ОДНАЖДЫ ПЕРВОГО АПРЕЛЯ

ВМЕСТО ШУТКИ

Из-за горизонта взошло кровавое солнце и засветило фотопленку с секретными кадрами. 

Подпольный террорист Гунявый, давно находящийся в международном розыске, злобно матернул себя в душе за непростительную оплошность. Он вытер со лба холодный пот и неторопливо пошел с Е-2 на Е-4. А в это самое время в кабинете полковника Балагурова не пили и не закусывали, так как весь отдел сыска находился в очередном отпуске. Полковник от нечего делать сидел у себя в кабинете, потягивал из бутылки «Три толстяка» и перелопачивал бумаги своих сотрудников, надеясь отыскать среди них готовый компромат на бандюгу Гунявого. В конце концов, Балагурову чертовски опостылела бумажная волокита, и он бросил ее. Потягивая пиво и балдея, тяжело вздохнул и пожалел о том времени, когда был еще совсем «зелененьким» лейтенантишкой. В ту пору не было у него ни отдельного кабинета, ни компрометирующих материалов. Вспомнилось и босоногое деревенское детство, когда он нечаянно наступил на грабли, которые больно звезданули его по лбу. «Да-а уж, – подумал полковник. – Сколько воды утекло с тех пор!». Вспомнив это и многое другое, Балагуров тихо, но властно сказал самому себе: «Все, хорош, хватит разводить шашни! Пора брать неуловимого Гунявого! Сколько же можно тянуть с этим изувером?». 

А между тем Гунявый в гостинице «Радиссон-Славянская» раскладывал строго по номерам доллары. Но лифт не работал, и Гунявый чертовски устал ходить по этажам. В номере 113 его давно ждали. Это были запотевший графин минералки и огромная картина Репина «Не ждали»… 

Синьор Дон Бульоне лениво лупил муху по мясистому лицу. В дверь уже на протяжении двух часов кто-то настойчиво звонил. Однако, помня, что сегодня первое апреля, Дон Бульоне не обращал внимания. Он с нетерпением ждал звонка из дальнего зарубежья, а все остальное было ему до лампочки. Операция, которую задумал осуществить «там», великолепно бы позволила ему одним ударом покончить с преуспевающими конкурентами. Ни с того ни с сего вспомнилось Бульоне, когда он был молодым, начинающим киллером и никакая пластическая операция ему не требовалась. Сейчас же нестерпимо хотелось обезобразить свое лицо, как на картине Репина «Не ждали», и тем самым насмешить до упаду на сходке первого апреля всех крестных отцов-авторитетов… 

Полковник Балагуров зашел по делу в кабинет к своему начальнику, генералу Лохову. Он давненько уже органически недолюбливал его, и хотя на календаре и было 1 апреля, полковник просто чудом сдержался, чтобы не пустить генералу пулю в лоб. «Что там у нас с Репиным?», – скорописью написал Лохов на клочке бумаги и тут же сжег ее. «Наши доблестные криминалисты, товарищ генерал, давно выяснили, что гражданин Репин – потомственный россиянин, родился в 1844 году в деревне Смеловка Костромской губернии. Женат, имеет двоих детей, – скрипнув зубами, нехотя доложил генералу полковник Балагуров. 

– Учти, полковник, Репин не должен скрыться, исчезнуть из нашего поля зрения. Ступайте и немедленно установите за ним негласную тотальную слежку, – заключил коррумпированный генерал Лохов. 

Полковник Балагуров, не теряя ни минуты рабочего времени, мигом разыскал завхоза милиции, сержанта Копейкина, и лично вручил ему шифровку. Пробежав глазами по бумажке, сержант ничегошеньки не понял и съел ее. «На кой хрен вам, товарищ полковник, шестьсот граблей?», – глотая шифровку, спросил завхоз. – Субботник назначается, что ли?». 

– Преступник Копейкин, которого мы ловим, хитер, как лиса, и верткий, словно белка в колесе. Он сроду не наступит на одни и те же грабли», – пояснил Балагуров сержанту-недотепе. 

– Столько граблей у меня в каптерке нету, – начал отнекиваться завхоз. 

– Разговорчики, сержант! Хоть роди, а найди! 

– Придется заказывать хозинвентарь в одну солидную фирму, которая не только вяжет веники, но и грабли мастерит. Пойду, звякну, пусть приготовят нам ровно шесть сотен граблей, если, конечно, это не первоапрельская шутка с вашей стороны… 

В одиннадцать часов одиннадцать минут Гунявый решил позвонить в далекую Италию знакомому киллеру Дону Бульоне из будки телефона-автомата, что возле облпрокуратуры. Он точно знал, что это единственный телефон в городе, который не прослушивался спецслужбами. Как на грех, накануне Дня смеха у него оторвали трубку вместе с потрохами. Кляня на чем свет молодых шалопаев, он решил связаться с загранкой по другому аппарату. И у Дона Бульоне на конспиративной квартире раздался условный звонок. 

– Пора, брат, пора, туда, где за тучей белеет гора, – вместо приветствия, тихим голосом сообщил в трубку свой пароль поэтически настроенный Гунявый. 

Через пару дней они уже сидели в тихом ресторанчике «Поле чудес» и битый час ждали заказанный ими французский «крем- брюле». 

– Вот, порядочки российские, – теряя терпение, проворчал Гунявый. – Пойду, потороплю официанта, пусть пошевелится. 

Не успел он ступить и шагу, как все было кончено. Полковник Балагуров с автоматом наперевес и гранатой в руке ворвался в ресторан и властно крикнул: «Что, подонки, не ждали? Обоим на пол и руки за голову!». 

– Обложили, гады, обложили! Отобрали волюшку мою! – крикнул Гунявый. 

А синьор Дон Бульоне на ломаном русском категорично заявил: 

– Всех не переловите, полковник. Террор и мафия бессмертны! 

Малоизвестный в писательских кругах журналист Тараторкин вспомнил времечко былое, когда он не умел не только писать, но и читать. Отложил в сторону авторучку и про себя подумал: «А пошло бы все это к чёмару! Если допустить, что творение мое и увидит свет, все равно мне никто не поверит. Ведь на дворе, как-никак, уже первое апреля». 

Потом, видимо, одумавшись, Тараторкин взял ручку и размашистым почерком поставил под юмореской свою фамилию. 

Михаил ЛЕОНОВ 


31935