СУБЪЕКТИВНО
ПОД ОПЕКОЙ ЧИНОВНОГО ОРКЕСТРА
В кулуарах Петербургского экономического форума первый вице-премьер Шувалов обмолвился, будто президент Путин «полностью заболел» цифровой экономикой. Путин опроверг диагноз проницательного чиновника, но отметил, что у России без развития цифровой экономики нет будущего. Он сравнил эту задачу со строительством железных дорог в конце XIX века и электрификацией в XX веке.
По данным Boston Consulting Group, доля цифровой экономики в ВВП развитых стран составляет 5,5%, в развивающихся – 4,9%, а в России – 2,4%. Однако по данным главы ЦСР Алексея Кудрина, мы отстаем больше, в 3-4 раза. Но к 2024 году в России появятся как минимум десять высокотехнологичных и конкурентоспособных на глобальном рынке предприятий. Количество домохозяйств, оснащенных широкополосным высокоскоростным доступом в Интернет, достигнет 97% (текущий показатель не приводится). Россия переместится с 12-го места в рейтинге кибербезопасности на восьмое. Доля электронных услуг госорганов вырастет до 50–80% (текущий показатель не указан). Восемь городов станут «умными» и войдут в мировой топ-50. По улицам 12 городов будет бегать беспилотный общественный транспорт. На «цифру» станут работать 500 малых и средних предприятий, а вузы – выпускать по 120 тыс. IT-специалистов в год. Реализуются не менее 30 исследовательских проектов.
Вся эта фантастика написана в программе, которую по заданию президента несколько месяцев разрабатывали профильные министерства. По словам главы Минкомсвязи Никифорова, расходы составят около 100 млрд руб. в год, значительная доля заложена в бюджете. Крупные деньги даст бизнес. Реализация программы увеличит долю «цифры» в ВВП до 8–10%. Это, скажу вам, почти мировой рекорд, больше только у Тайваня – 11%. Правда, Алексей Кудрин сомневается, что Россия одолеет разрыв с миром к 2024 году. И он не единственный. Почему?
Потому что уже на стадии обсуждения программы вылезли разногласия. Вот и президент Путин говорит: «Сегодня носителями прорывных новаций очень часто являются малые компании – так называемые стартапы. Как правило, их создают молодые исследовательские команды. Уверен, они способны стать эффективными партнерами крупного российского бизнеса, и мы будем расширять такое партнерство, создавать необходимую инфраструктуру».
Однако обратите внимание на важный акцент: стартапы – партнеры крупного бизнеса! И партнеры, судя по опыту, младшие! Но мы видим, что партнерство крупняка, к тому же государственного, даже с обычным средним и малым бизнесом власть никак не может отладить. Где гарантии, что получится с цифровыми стартапами? Гарантий нет. Да и сам Алексей Кудрин считает: ключевая роль в крутом старте «цифры» под силу только государству. Правда, он не расшифровывает, в чем конкретно эта роль заключается. Но догадаться не трудно: ведь писало программу правительство, и оно же расставило все вешки: что, сколько, когда и почем. Остается только одна загадка: согласятся ли стартаперы безропотно ходить под нашим государством?
Александр Чулок, замдиректора Форсайт-центра ВШЭ, считает, что главное отличие наших ИТ-компаний от зарубежных заключается в том, что там главный двигатель «цифры» – настоящая конкуренция, борьба технологий, а Россия за год на два пункта просела в мировом рейтинге. У нас существенную роль играют монопольное положение, близость к власти и другие неэкономические вещи. А если управление жестко централизовано, то автоматизация повторяет эту архитектуру. Как это и было, замечу, в СССР с автоматизированными системами управления (АСУ), сетью которых намеревались опутать всю экономику. В связи с этим Кирилл Варламов, глава Фонда развития интернет-инициатив, отметил, что программа должна бы развивать социально-экономические инициативы, бороться с цифровым феодализмом, когда каждое ведомство использует свои платформы, технологии, и даже регионы тратят колоссальные средства на создание собственных решений. Но самое лучшее для развития «цифры», что может сделать наше неуклюжее государство, – не вмешиваться. Это наднациональная экономика, практически не поддающаяся контролю чиновников, поскольку её основной товар – информация.
Только по этой – главной – причине и стала глобальной экономика. Почему упомянутый выше Тайвань – один из мировых лидеров в «цифре»? Потому что технологии привнесли более 40 тыс. китайцев, вернувшихся на Тайвань в 1985–1995 годах с западного побережья США. Самые инновационные регионы мира демонстрируют высокую миграционную открытость. В Силиконовой долине, Израиле, Гонконге и Сингапуре почти 40% населения родилось за пределами этих стран; в Австралии, Швейцарии, Канаде – более 25%; в Германии, Испании – около 13%.
Однако наднациональной «циф- ра» стала в мире, а у нас государство не намерено ослаблять железную хватку всего и вся. «С 2003 – 2004 годов в два раза увеличилось число функций у государства! – возмущается даже государственник Кудрин. – Они приписывают себе и проводят их через законы – якобы это должно помочь, но сильно растет бюрократия». Не только растёт – она придумывает и расставляет ложные акценты. «Защита рынка, импортозамещение и даже рост несырьевого экспорта не должны быть самоцелью. Взятые отдельно, они легко приводят к перераспределению ренты и консервации неэффективных производств. Целью должно быть развитие глобально конкурентного бизнеса. Необходимо стимулировать все способы интеграции страны и бизнеса в мировые экономические, информационные и миграционные потоки», – пишет Марат Атнашев, ректор Московской школы управления Сколково. И предупреждает: «Смена привычной картины мира – серьезный культурный и психологический вызов… Открыться – значит, рисковать потерей своего понятного мира, рисковать проигрышем в неравной борьбе. А мы пока не очень верим, что действительно можем выигрывать в этой сложной глобальной игре. Этот страх, неуверенность в собственных силах во многом продолжают определять наши действия. Но непринятие реальности не спасает от ее вызовов».
Сергей Алексашенко, бывший первый зампред Центробанка, обратил внимание на рассуждения Путина о том, что «все решения должны приниматься с учетом обеспечения информационной безопасности государства, бизнеса и граждан». Отсюда эксперт делает вывод: для президента цифровая жизнь – главным образом угроза, и только потом– возможности. А чиновники чутко улавливают эти флуктуации. Вот и вице-премьер Шувалов среди трех направлений использования цифры на первое место ставит построение «большого брата», Big Data: это платформа идентификации личности, которая свяжет банковские операции, госуслуги и безопасность государства.
«Особенно веселит меня идентификация личности, – пишет Алексашенко. – Бюрократия не может даже использовать (не то, что соединить) базы данных ИНН, СНИЛС, заставляя граждан запоминать все эти комбинации, и требует предъявлять в качестве единственного подтверждающего документа анахронизм современного мира – бумажный паспорт». Как видите, информация, и даже избыточная, практически о каждом россиянине у государства уже есть, но Яровая пишет свой скандально известный закон о тотальном хранении сообщений всех россиян, аналога которому нет в мире, парламент его принимает, президент подписывает. А потом вдруг ФСБ, например, предъявляет свои замечания. Теперь готовят поправки. А раньше- то вы все где были? Я уж не педалирую тот факт, что стоимость исполнения закона с начальных 4–7 трлн подскочила до умопомрачительных 17 трлн руб.! Никто не знает, из каких заначек их брать.
Подобные казусы просто кричат о квалификации чиновников. Финансовый университет при правительстве выполнил уникальное для России исследование: как государевы люди используют новейшие цифровые инструменты. Оказалось, только 17% знакомы с процессным моделированием, а четвертая часть вообще не знает, как описываются бизнес- процессы, предпочитая обычные текстовые редакторы и офисные приложения. Но эти инструменты годятся только для операций с почтой. Недаром из-за технологической безграмотности чиновников сбоит работа многофункциональных центров и порталов госуслуг, созданием которых так гордятся и правительство, и губернаторы. А правительство вещает о революции: ведомствам предписано переходить на проектный принцип работы, создан проектный офис при правительстве для координации. Но работа идет еле-еле. Ну, а чего ждали? Как говорил любимый вождь тов. Сталин, других писателей у меня для вас нет.
Да, программа по «цифре» предусматривает и переподготовку чиновников. Научат их, не сомневаюсь. Но ведь после успешной сдачи экзаменов они возвратятся в родную среду, а госслужба, как выявило исследование, всё еще напоминает армию. Более 80% чиновников числят своих начальников чуть ли не богами: они – главный источник знаний и компетенций! Интересно, что и начальники против этого не возражают, однако понукают подчиненных: могут, например, дать срочное задание, тут же забыть и дать другое, еще срочнее. В результате подчиненные не считают своими должностными обязанностями саморазвитие, умение работать в команде, осваивать проектную деятельность. Здесь-то и таится опасная ловушка.
Ликвидирует ли её цифровая переподготовка? Очень сомневаюсь. Для произрастания таких технологий, как цифровые, нужна соответствующая среда, «яровизация» здесь всё угробит. Вот откровения того же Кудрина, главы ЦСР: «С этого года с нашей подачи в нескольких регионах начался пилотный проект по учету преступлений. Оперативник или участковый заводит в базу данных жалобу или информацию о преступлении, и оно в онлайн-режиме попадает на верхний уровень: все видят, что происходит. Я трижды говорил с президентом и не раз – с генпрокурором: мы нашли указ президента, который не исполнен – не введена система достоверной отчетности по преступлениям. Каждое силовое ведомство подает отчет, но не рассказывает, что «потеряло». Силовые структуры не хотели открываться. В том варианте стратегии, которую мы представили, главная часть – перестройка госуправления. Не заработает она – все остальное будет также выполняться процентов на 50, а где-то и меньше».
Напомню, в начале 90-х наши младореформаторы пытались насадить в России западную модель «экономики услуг», аргументируя: всё, что нужно – купим. Покупаем до сих пор. Доля тяжелого машиностроения – 1% ВВП, 90% станков – импорт. Свои заводские технологии – середины прошлого века, а «цифра», которой их собираются увенчать, – не подъёмный кран. Моя бабушка о подобных ситуациях говорила: без штанов, но в шляпе…
Игорь ОГНЕВ
