…И рад бы рукопись иную сжечь, да не горит она вот, не горит

Иронические заметки

Графо-маны

Литератор, графоман, писатель, поэт… Судя по редакционной почте, публикациям в Интернете и книжным прилавкам, год от года ширится и множится число желающих примерить на себя ту или иную роль, увековечив в веках и в строчках себя, любимого. Страна из самой читающей буквально на глазах превратилась в самую пишущую, что в принципе тоже неплохо. Только вот графоманом мало кто хочет называться. А зря. Нет в том ничего обидного, ибо смысл здесь прост: графо – ​пишу, ман – ​человек. Пишущий человек, в общем.

Иногда сии творцы кропают себе скромненько, изредка донимая громкой читкой родных, близких и знакомых. В большинстве же случаев они из кожи вон лезут, требуя растиражировать свое имя и фамилию через газеты и журналы на весь свет, нимало не заботясь, что написанное ими – ​полная чушь и белиберда. Приведем лишь некоторые из поступающих к нам «шедевров». Естественно, с сохранением авторской пунктуации и орфографии. Однако обойдемся без фамилий – ​пусть посмотрят на свои творения со стороны, словно это не они написали.

Вот житель областного центра Александр К., например, заявляет:

Я не поэт Вам и не техник
И не хочу Вам всем я зла,
Ведь я простой
солдат-сантехник,
Но не брасаю ремесла.

В порыве праведного поэтического гнева «пиит» в дальнейших строках своего повествования и вовсе допускает непечатные выражения. Возможно, бедолага ошибся дверью, заглянул не в ту редакцию. А между тем в изданиях цвета детской неожиданности его наверняка бы приняли с распростертыми объятиями.

Иные, не мудрствуя лукаво, ставят себя на одну доску с великими и общепризнанными – ​чего уж там. Вот некто выбирает себе в адресаты и собеседники самого Владимира Высоцкого:

Давно хочу я позвонить тебе,
Мой друг, хоть ты не знаешь
обо мне,
Сыграть и спеть
ты можешь все
И я, пожалуй, тоже.
Владимир, только не хочу
похожести,
Ты человек с мучительной
душой,
С простыми песнями от жизни
 сложной
И где бы ни был я куда б ни шел,
Со мной ты словно
осторожность…

Почитатель знаменитого барда далее сообщает, что Владимир Семенович «Шестеркой быть не соглашался, Хрипел, но пел и улыбался», что «Его давно нет с нами. Помянем же делами Владимира, народного Высоцкого. И хватит, уж не надо люди скотского!». Вот весь сказ. А связка «Высоцкого – ​скотского»? Ну, полнейший апофигей! Вышепроцитированный стихотворец указал свою фамилию, место проживания и свою принадлежность к малоизвестной политической партии. К стихам это, конечно, не имеет ровным счетом никакого отношения. Ведь даже членство во всемогущей советской КПСС не всегда гарантировало лавры признания.

Многообразием тематики поражает и графоман из пригорода Тюмени по имени Виктор. Тут у него и морская стихия, и любовь к животным, и просто любовь, и частушечный фольклор, и афганские мотивы, и, наконец, сказка о премудром государе.

Читаем:

Стихия бесновалась долго:
Корабль скрипел, стонал,
нырял.
Текла спокойно где-то Волга,
А здесь бушевал «Девятый вал».
Кто испытал морские бури,
Тот должен знать, что
есть тоска:
Морские бури вам не пули,
Свистеть не станут – ​у виска.

В одном из четверостиший, будто бы спохватившись, пишущий признается: «Пусть я не совершенен, может быть», а спустя мгновение продолжает с прежним упоением:

Дай лапу, Макс,
ты, мне,
Моя душа
в огне,
Но ты ее,
пожалуйста,
не трогай.

Аналогия с есенинским «Дай, Джим, на счастье лапу мне» или сама очевидность? Стих называется «Разговор с Максом», и в нем, надо отдать должное автору, четко прослеживается забулдыжная натура его героя, ведущего задушевную беседу с братом меньшим. А обращаясь к взаимоотношениям с женским полом, лирический персонаж говорит:

Раз стал я добрый семьянин,
То знать строга моя голубка,
Строга, строга она со мной,
Строга нога, строга и юбка,
Строга и кофта с головой.

В сюжете о встрече парня с девицей, у которой «водицы было полное ведро», изжаждавшийся молодец после короткого диалога «выпил с расстановкой До дна полное ведро И сказал довольно ловко: «Мне второго не дано». Надо полагать, второго ведра не дано…
И наконец, образчик патетики в высказывании следующего творца о великой миссии мостов, в неумелых руках производящий лишь комический эффект:

Теперь, мосты, народы вами
вновь соединяют,
Вновь на ваших плечах грузы
 мирные везут,
И не солдат теперь – ​друзей
на вас встречают,
Все чаще на вас люди друг другу
руки жмут.

Не хочется подвергать сомнению искренность чувств у названных и неназванных любителей рифмовать слова и фразы. Быть может, хотели, как лучше… И мечутся они в своем безуспешном поиске, и натыкаются на собственную беспомощность. И недоумевают: как легко и просто это получалось у Александра Сергеевича! Как лиричен и певуч слог у Сергея Есенина! Однако ощущение легкости от написанного великими классиками обманчиво. Чтобы прийти к ней, поэт перелопачивает массу словесной руды. Мысль, в общем-то, банальная – ​вспомните известное четверостишие Маяковского о каторжности поэтического труда.

В таких случаях еще говорят: не путайте легкость и легковесность. Именно легковесность подхода к литературному творчеству и обрекает многих на зряшную трату времени, на написание подобных, с позволения сказать, «стихов». Стихи либо случаются, либо нет. Третьего не дано. А если уж очень хочется поупражняться – ​пожалуйста. Читайте свои творения друзьям, идите в литературные кружки, пишите, в конце концов, для себя. Вдруг и в самом деле что-то получится. Если долго мучиться, конечно. Как в той песне.

Да, рукописи не рецензируются, не возвращаются. Это, однако, не столь огорчительно. Плохо, что рукописи еще и не горят…

Тодор ВОИНСКИЙ

 


26484