Былое
В августе 1996 года наш земляк, лётчик Владимир Шарпатов вместе с экипажем самолёта ИЛ-76 вырвался из афганского плена
Шарпатов. Фамилия, ставшая синонимом мужества, героизма, подвига. Её обладатель, пройдя огонь, воду и медные трубы, остался прежним, не испорченным славой и почестями гражданином своей страны, человеком, интересной личностью, чьи помыслы, дела, жизненная позиция, необычная судьба вызывают интерес у старшего поколения и молодежи. И, конечно, у создателей героического блокбастера «Кандагар», где он стал прототипом главного героя картины. «Его» персонаж, командир экипажа самолета Ил‑76 Карпатов (в исполнении Александра Балуева), испытав горечь долгого заточения на чужбине, всевозможные унижения, все-таки выжил и, в конце концов, совершил вместе с экипажем дерзкий побег на своей крылатой машине.
Да, было время, летчик Владимир Шарпатов был самой упоминаемой персоной в сообщениях российских и мировых информационных агентств. Газеты, телевидение и радио сообщали: «Владимир Ильич Шарпатов, настоящий русский человек, оказавшись в плену, не пал духом, не уронил престиж Родины, а спас свою жизнь, жизни членов экипажа и самолет».
Герою России Шарпатову сегодня семьдесят шесть лет. Из них 42 отдал небу, налетал 16500 часов, ушел на пенсию в 62 года в звании майора военно-транспортной авиации. Говорит, что и тут тоже отличился: «Обычно на заслуженный отдых в нашей профессии уходят значительно раньше». Однако посвятил все эти годы общению с согражданами – во время таких встреч они хотели из первых уст услышать его рассказ о подвиге. Интерес этот и со временем не иссякал, особенно у молодежи. Сколько парней, подобно Шарпатову, подались в авиацию, можно только предполагать. Профессия, несомненно, стала притягательнее. Да и о патриотизме с молодыми людьми говорилось немало. Общественная деятельность нашего героя в последние годы естественно перетекла в работу парламентскую – он был избран депутатом областной Думы, где трудился истово, честно, не щадя себя.
Делай, что должно…
Одна из бесед с летчиком мне запомнилась тем, что он посетовал: слишком уж сильно растиражировано нынче понятие «героизм». Есть известное выражение: делай, что должно, и пусть будет, что будет. Оказавшись в безвыходной ситуации, российский экипаж с первого и до последнего дня плена, как мог, сохранял самообладание и надежду, отгонял дурные мысли, старался не впадать в отчаяние. И беспрестанно обдумывал варианты собственного освобождения. Было ясно: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Решили вырваться любой ценой, даже ценой собственной жизни. «В столь экстремальной ситуации человек уже ничего не боится, у него остается только одно желание – спастись во что бы то ни стало, – помнится, рассказывал Шарпатов. – Страха нет, есть точный расчет, четкость действий, интуиция, воля, а при хорошем стечении обстоятельств они могут быть дополнены везением, если не сказать больше – помощью свыше. Хотите – верьте, хотите – нет, но тогда точно не обошлось без участия Всевышнего. Интересно, что об этом совсем не подозревали талибы, отправляясь в день нашего побега на очередную полуденную молитву…».
И действительно, в самолете Ил‑76, после более чем годичного простоя, из баков не испарилось горючее, его не слили на хозяйственные нужды – этого топлива хватило на перелет из Кандагара в Объединенные Арабские Эмираты, в Шарджу. В критический момент не подвела и техника. А долгое сидение на земле не отняло у экипажа «чувства крыла». Да и здоровья на столь рискованную затею тоже хватило.
«Правда, на пятидесятиградусной жаре долго не запускалась одна из бортовых систем, – снова и снова возвращается в тот день Владимир Ильич. – Наконец, бортинженер Аббязов завел один из двигателей, остальные три стали запускать уже от работающего. Поскольку в последний момент рядом с нами на борту оказались трое охранников, мы старались ехать медленно, чтобы они ничего такого не заподозрили. И все равно пока мы рулили, нам наперерез помчались две машины – микроавтобус и здоровенный «Урал», чтобы перекрыть взлетную полосу. Учуяли-таки! Я даю взлетный режим и начинаю разбег прямо с рулежки. Столкновения удалось избежать в какие-то сотые доли секунды, а еле заметный отрыв произошел буквально с последней бетонной плиты. Наши нечаянные спутники-талибы сперва даже не поняли, что мы уже в воздухе. Мы шли на бреющем, метрах в пятидесяти от земли. Выше подняться нельзя – нас вмиг могли засечь талибские и пакистанские радары. И лишь над границей с Ираном я мог себе позволить «набрать эшелон» – 9 тысяч метров. Тут слышу – у меня за спиной пошла потасовка. Это мои ребята начали обезоруживать надоевших опекунов, стараясь быстро отстегнуть от их автоматов рожки с патронами, скрутить и связать. Слава Богу, все обошлось благополучно, без жертв».
Отважный командир, пилот первого класса Владимир Шарпатов по прошествии времени рассказывает о тех первых часах на свободе со свойственным ему чувством юмора: «Аэродром в Эмиратах. Заруливаю на стоянку, где уже стоит вооруженная до зубов полиция. Выключаю двигатели и открываю форточку. Высунулся, машу рукой, приветствую встречающих, а у меня бородища во‑о-от такая! Полицейские кричат: «Талиб! Талиб!» Минут через двадцать нам принесли летную форму – брюки, рубашки, погоны. Потом пригласили всех семерых в полицию, чтобы составить акт происшествия. Примчался и их шеф при всей амуниции. Ему раза три объясняли (если не больше), что это за экипаж и откуда. Он, по-моему, так ничего и не понял, а если и понял, то не поверил. Затем в одной из парикмахерских Шарджи началась процедура нашей стрижки-брижки – каждому она обошлась в 63 доллара. Брадобрей араб спросил меня: «Ви откуда?». Когда услышал, что из России, глубокомысленно произнес: «А-а, Распутин!». И то правда, борода-то у меня была, пожалуй, не меньше распутинской. А еще было приятно, что нашего легендарного земляка из села Покровское знают даже на Ближнем Востоке».
«Кандагар»: правда жизни страшнее кино
Режиссер-постановщик ленты Андрей Кавун специально приезжал в Тюмень к Владимиру Шарпатову, долго беседовал с ним, фиксируя нюанс за нюансом на диктофон и в блокнот, попросил ксерокопии афганских дневников главного героя. Затем, как мы знаем, написал хороший сценарий, сделал захватывающий фильм. Подходящую «натуру» выбрали в Марокко – там и проходили съемки.
«Я там не был, – говорит Владимир Ильич, – но местность, говорят, очень похожа на афганскую. Киношники пригласили меня в Москву чуть позже – для консультирования. Под моим присмотром в павильоне кинофабрики сделали макет кабины, все приборы, штурвал и прочее. Когда съемки были закончены, организовали, как полагается, банкет. Перед возвращением в Тюмень я попросил подарить мне штурвал, за которым сидел актер Александр Балуев. Штурвал сейчас у меня дома на подоконнике».
Атлашка – милая река
Родился Владимир Шарпатов 21 марта 1940 года в поселке Красногорский Звениговского района Марийской АССР. В
1965-м окончил Краснокутское летное училище гражданской авиации и по распределению был направлен в Тюмень. Впрочем, он один из тех, у кого есть тот самый, второй день рождения – 16 августа 1996 года. Именно тогда произошло с ним и его товарищами чудо невероятного возвращения домой, а по большому счету – в жизнь.
А находясь на чужбине, летчик часто вспоминал свою малую родину – поселок Красногорск, школу, речку Атлашку, где купался в детстве. «Атлашка – милая река» – так называется стихотворение, сочиненное им в далекой неволе. Есть в нем пронзительные строки: «Дай Бог твоей водой умыться, / Ладонью воду зачерпнув, / В твоем зеркалье отразиться, / Всё пережив, перечеркнув. / Журчи и радуй долго-долго, / Зови на добрые дела – / Ведь без тебя бы даже Волга / Могучей Волгой не была». Написано в Кандагаре 25 июля 1996 года, то есть за три недели до чудесного спасения. Вот и не верь после этого в силу молитвы, а конкретно – в потрясающую строчку «Дай Бог твоей водой умыться…».
Однажды во время беседы Владимир Шарпатов дал почитать и другие его стихи, рожденные там же, в заточении. «Лишь только стоящий мужчина / Себя покажет, кто такой!», – написал он на третий день пленения. Четыре месяца спустя обращается с посвящением к своей любимой жене: «Мне судьба подарила везенье, / Только ты от меня далеко!». И еще были строчки, ставшие с первых часов плена для отважной семерки своеобразным гимном (на мотив песни из кинофильма «Тишина»): «Мы вспомним дни, как долго ждали / Любую весточку извне / В чужом для нас Афганистане, / В бетонном, высохшем дворе! / И всё же будет это время, / Когда затихнет рёв турбин, / С себя мы скинем это бремя… / Нас встретят дома мать и сын!». Наверное, лишь те, кто не потерял в той ситуации веру в себя, могут чувствовать себя «стоящими мужчинами», уповать на судьбу-«везенье» и петь «С себя мы скинем это бремя, нас встретят дома мать и сын». Так оно и случилось.
Рожденный в сороковом, Шарпатов – дитя того сурового времени. Мальцом уже многого был лишен. Недоедал, жил в постоянном напряжении. Будто сама жизнь готовила его к грядущим испытаниям. «И вся родня жила в те дни несладко. / Варили суп, один на всех, крапивный, / Без мяса и без круп, зеленый и противный…». Так в стихотворении «Крапивный суп» он опишет свое детство. Вспомнит и эпизод с раненым бойцом из санитарного поезда на ближайшей станции: «Мне отдал хлеб без отрубей и белый / Один из тех, кто был в сраженье смелый. / Прошли года, я стал вассалом неба, / Но тот всегда я помню запах хлеба».
Изувеченных войной доставляли в госпиталь в их поселок по железной дороге, рассказывал Владимир Ильич. Но однажды на поляну приземлился самолет с ранеными. Сельские мальчишки, впервые увидевшие крылатую машину так близко, облепили ее со всех сторон, а маленькому Володе Шарпатову повезло больше всех – ему разрешили посидеть в «летчицком» кресле и даже потрогать штурвал. Перед тем, как запустить двигатель, командир спросил у мальца: «Летчиком будешь?». «Обязательно буду!» – не раздумывая, ответил он.
…Автор этих строк в августе 96-го, в день легендарного побега из Кандагара, встретился в Тюмени с Юрием Шарпатовым, братом Владимира (тоже, кстати, летчиком). Он рассказал, как, будучи учеником, Володя спасал от пожара школьное имущество в родном Красногорске: только когда стали рушиться перекрытия, спрыгнул со второго этажа. И как бы между прочим обронил: к этому подвигу и к испытаниям его брат шел всю жизнь, вернее, был готов к нему с детства.
НА СНИМКАХ: прототип и киногерои; Владимир Шарпатов с женой Юлией.
Тодор ВОИНСКИЙ /фото автора/