ГОРОД, КОТОРОМУ Я ПОКЛОНЯЮСЬ

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО

Давно это было. В Тобольске хотел жить и работать после университета. Не вышло. Не вышло по причинам, не зависящим от меня. Но бывал там часто во все времена года. Позже, уже обосновавшись в Тюмени, городе тоже родном, много мне давшем, когда накатит тоска – средь ночи иль дня – говорю же, когда накатит, рухну в машину и – в Тобольск. Да и начало дел моих творческих тоже связано с Тобольском. Первая пьеса была поставлена в «Теремке», так называли когда-то чудесный театр, который сожгли или, скажем так, сгорел. И никто уж подобного чуда не создаст, хотя мастеров на Руси много

Всегда считал себя прозаиком и начинал с романа… Однако в справочнике писательском «по вине Тобольска» записано: драматург. Роман первый по разным причинам – нехудожественным – нигде не шел. Болтался он по разным издательствам. Время было иное, и причин не печатать его находилось много… Потом те же, кто вежливо, а порой и не очень, отказывал, издавали его и переиздавали… Но это горькие и давнишние воспоминания. 

А светлые – вот. Пошла вдруг пьеса в том самом «Теремке». Я не предлагал ее. Но очень славный человек (ныне покойный, царство ему небесное!) Толя Кукарский, давно знавший меня и знавший, что со мною творят так называемые издатели (я о тех, о давних), встретив меня на улице, подарил свою первую книжку и потребовал: «Старик, ты же пьесы пишешь, я знаю. Давай. Я сейчас в культуре… Могу посодействовать». 

В ту пору я уже оставил журналистику и слесарил на камвольном. Хорошо мне жилось, спокойно. Никаких литературных захлестов, хотя исчеркивал листы потихоньку и без всякой уверенности, что их кто-то прочтет. Для души, как говорится. 

– Да у меня ничего нет, Толик. 

– Да брось ты! Пошарься! – и повел меня ко мне «в гости», взяв бутылку «алжирского», дешевого и тогда нам доступного вина. Почитал стихи (читал он великолепно, встряхивая своей кудрявой и умной головой). Я думал, увлекшись, поэт забудется. Но он оказался настырным, и когда бутылка опустела, потребовал: «Пьесу!». Я пошарился в углу, где валялись в беспорядке рукописи, отыскал слепо отпечатанную на старенькой «Москве» пьеску, отдал и забыл. Через пару недель – звонок из Тобольска. Звонит главреж, которого я не знал. Да и театров избегал, поскольку думал, что в них отношение к авторам еще хуже, чем в издательствах. 

– В чем дело, Зот Корнилович? – спрашивает кто-то очень резко. – Почему вы не едете? 

– Куда? 

– Как куда? К нам, в Тобольск. 

– А что мне там делать? Я на работе. А поскольку жена в Свердловске на сессии, то я еще и «кормящий отец»… У меня двое маленьких ребятишек. 

– Берите их с собой и сюда. Мы ждем. 

– Что это вы вдруг? Мне некогда раскатывать. Сказал же: работа, дети. 

– Но мы же ставим вашу пьесу! Черт возьми, тут авторы проходу не дают, а вы кочевряжитесь, – очень уж резко выкрикнул тот, из Тобольска. 

– Какую пьесу? И как она к вам попала? 

– Какую? Черт побери, вашу! О геологах. «Самый главный народ». 

– Слушайте, бросьте эти шуточки. Я вам не давал никакой пьесы. 

– А мы взяли. В Доме народного творчества. 

– Интересно. Как же она туда попала. Я и туда ее не давал. И вообще никуда, – рассвирепел я, полагая, что кто-то не лучшим образом разыгрывает меня. Уж хотел бросить трубку… Но подсоединился Владимир Волчек из управления культуры, которого я тоже не знал. 

– Зот Корнилович, это мы виноваты. Мы отдали вашу пьесу в театр… И вот уже идут репетиции. Кое-что нужно уточнить… 

Так началась работа над спектаклем. Артисты, надо им отдать должное, старались от души. Не все, может быть, получилось безупречно, но пресса отнеслась благосклонно. Даже «Советская культура» и «Правда» отозвались о их работе хорошо. А чуть позже и другие газеты. 

Возвращались мы после премьеры в Тюмень, как со свадьбы… А может, и с другого, не менее, а даже более торжественного праздника. 

Еще не раз я буду радоваться премьерам. Они случались в разных городах Союза и даже за рубежом, но та, тобольская, мне помнится светло и благодарно. 

Были и большие удачи, случались более значительные события, и премьеры в самых почтенных театрах в больших городах и за рубежом. Но эта, тобольская, в маленьком теремке «Тобольск», мне помнится светло и нежно. 

Почаще бы испытывать такой душевный подъем. Даст Бог, случится еще. Дается тому, кто неутомим в пути. Не клонит голову перед суровой Судьбой. 

Зот ТОБОЛКИН 


31661