Над зеленым ковром вековой сибирской тайги траурными лентами расстилался дым от проходящих почти беспрерывно паровозов.
В августе 1943-го железная дорога работала с предельным напряжением. С фронта с грохотом шли составы полусгоревших, пробитых пулями и снарядами грузовых вагонов, платформ с разбитой техникой, искореженным оружием. Беззвучно проплывали мягкие госпитальные вагоны с завешенными окнами. На запад везли новые танки, оружие, снаряды и орудия. Почти ежечасно пролетали эшелоны теплушек, заполненные солдатами.
Валька Ковалев, ученик 5‑го класса, каждое утро бегал на вокзал с корзинкой свежих огурцов, которые забрасывал в открытые двери пролетающих солдатских вагонов.
Однажды, возвращаясь с железной дороги, он увидел около крохотного домика леспромхозовской парикмахерской несколько знакомых мальчишек. Они чем-то были озабочены. Валька подошел и увидел сидящего на завалинке старого парикмахера Иосифа Шмаевича, который негромко причитал, плаксиво говоря о себе в третьем лице.
– Бог ты мой, и что изделал Ося? Он нарушил казенное ружо. Оно теперь не будет стрелять. Завтра придет товарищ участковый милиционер и спросит: «Что ты изделал, Ося, с ружом?». Осю заберут и увезут в лагерь, чтобы пилить лес. Ося не умеет пилить. Ему не дадут кушать, и он умрет! Бедный Ося, что он наделал, что с ним теперь будет? Горе мне, горе! Ай-я‑яй!».
Мальчишки шепотом оповестили Вальку, что Мишка Баримбаум брал у парикмахера берданку для охоты и потерял в болоте затвор. Пацаны долго советовались и наконец решили: «Оську надо спасать». Они задумали идти за десять километров на станцию Иковка, где складировали и сортировали на поле привезенное с фронта непригодное оружие, и просить у охраны затвор от русской винтовки. Часа через два парни уже были там. В переговоры вступил Валька, а два охранника, национальность которых никто не знал, но все деревенские жители называли их западниками, потребовали за затвор пару булок хлеба и литр молока. Валька предложил рыбу, однако они отказались.
– Ни-и! Принесете мелкоту, як головастиков. Одни кости. Ни-и! Рыбы не трэба!
Мальчишки отправились обратно ни с чем и по дороге решили пролезть ночью на поле без спроса. На следующую ночь Валька с Мишкой Баримбаумом подошли к колючей проволоке, окружающей поле.
Посредине его проходил железнодорожный тупик, слабо освещенный электролампами. Слева на невысокой сторожевой вышке время от времени вспыхивал тусклый луч прожектора, который, болезненно вздрагивая, проползал по кучам военного металлолома. Валька надел через плечо тряпичную сумку и пополз в зону. Мишка завалился в куст тальника и стал ждать. Незаметно прошло около двух часов.
Возвращался Валька, когда уже забрезжил рассвет и вокруг стали появляться размытые очертания кустов и деревьев. Раздвигаемая руками трава, казалось, шелестит так громко, что звук этот могут услышать далеко в поселке, где монотонно, глухо рокотал мотор электростанции. Валька постепенно осмелел, а когда до забора оставалось метров десять, встал на ноги и побежал к кусту на краю зоны. Вдруг навстречу ему метнулась тень.
«Стой, ни с мэста! Стрелять буду!» – услышал он и обмер от испуга, увидев перед собой охранника со вскинутой на изготовку винтовкой.
– Хо! Та це ты, вчерашний хлопчик! Все ж залез, голова твоя бедова! Видать, больно нужна вам туя железяка проклятая. Нашел ее, чи шо?
Валька упал на колени и, готовясь расплакаться, собрался, ничего не скрывая, рассказать все о старом парикмахере и казенной берданке. Он уже был готов отдать охраннику добытый с таким трудом и страхом затвор, как вдруг прожектор на вышке дрогнул, и луч его зловеще пополз в сторону говорившего. С вышки донеслось.
– Ты шо тамо гутаришь, Гаврило? Ктой-то е?
– Та ни! Померещилося здеся! Туман грае!
Когда слепяще-белый луч отвернулся в сторону и стал ощупывать горы металлолома, солдат снова зашептал:
– Ползи отсюда, пацан, а то счас пулю сглотишь. Беги, говорю, пока жив, что рот-то
разинул? Да чтоб больше тебя здеся не было. И всем накажи, чтоб не появлялись, а то, мол, застрелят тама.
Валька, не помня себя, подкатился под колючую проволоку ограды, прополз еще метров десять, вскочил и побежал. Сердце его колотилось так, что, казалось, разобьется о ребра, дыхание вырывалось со стоном, рубаха от пота прилипла к спине. На ходу он пощупал сумку, там все было на месте. Тогда он упал на землю, разбросил руки и ждал, когда успокоится дыхание.
Вскоре подошел Мишка, и они отправились в обратный путь. Через несколько шагов Валька, все еще с испугом озираясь, проговорил:
– Смотри-ка, я чего нашел там.
Он сунул руку в сумку и вытащил из нее отливающий вороненой сталью револьвер.
– Прожектор зашарился, я спрятался в танке. Через нижний люк залез, смотрю, а он под сидением лежит. И, главное, полный барабан патронов.
Друзья без конца играли найденным оружием, пока не дошли до своего поселка. Расходясь по домам, договорились никому не рассказывать о своем походе и тем более о нагане. Однако уже вечером на третий день в углу центрального сада, в кустах, сгрудилась целая стайка мальчишек. Оттуда слышалось:
– Валяша, ну покажи. Чего ты жмешься? Жалко, что ли? Дай подержать.
А когда совсем стемнело, в саду прогремели три выстрела.
Утром следующего дня в дверь барака вошел участковый милиционер. Он сел к столу, снял фуражку, протер платком лоб, шею и, не глядя на стоящего перед ним Вальку, спросил:
– Где наган? Давай, неси его сюда. Да поторапливайся, некогда мне.
Валька опустил голову и полез на чердак. Через минуту он протянул оружие милиционеру. Тот быстро разрядил его, пересчитал патроны.
– Сколько раз, говоришь, стреляли вчера? А гильзы где? Нету, говоришь? А вот они!
Он достал из кармана три стреляные гильзы и поставил их на стол рядом с четырьмя заряженными патронами.
– Ну вот! Теперь все здесь. Больше нету… Давайте все трое – кто стрелял – ты, Мишка Баримбаум и Димка Дьячков к двум часам ко мне в кабинет. Протокол надо составить.
Участковый засунул наган в карман, долго надевал фуражку и вдруг неожиданно спросил:
– Где взял наган-то? Где взял, тебе говорят, голова твоя отпетая? Молчишь? Ну молчи, молчи, посидишь в кутузке, быстро разговоришься.
Нагнув голову, он вышел, неслышно закрыв за собой дверь.
…В бараке с узким коридором, где на одних дверях было написано «Милиция», сидели на скамейке три друга-стрелка и какой-то хилый мужичок с тростью. Он долго приглядывался к перепуганным мальчишкам, а затем спросил: «За что вас-то забрали?».
Мишка нехотя ответил, кивнув на Вальку:
– Да вон, за наган. У него был. Начнут счас: «Где взяли? Кто дал?».
Мужичок презрительно засмеялся и натянул Мишке фуражку на глаза.
– Вот удивили! Да оружие сейчас хоть где найти можно. Война ведь! Вон сколько всего в вагонах везут. Счас не то что наган, пушку в любом лесу найдешь. Ваше дело чепуха. Вот мое сурьезное. Я нашел в вагоне одном разбитом документы. Подобрал, да и сдал, дурак, в милицию. А оказалось, что хозяин-то бумаг убитый и ограбленный. Сейчас меня и таскают на допросы.
Валька слушал мужика, а сам все думал об одном и том же: «Если рассказать правду, придется говорить о потерянном затворе и о том, что Иосиф Шмаевич доверял несовершеннолетним казенное ружье. За это ему не поздоровится. Кроме того, ночное посещение базы по хранению отходов оружия тоже не сулит ничего хорошего. Особенно солдату, отпустившему Вальку. Его могут отправить в штрафники на фронт.
В крохотном кабинетике, куда вызвали друзей, за одним столом сидели трое – участковый, женщина-профорг леспромхоза и парторг. На все вопросы об оружии Валька, уставившись в пол, твердил одно и то же: «нашел наган в лесу».
Профорг, недоверчиво улыбаясь, спросила:
– А место указать можешь?
– Могу. У деда около озера. В кустах.
– Это когда же ты за десять километров бегал туда? И зачем?
– На той неделе ходил. Просто так.
Парторг тихим голосом, как бы советуясь, заметил:
– Вообще-то жалобы оттуда идут. Дезертиров развелось тьма. Обижать жителей стали. По огородам шастают прямо днем. Еду отбирают, одежонку. Не плохо бы проверить. Демобилизованных привлечь к этому делу.
Милиционер, не поднимая глаз от стола, нехотя произнес:
– Есть у меня кое-какая информация сверху. Ладно. Проверим на днях. Съездим, посмотрим.
Через несколько дней, когда мать работала на погрузке леса в ночную смену, на рассвете Валька услышал осторожный стук в окно и приглушенный голос милиционера:
– Эй, Валька, выходи. Поедем. Быстрей давай. Шевелись.
В стороне от барака стояли две подводы.
На телегах сидели и полулежали шесть человек. Все они были ранеными фронтовиками.
У Терентия не было правой руки от самого плеча, у Савелия – левой от локтя. На куче зеленой травы лежал Константин Петрович. Его деревянная чурка вместо ноги торчала с краю телеги, как ствол пулемета. Двое незнакомых со шпалорезки видимых ранений не имели. На второй подводе были демобилизованные с фронта жители ближних деревень, все в заношенных гимнастерках и солдатских сапогах.
Савелий, сгребая для Вальки единственной рукой с вечера скошенную траву, встретил его с добродушной усмешкой.
– А‑а! Вот он, наш сыщик геройский! Смотри, Валяха, если не поймаем никого, значит, врешь ты нам, тогда повесим за ногу на сучок и штаны сдернем. Пущай комары тебя выучат. Видишь, какие все вояки собрались? Один краше другого. Еле до телеги доползли. Что встал? Давай садись. Кажи дорогу.
Валька оперся о ступицу колеса и запрыгнул в кучу пахнущей лугом зелени. Милиционер сел рядом. Подводы затряслись по разбитой дороге. Валька прикинулся спящим, а сам внимательно слушал. Он почти уже и не волновался, так как заранее решил, где покажет место находки.
Мужики много курили, лошади отбивались от гнуса, грызли зубами удила, трясли головами, махали хвостами, колотили коленками задних ног по подбрюшью и часто фыркали. Савелий посапывая самокрутку, подготовленную и прикуренную Константином, пустился в рассуждения.
– Что творится на свете, язви его в душагу. Дезертиров развелось больше, чем зайцев. И мер не принимают! Уже милицию убивать стали. Вон Николу Тельманова прямо при исполнении грохнули. Как хоть дело-то было? – обратился Савелий к милиционеру.
Тот, не оборачиваясь, долго молчал, потом глухо ответил:
– Двое их было. Братья. Жили у родителей за печью. Никола-то пришел сети украденные искать. Объявил, что обыск будет делать. Младший подкрался и его за руки схватил, старший наган у Николы из кобуры вытащил и прямо в затылок ему два раза всадил.
Окончаеие следует.