К гадалке не ходи – ходи к меняле:
…Пусть повезет, по крайности, с рублями…
Второй кризис с интервалом в пять лет – это и для крепкой экономики темп изматывающий. А что уж говорить о российской? Самое обидное в том, что из кризиса 2008–2009 годов страна не извлекла надлежащего урока.
Как тогда, так и теперь Россия оказалась без элементарных институтов, которые позволяют иметь «длинные» деньги, владельцы которых не будут требовать их как минимум пять лет. Так что строки г-на Улюкаева, который, оказывается, еще и поэт, весьма кстати.
В развитых странах действует четыре дальнобойных основных фонда. Именно поэтому в этих странах нет нужды иметь такие кубышки, как наши фонды развития или национального благосостояния: туда в России все «тучные» годы складывали на черный день экспортную выручку от продажи сырья, вместо того, чтобы направлять их на создание современной структуры экономики.
Во-первых, это негосударственные пенсионные фонды. В них на протяжении примерно 40 лет до 10% зарплаты перечисляют граждане, организации, где люди работают, и в ряде случаев софинансирует государство. У европейца, достигшего пенсионного возраста, на счете обычно набегает 600–800 тыс. долларов, у американца – более 1 млн. А в целом каждый фонд часто имеет триллионы «длинных» долларов, мощнейший резервуар для самых эффективных инвестиций.
В России пытались копить часть пенсионных денег за счёт предприятий, потом присоединились излишне доверчивые граждане. Однако единый социальный налог то увеличивали, то сокращали и, в конце концов, взвинтили так, что за год от непосильного фискального бремени исчезло более 600 тысяч предпринимателей. Ну а в прошлом году государство и вовсе сподобилось конфисковать 350 млрд руб., накопительную часть Пенсионного фонда. Их судьба до сих пор неизвестна. Власти клянутся, что вернут, но проговариваются, будто непонятно, как изъятые миллиарды трансформировать в баллы. Ходят упорные слухи, будто про эти деньги лучше забыть. Тем более теперь, когда совершенно непонятно, сколько лет будет свирепствовать кризис.
Кстати, с новой силой разгораются дискуссии в правительстве о повышении пенсионного возраста до 63 лет для мужчин и женщин. Действительно, очередная демографическая яма к этому толкает. Глава Минфина Силуанов поясняет: дескать, мера не популярная, но без нее не сделать пенсионную систему самодостаточной к 2025 году. Однако только что завершена очередная реформа, которая, по словам вице-премьера Голодец, покончила со всеми проблемами. И что, система, как заявил Силуанов, всё еще не самодостаточна? Как-то у господ министров концы с концами не вяжутся. И где гарантии, что после …надцатой реформы государство не соблазнится изъять из накопительной части очередные несколько сотен миллиардов, повод ведь всегда можно придумать. Потому-то люди все меньше перечисляют денег в накопительную часть Пенсионного фонда и разные НПФ, и этот источник инвестиций в обозримом будущем ничем не поможет экономике.
Второй рыночный фонд «длинных» денег в мире – страховые компании. В развитых странах они очень богатые, потому что все источники повышенной опасности застрахованы. Иначе эти активы нельзя использовать. Кроме того, там развивается крайне выгодная для людей система страхования жизни, выплаты из которой свободны от налогов. И поэтому туда направлять часть доходов нередко предпочтительнее, нежели в банки, где налоги берут. Поэтому, например, в Америке страховые компании богаче банков.
В России же нет законов, заставляющих обязательно страховать источники повышенной опасности, за исключением ОСАГО. Как нет и традиции массового страхования жизни. Во-первых, мы всё еще молимся на государство. Во-вторых, надеемся, что авось кирпич или здоровая сосулька голову не пробьёт. А в-третьих, у половины населения на это просто нет денег. Потому и активы у наших страховщиков невелики – на всех несколько десятков миллиардов долларов. На серьезные инвестиции опять же не тянет.
Третий источник «длинных» денег – паевые фонды. Люди обычно кладут туда деньги надолго. И при консервативной политике гарантируется прирост доходов в 6-7% сверх инфляции. На Западе эти фонды существуют десятки лет, а целые группы имеют по 100 и более миллиардов долларов. У нас такие фонды стали возникать в начале века и успели накопить тоже несколько десятков миллиардов долларов – пустячок.
Так и оказалось, что самые крупные денежные «мешки» России – коммерческие банки. Однако и на них далеко не уедешь. Активы всей нашей системы составляют около 65% ВВП России, тогда как активы западных банков равны 200–300% ВВП своих стран. Да что – стран, когда активы третьего в США Citigroup превысили $2 трлн, что до декабрьского обвала рубля равнялось всему ВВП России. Это аксиома: сегодня вовсе не величина территории и не число ракет определяет место страны и её влияние в мире. И сколько бы мы ни пыжились, у хилой российской экономики, валовой продукт которой после декабрьского обвала «деревянного» стал примерно в 11 (!) раз меньше американского, по определению не может быть сильной банковской системы. Вот почему доля «длинных» денег в пассивах банков болтается вокруг 5%.
Как слабость банков бьёт по людям – покажу лишь на одном примере. Несколько месяцев митингуют заложники валютной ипотеки: они не в силах выплачивать за кредиты по новому курсу доллара. Некоторые жалуются, что банки, мягко говоря, подталкивали их к этой авантюре. Почему? Да потому, что сами банки кредитовались на Западе, не дождавшись дешевых и длинных денег от родного ЦБ, который и сейчас продолжает упорно, но безуспешно бороться с инфляцией. Антикризисная комиссия выделяет банкам 20 млрд руб., чтобы распутать узел. Но при условии: договоры с заемщиками должны быть переписаны по курсу 39 руб. за доллар под 13% годовых. Банки упираются: в этом случае им самим не выплатить в срок зарубежные валютные кредиты. И пока выхода из западни не видно.
Кроме слабой экономики, государство сотворило массу причин, не дающих банкам набирать силы. Прежде всего, мимо них идёт основной поток финансов. Около 40% ВВП – чего нет ни в одной стране – концентрирует Минфин. Он обслуживает бюджет и внебюджетные госфонды: Пенсионный, социального и медицинского страхования. Опять же в казначействе хранят огромные деньги, заработанные бюджетными организациями по договорам. Парадокс в том, что сами они не могут свои деньги использовать или разместить в банках, поскольку придуманы хитроумные заградительные процедуры. И вот значительная часть этих средств лежит без движения и обесценивается. Не доходит до банков и много денег населения, оно предпочитает хранить их в кубышках или валюте. Будь наши банки посильнее, например, как немецкие, не пришлось бы, как и в прошлый кризис, накачивать их фантастическими деньгами, из которых около половины пошли на покупку валюты, осели на зарубежных счетах, но только не работали на экономику. Глядя на то, как беззастенчиво из банков выводятся активы, ничуть не сомневаюсь, что ровно также случится и в этот кризис. А все заявления о том, что власти не станут ограничивать движение капитала, не должны вводить в заблуждение: это лишь хорошая мина при плохой игре. Даже при очень большом желании миссия попросту непосильна при нынешнем уровне коррупции и дееспособности государства. Вот и первый вице-премьер Шувалов недавно признал: у правительства нет «реальных рычагов влияния на банковский менеджмент».
Разгромной критике подвергают эксперты и бюджетную политику. Она только в том и состоит, чтобы свести расходы с доходами, с легкостью необыкновенной проедая нефтедоллары и капитал, до недавнего времени попадавший в страну. Более того, между кризисами разрушена сама бюджетная конструкция, говорит Сергей Алексашенко, бывший зампред ЦБ. Минфин разработал Бюджетный кодекс, по сути запретивший использовать дефицит как инструмент бюджетной и экономической политики, хотя в разумных пределах дефицит не только возможен, но и необходим. Однако если власти очень желают финансировать любимый проект – всегда пожалуйста! Только делается это в обход бюджета, например, через ВЭБ. Так, например, строили олимпийские объекты, хотя все понимали: частные инвесторы, получив кредиты под залог неокупаемых проектов, бюджетные деньги не вернут никогда. Что мы и наблюдаем. Подобных фактов полным-полно. Преднамеренное искажение бюджетной ситуации достигло таких масштабов, что, похоже, сегодня ее реальное состояние не понимают ни правительство, ни даже Минфин, считает Алексашенко. Не отсюда ли безответственные заявления глав Минфина о выделении денег другим странам и в прошлый, и в нынешний кризисы? Да ещё Греции, левацкое правительство которой кредит не вернет никогда…
Откуда же идут инвестиции? До трети выделяет бюджет, но в основном для госпредприятий и организаций. А бизнес до 70% берет из своей прибыли и амортизации (на Западе эти источники дают 20–30%). Остальное занимают у банков и иностранных инвесторов. Вот и получается, что подавляющая доля – «короткие» деньги. Значит, нет возможности какому-то заводу сразу купить, например, всю новейшую технологическую цепочку и модернизировать предприятие целиком, а не частями, что значительно увеличивает расходы.
Словом, еще в 2013 году рост инвестиций в России остановился, а в прошлом году упал на 70%. Именно это стало главной причиной торможения российской экономики.
