Истории строки
Ровно сто лет назад гимназист из Ишима делал записи в дневник. Доверял бумаге свои переживания, мысли. Сама по себе эта памятная книжица – редкость, на ее темно-синей обложке значится: «Товарищъ на 1916/17 г.». Дневник – интереснейшая иллюстрация минувшего времени. События, пойманные строчкой, продолжают жить…
Зашифрованное имя
Хозяин записной книжки поставил подпись Зосим Корот(….). «Хвостик» фамилии можно прочесть как «ов», выходит – Коро(тков)? Этот товарищ на последней странице записал рецепт приготовления пороха. Зачем ему порох понадобился? На другой страничке красивым почерком вывел: «Надгробные памятники». Еще не легче!.. Время было непростое, может, гимназист увлекся революционными идеями? Или трудности переходного возраста?
«Сuril и был pian»
Учился Зосим неважно: по немецкому и истории «тройки», по географии и алгебре – «двойки». «Просим вас остаться на повторный курс» – вынес суровое решение педагог и в другой графе проставил: «Был записан в штрафной журнал, проступок: «глупость». Насчет глупости, это еще как сказать. Зосим или все же Иосим (?) (иногда гимназист так писал свое имя), признавался себе (публикуем с авторской орфографией и стилистикой):
«22 ноября 1916. Апатия, обломовщина или попросту ничегонеделание. Поневоле сделаешься Обломовым. Не клеится и не пишется. Какой я черт Обломов? Еще мальчишка просто-напросто, маленько разбирающийся и понимающий, еще не созревший достаточно, может быть в будущем и кандидат на Обломова, Онегина, Печорина, но пока еще мальчуган, хоть и томлюсь… томит меня тоскою однозвучный жизни шум. Приглядываюсь к жизни других и ничего поэтического не замечаю. Что только готовится для меня в будущем, буду ли я недюжинная натура, иль черт знает какая-нибудь карикатура…
…я или погибну в борьбе или уже поднимусь, но никогда …никогда не упаду. Не примирюсь и не опущусь уж если сейчас я идеалист к одному я уже холоден в другом, то в будущем я буду или уже горячим идеалистом борцом, или разочаруюсь совсем охладею, и превращусь в скептика, середины уверен не будет…».
Гимназист Коротков в своих записях подражал великим, писать дневники тогда было модно. Он недурственно сочинял стихи, с удовольствием ходил в театр, не ленился читать классику. Иногда этот мальчишка «вел себя непотребно», «шалости» шифровал иностранными буквами: «Сuril и был pian».
«В гимназии на уроке закона дурели, на французском Эмиляшу чуть не довели до обморока, завтракал в чайной. 5-классники заняли всех барышен, плохо … бросать надо учение (?)».
«13. Ходили в гимназию на проборку от родительского комитета в 6 часов переговорили сами с собой, с стор(ожем). Поиграли в пряталки, заказали сторожу самовар, потом нас пробрали маленько…».
В общем, хулиганистого нрава гимназист. Теперь о более существенном.
Японский принц
В Ишиме произошло событие для мировой истории ничего не значащее, мимолетное, сиюминутное, для жителей сибирского городка – памятное. Зосим в тот день не усидел дома: «24.4.16. Проезд японского принца Кан-Ина. Ходили Ястребов, Апухитин, я на вокзал встречать японского Принца, пришли в 6 часов, поезд уже пришел, экспресс «Китайской Восточной железной дороги». Вокзал был иллюминован огнями и национальными русско-японскими флагами. Над дверями вокзала повешена была доска с изображением рукопожатия и слова «Россия и Япония». Принц гулял по платформе с русским генералом за ним была свита из японских генералов, штатских миссии и русских полковников, принц низенького роста, как и другие, интеллигентное лицо на вид лет 20 с лишним, на нем была японская военная форма, шинель и фуражка с красным околышком как и другия японцы, разговаривал через генерала с маленьким добровольцем лет 15 с фронта, красивое зрелище».
Уехал принц в Страну восходящего солнца, где цветет чудесная сакура, а наш гимназист опять про свое: «сuril и был pian». Как и всякий уважающий себя человек, Зосим Коротков интересовался политическими событиями, кипела в гимназисте молодая кровь: «Вечером спорил с попом Семеном о Думе, о революции, о крестьянах, о Толстом. Сначала терпел пораженья, а потом вошел в роль, заговорил, горячо и связно, попу пришлось замолчать и сознаться, что правда за мной. Вот поди проклинает меня. Ура! Это мое можно сказать первое выступление с будущим врагом. Первый успех сознавать очень приятно, что поп не мог, в конце концов, ничего напротив сказать и приходилось ему поневоле соглашаться. Да я будущий работник. Видно самому себе, только еще надо окрепнуть в словах».
Красные знамена
Гимназист аккуратно законспектировал речь депутата Чхеидзе, произнесенную в ноябре 1916 года. Крупными печатными буквами вывел: «Свобода и Республика». Эти записи в дневнике весьма любопытны: «… Власть захватило в свои руки Временное правительство. Слава тебе, Господи, мечта давно желанная осуществилась. Великий момент удалось нам пережить. За это время я усердно посещал народныя собрания.
В г. Ишиме застрелился полковник Карпов, приверженец старого правительства. Много… много интересного, все это нельзя рассказать языком. Освобождены все политические ссыльные. Приготовляясь к манифестации, делали спевки в обществе приказчиков собрании, пели революционные песни.
12-е марта 1917 г. Манифестация в Ишиме.
Утром к часу дня мы со знаменем от мужской и женской гимназии. На одной стороне бархатного поля гимназистками было вышито «Да здравствует свободная Россия», на другой – «Мертвым слава, живым свобода» на площади собралась уже большая толпа народа, над которой вели знамена и плакаты, надписи были разные, запомнил только на солдатском знамени было написано «Да здравствует Русская республика». От военнопленных чехов на знамени было написано: «Чехи поздравляют Русскую республику», на других были надписи: «Уж пал произвол…», «Да здравствует свободный пролетариат», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», «Земля и воля», «Своб(од)а слова и печати», «Да здравствует свобода» и т.д. Несколько было траурных флагов, на одном, я помню, было написано «Вы жертвою пали в борьбе роковой в любви беззаветной к народу…» и «Вечная память почившим борцам за свободу».
Стр. 77. «Была отслужена панихида и молебен. К городской толпе примкнули манифестанты с железной дороги, с пением и с музыкой толпа двинулась по улице под звуки Марсельезы, Похоронного марша, Песни труда и Дубинушки. Манифестация кончилась, к вечеру разошлись, проводя железнодорожную манифестацию на станцию».
Революционные события взбудоражили Зосиму, его потянуло на философию. Свои размышления он озаглавил, как подобает поэту: «Душевные мотивы»:
«…На что надеяться… во что вечно верить… чему молиться… ничто не вечно… религия она порождает сомнения, работа одна надоедает, веришь в близких людей, разочаровываешься… считаешь некоторых своими друзьями, но пройдет некоторое время и друзья кажутся далекими и посторонними … Любовь она пройдет и назовут ее увлечением … или совсем от нее ничего не останется, или будет она казаться смешною или останется один самообман. Жизнь, которою недавно или недолго увлекался, будет казаться кошмаром… юношеские чистые порывы и мечты – пустяками. Да и все вообще не вечно. Для чего жить, чего искать. Я запутываюсь сам в этой путанице, что, что бы сделать?».
«Будем мечтой»
Зосим взял эпиграфом знаменитую строчку К. Бальмонта: «Будем как солнце» и оптимистично продолжил: «будем – мечтой». Накипело в его душе:
«...Нам даны заповеди жизни величайшим проповедником. Как они просты, красивы и правильны. Христу поклоняются как богу, а между тем заветов его не исполняют. Разве это вера? Как ошибаются все люди, называя себя христианами. И можно ли так жить, как живут все люди? Жить их сытой жизнью ни о чем, не задумываясь, не делая ничего благородного, замкнувшись в обледенелое свое я. Можно ли любить их любовью, жить их жизнью, думать и говорить их словами, когда люди менее счастливые, обездоленные гибнут и умирают, бросая проклятия всему миру и жизни. Можно ли жить в роскоши, предаваться чувствам святого человека, когда за тобой живут люди, вся жизнь которых сплошной тяжелый кошмар, вся жизнь грязный ком. К чему наука, культура, когда она из одних делает счастливых, а другим только доставляет одну муку, для чего она существует, для того, чтобы были тяжелее сомненья, более утонченные страдания. …Душа жаждет подвига и самоотвержения».
Это уже рассуждения не мальчишки, но мужа.
Как распорядилась им судьба, одному Богу известно…
P.S.: Автор благодарит историка Сергея Дубинского за предоставленную возможность впервые показать читателям артефакт. Если кто-то доверяет бумаге свои мысли, храните записи! Пережитое наводит на размышления, через несколько лет можно сопоставить минувшее с настоящим и, быть может, заглянуть в будущее.
Елена ДУБОВСКАЯ /фото автора/