. – Сбежал и перекрасился. Дали деру вы из партии, как крысы с корабля! Здорово тогда вас демократы шуганули. В штаны-то понаклали?
– Опять он за свое! – Петрович оттопырил флегматичную губу. – На кой она тебе, эта демонстрация? Уж не «покраснел» ли?
– Покраснеешь с вами! Скорее, посинеешь... Вы все мне одинаковы – белые и красные. Ваши заводилы в клубке за власть катаются, а из-за их грызни собачьей человеку с человеком уже и в праздники не встретиться!
– Встречайся, кто тебе мешает? Ты же вот пришел!
– Я-то вот пришел!
– Вот и сиди, не кипятись... Я что, похож на крысу!? – обиделся Петрович. – Ну, был в парторгах одно время. Работа как работа. «Как кры-ысы с корабля!» – Он привстал и, навинтив на термос крышку, добавил укоризненно: – Поперешный ты, ей-богу! Сколько тебя знаю, все б ты поперешничал! То на демонстрацию палкой не загонишь, то сам на площадь рвешься. Экстремист!
Изот кисло усмехнулся и со лба взлохматил волосы.
– Но ведь чудно, Петрович! Пройди на площадь, глянь – ни души порядочной. Пусто, как в пустыне!
– Так отменили ж демонстрацию, чего там делать-то сегодня? – подскочил Петрович, потеряв терпение.
– Ну, как ты не поймешь! – Изот опять загорячился. – Выходит, столько лет на площадь мы с тобою по команде выходили? А сегодня – тоже по команде – ни один не вышел. Вот ведь как нас натаскали! Как собак каких- нибудь! «Встать!», «Лежать!», «Вперед!», «К ноге!». Что это такое? Как это назвать?
В аппаратной зазвонил дежурный телефон, но Петрович не поторопился. Собрал в полиэтиленовый пакет остатки завтрака, ребром ладони на ладонь смахнул крошки со стола, ссыпал в мусорную банку. Встал и потянулся. Глянул на часы.
– Нравится, не нравится – мое дело маленькое. Мое дело – сторона, ну их всех там к дьяволу! Мудришь чего-то ты, Изоша. Дома выпить не с кем? Так и доложи. Давай сообразим, раз такое дело. Я, собственно, не против. Вот через час сменюсь...
Изот бросил на Петровича жалостливый взгляд и рывком поднялся.
– Дежурь, не заводись. Я пошел.
– Куда? – опешил экс-парторг.
– Домой. Ковры повыбиваю...
– Сам не знаешь, чего хочешь!
Изот вышел, огляделся. Ни души на территории! Ни следочка в стороне от проторенной тропки! Телевышка в снежном опушении казалась призрачным видением: дотронься, и рассыплется на льдистые кусочки... Взгляд зацепился на флагштоке, где раньше развевался флаг...
– Не нравится мне это!
Дух противодействия втолкнул его в подсобку. Изот выдернул из груды революционной атрибутики невостребованное нынче красное полотнище...
Когда спустился с телевышки и, не различая лиц собравшихся в минуту на территории зевак, оббил от ржавчины куртку и брюки, два подоспевших от ворот молодых омоновца легонько взяли его под руки. Из подъехавшей «мигалки» вышел крепко сбитый белолицый офицер в амуниции с иголочки, с готовностью открыл перед Изотом дверцу.
– В р-революцию играемся?!
– Устраняем недоделки, – возразил Изот. – Вот теперь порядочек... Порядок, командир? – обратился к офицеру, кивнув на телевышку.
– Порядок-то порядок, но вышка ведь под облучением! Соображаешь, верхолаз, какие могут быть последствия? И неприятностей теперь не оберешься!
– Но висит красиво, да?
– А висит – красиво, – согласился офицер, но уже в кабине, предварительно захлопнув за собою дверцу.
Николай Конеяев
* * *
СКОРБИМ
Ушел из жизни российский писатель –
КОНЯЕВ Николай Иванович,
автор многих замечательных книг.
С 1994 года он был членом Союза писателей России, руководил редакцией литературно-художественного альманаха писателей Югры «Эринтур», возглавлял правление Ханты-Мансийской окружной организации Союза писателей России. С 2011 года Николай Иванович жил и работал в Тюмени. Н.И. Коняев – автор- составитель хрестоматии тюменских писателей (2015 г.), в которую вошли произведения 96 авторов, проживавших и работавших на территории региона с XVII века до настоящего времени. Он щедро делился секретами профессии с молодыми коллегами – преподавал в Школе литературного мастерства, редактировал альманах начинающих авторов.
Николай Иванович – обладатель Всероссийской премии им. Д.Н. Мамина-Сибиряка, премии Уральского федерального округа в области литературы (2012 г.), премии Тюменской областной Думы «Человек слова» (2013 г.), других наград в области литературы.
Герои его произведений – обычные люди, наши современники. Через житейские истории писатель поднимал вечные вопросы смысла жизни, человеческих ценностей, добра и зла. Его повествования – выражение автором своих теплых чувств к родной земле, Сибири и сибирякам. Он внес весомый вклад в формирование и развитие региональной журналистики и литературы.
Светлая память об этом человеке навсегда сохранится в сердцах всех, кто его знал.
Владимир ЯКУШЕВ, губернатор Тюменской области,
Правительство Тюменской области