В Тюмени побывал известный российский путешественник и фотограф Леонид Круглов. На паруснике "Седов" он вместе с командой таких же отважных повторил маршрут экспедиции Крузенштерна и Лисянского, совершенного 200 лет назад. Встреча с Кругловым проходила в Тюменском нефтегазовом университете. После лекции путешественник, четыре раза обогнувший земной шар, ответил на вопросы тюменских журналистов.
– Кругосветный круиз по маршруту Крузенштерна было бы символичнее пройти на паруснике «Крузенштерн»?
– «Седов» – корабль аналогичной постройки. Но в отличие от последнего, он ни разу не был в кругосветке. Это его первое путешествие за 90 лет. Этакий дедушка отправился вокруг света. Думаю, в последний раз. Впрочем, в следующем году «Седов» должен совершить еще один подвиг – пройти Северным морским путем.
– Где начиналось и закончилось путешествие? Насколько реально оказалось повторить маршрут русских Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского?
– Мы вышли из Санкт-Петербурга, зашли в Германию, потом во Францию, оттуда в Марокко. Пересекли Атлантику, остановились в Бразилии. Обогнули мыс Горн, зашли в Чили. Стоит сказать, что проект реализовывался при поддержке Русского географического общества и согласовывался на самом высшем уровне – с президентом страны. От посещения Аляски, к сожалению, пришлось отказаться, потому что нам никто не мог гарантировать, что судно не арестуют по судам с РФ. Однако побывали на острове Пасхи. Это фантастическое место!
– Как добрались до острова?
– Из Чили прилетели на самолете, так как подойти к острову на корабле достаточно проблематично. Пообщались с местными жителями, видели каменоломни, где делали статуи. Они находятся в 10–15 км от тех мест, где стоят статуи. (Кстати, на вопрос о том, как их перетащили, – ведь деревьев на острове нет – местные жители отвечали: «С помощью волшебной силы»). Впрочем, большая их часть повалена. Так аборигены расправились с идолами (для жителей острова это – оберегающие их духи предков), когда европейцы начали массово истреблять местное население и увозить в рабство.
Пока были на острове Пасхи, корабль ушел во Французскую Полинезию, где мы снова сели на «Седов». Дошли до Филиппин, вместо Петропавловск-Камчатского зашли во Владивосток – 200 лет назад этого города еще не было. Потом Япония, Гонконг. Практически были везде, где ступили ноги русских мореплавателей. За 200 лет ничего не изменилось – те же берега, тот же ландшафт. Мы сравнивали по гравюрам, сделанным во время первой русской кругосветки. Из всего того, что видели, самые большие изменения произошли в Гонконге. Два века назад на месте мегаполиса были лишь холмы и небольшая деревенька из 20 домов. Я этот момент использовал в фильме, когда старое изображение на гравюре менялось на современные небоскребы. Из Гонконга через Индийский океан и мыс Доброй Надежды вернулись в Россию.
– Как вам далась кругосветка на паруснике? Океаны, шторма, волны...
– Если честно, мне далась очень тяжело. Я был практически на грани нервного срыва. От морской болезни больше всего мучился на мысе Горн. Попали в сильный шторм, и три дня я просто умирал, ничего не мог есть. При этом продолжал работать, снимать. Но ничего, «прикачался». Через это все проходят. Корабль, конечно, огромный, длиной 110 метров, уверенно идет по волнам. На нем практиковались курсанты из морских училищ. Некоторые из них прошли всю кругосветку от начала и до конца.
– Какой самый захватывающий кадр сделали во время путешествия?
– Их было несколько. Один из них стал плакатом к фильму: корабль идет прямо на зрителя. Я сидел на бушприте, пристегнувшись к нему, и в этот момент нос корабля захлестывает большая волна. Кадр получился шикарным еще и потому, что в это же время ко мне пытался подойти мой коллега, немец. И его тоже окатило волной. В этот шторм другой фотограф потерял свою камеру, ее залило водой. Моя аппаратура выдержала испытание. Правда, были большие трудности с обработкой материала – на создание фильма ушел год.
– Как удавалось вести и съемку, и рассказ?
– Со мной на определенных этапах работали операторы, в том числе с Первого канала. Где-то я снимал себя сам, где-то помогали курсанты корабля, поскольку были съемки с мачт, куда ни один нормальный оператор не полезет. Знаете, в фильме «Русская Африка» по следам путешественника Александра Булатовича я забрался в самые глухие дебри континента, где был вообще один. Вел дневниковые записи на камеру, чтобы ничего не забыть, потому как там происходили такие вещи, что через какое-то время ты уже не был уверен, то ли тебе это снилось, то ли это было на самом деле.
– Какую цель вы преследовали, повторяя маршруты русских путешественников?
– Мне нравится привносить в эти маршруты что-то свое, что-то новое, потому что в каждом путешествии мы продолжаем делать открытия. У нас была экспедиция по следам Миклухо-Маклая. Он жил на побережье, а мы отправились в самый центр острова к людям, живущим на деревьях. Иногда в качестве путеводителя использую дневники русских путешественников, потому что эти места остаются нехожеными и никем не описанными. Я иду по ним и прокладываю путь чуть дальше. При этом чувствую себя уверенней, так как возникает ощущение, что являюсь продолжателем традиций русских путешественников.
– Осталась ли хоть какая-то память о великих русских путешественниках в тех местах, где они побывали?
– Конечно. Во Французской Полинезии я хотел сделать портрет татуированного с ног до головы местного жителя и попросил его попозировать. Но он никак не мог понять, чего я от него добиваюсь. Тогда показываю ему старинную русскую гравюру, сделанную нашими мореплавателями, давая понять, чтобы мой новый знакомец встал точно так же. Он с удивлением смотрит на гравюру: на ней у аборигена точно такая же татуировка. Как оказалось, мой современник делал ее по такой же гравюре, доставшейся от предков, только переизданной во Франции. В Эфиопии, когда шел по следам Булатовича, который был там в 1897 году, в одном из племен увидел девочку. Среди ее украшений был серебряный рубль 1898 года. А в Папуа–Новая Гвинея местное население использует такие русские слова, как «бык», «топор», прижившиеся со времен Миклухо-Маклая.
