Говорят, что Владимиру Маяковскому принадлежит ставшее затем крылатым выражение: «Поэты бывают хорошие и … разные». Но о людях «разных» писать почему-то не очень хочется, они и сами о себе напишут, а вот лишний раз вспомнить людей, оставшихся в твоей памяти, далеко не грех…
Мы, современники, за последние десятилетия целиком и полностью поменяли свое мировоззрение. И дело не только в пагубной для организма привычке к гиподинамии, регулярном общении через телефон и социальные сети; в безграничном доверии к телевизионным шоу, продуктам быстрого приготовления и пр., и пр. Главное – мы разучились ценить человека как личность. Если так давно наши школьные друзья по прошествии лет становились для нас почти что родственниками, то теперь это всего лишь адрес в «Одноклассниках». Если когда-то при знакомстве с новым человеком у нас возникал интерес к его образу жизни, мыслям, хотелось встречаться с ним снова и снова, то нынче подобные встречи происходят чаще всего скоротечно, на бегу, и редко когда новое знакомство имеет продолжение.
Хорошо, если обменяемся визитками или номерами телефонов, а чаще, перегруженные делами и заботами, разбежимся и через несколько дней уже не вспомним, о чем мы с тем человеком беседовали, если только не были затронуты какие-то там наши материальные интересы. Да, мы сами создали этот мир, и нам в нем жить, иного просто не существует.
Но, помнится, еще до начала ледникового периода всеобщей компьютеризации отношения меж нами, людьми, а не хозяевами аккаунтов, строились совсем на ином принципе. Тогда еще существовали творческие объединения, попасть куда, а тем более стать членом СОЮЗА (неважно чего: журналистов, композиторов или писателей) было во сто крат труднее, чем стать участником заграничной поездки в Болгарию. Попросту говоря, существовал социализм с человеческим лицом, и местами это лицо имело довольно-таки интеллигентное обличье. К числу их можно отнести и Союз писателей Тюменской области, членов которого к концу социалистической эпохи насчитывалось не более десяти. И ваш покорный слуга дерзнул постучаться в трудно открываемые двери того могучего союзища. И был на удивление принят довольно-таки тепло и радушно. Да, атмосфера в стенах того писательского объединения была отнюдь не резко-континентальная, но и не парная, не душная, а в меру с периодически возникающими сквозняками, резкими похолоданиями и застольными потеплениями. Как во всех СОЮЗАХ такого рода в те далекие времена.
Не было там, как во времена нынешние, начальников трестов или, скажем, академиков, а все больше народ заковыристый, со своим характером, апломбом и темпераментом. Может, со временем о том кто-нибудь да напишет отдельную статью, а то и целое научное исследование, но мне бы хотелось вспомнить тех, кто создавал тот своеобразный микроклимат и не позволял люду творческому заниматься тем, чем он обычно и занят, когда нет заказа или темы для новой работы.
То, прежде всего, Константин Яковлевич Лагунов, человек, поработавший в свое время в партийных органах, а потому владеющий рычагами воздействия на любой самый разнородный коллектив. Позже его сменил Сергей Борисович Шумский, подобного опыта уже не имеющий, да и не особо стремящийся к власти, и союз наш стал неожиданно быстро расти и шириться, принимая в свои ряды практически всех желающих. Не сочтите эту фразу за критику или оценку. Критериев на этот счет нет и быть не может. Просто наступили иные имена, и прежде трудно открываемые двери творческих союзов были в буквальном и переносном смысле сорваны с петель. Хорошо это или плохо, не знаю и знать не могу. Так случилось.
С уходом Шумского Союз возглавил Анатолий Иванович Васильев, но на его участь выпали не лучшие годы испытаний, когда былого единства писательской братии уже и в помине не было, для властей слово «писатель» стало едва ли не ругательным, Москва забрала бразды правления в свои руки, хотя и там шел великий раскол и противостояние. Союз тот существует и сосуществует рядом с иными образованиями подобного рода и по сей день, но то уже совсем из другой оперы. Большинство тех основоположников Тюменского писательского объединения или отошли в мир иной, или ушли в тень по разным, не зависящим от них причинам. Но подводить итоги пока что рано. Союз был и вроде бы жив, но теперь это всего лишь аккаунт на безбрежных волнах человеческой памяти, блуждающей по интернет-пространству.
В моей же памяти остались личности яркие, со своим неподражаемым сибирско-кержацким характером, которые, по сути дела, и были зачинателями тюменской прозы, познали и лавры, и поражения, и нас, начинающих, к тому нелегкому труду приобщили. И вот одним из тех «зубров» конца безвременно ушедшего от нас прошлого столетия был, несомненно, Зот Корнилович Тоболкин. Легкий на подъем, всегда готовый пошутить над самим собой, не говоря об окружающих, умеющий отличить среди новичков человека талантливого, ищущего и в то же время весьма тактичный в своих критических высказываниях и замечаниях.
Он жил как бы сам по себе, не кичился своим членством в союзе и частенько с иронической улыбкой поминал крепким словцом московских корифеев, кои смотрели на нас, провинциалов, колонизаторским взглядом белого человека на живущих в прериях индейцев. При всем при том его, Тоболкина, подобное высокомерие столичных мэтров задевало, и он неоднократно передавал свои споры на писательских съездах с «живыми классиками», не признающими иных авторов, кроме узкого круга своих знакомых. «Знаешь, – говорил он с усмешкой, – у них же там у всех псевдонимы, потому и меня они посчитали каким-нибудь там Рабиновичем или Абрамовичем, а потому мое имя Зот и фамилию Тоболкин тоже сочли придуманными. А вот отчество, Корнилович, критиковали: мол, уже перебор».
Мы, тогда еще сорокалетние начинающие авторы, слушали его, затаив дыхание. Лично мне фамилия Тоболкин была известна со школьных лет, когда по всему городу были развешены театральные афиши пьес, автором которых он являлся. Не буду заниматься анализом литературного наследия Зота Корниловича – это удел литературоведов. Но то, что его имя можно поставить в один ряд с первопроходцами Севера, тем же Муравленко, сомнений не вызывает. Они были сынами своей эпохи и жили по ее законам. Мы шли вслед за ними уже по проторенной тропе. «Его пример другим наука», как в свое время заметил классик, чьим именем, кстати говоря, названо ох, как много мест и местечек. И Зот Корнилович «уважать себя заставил» не участием в партийных собраниях, а именно творчеством, испив горькую чашу творческого человека стойко и без экивоков на непростое время, в котором ему выпало жить.
Можно ли сказать, что с уходом таких, как он, авторов закончилась та эпоха, когда прежде чем отдать рукопись в редакцию, ее неоднократно обсуждали в тех самых СОЮЗАХ? А потом она ложилась на стол партийного секретаря по идеологии и лишь после неоднократного прочтения и правки со множеством пометок и замечаний возвращалась автору для переработки. Да, партийная идеология умерла вместе с вскормленными ею птенцами. Пришла весьма обманчивая «свобода слова», но легче от этого не стало. Человеку вольному и свободному легко жить в одиночку. Но подобное впечатление обманчиво. Не зря люди сбивались в ватаги, общины и прочие сообщества. Было бы желание. Но важно и умение дружить, ценить ближнего, помогать ему и совсем не материально, как сейчас принято шутить, а именно душевной теплотой, как умели то делать наши предки.
Сейчас, чтоб вступить в какое-то сообщество, не нужно даже выходить из квартиры, а требуется всего лишь зарегистрироваться в многочисленных сетях. И все. Публикуй, что хочешь, твой опус прочтут сотни, а то и тысячи пользователей. Но получишь ли ты от этого хоть какое-то душевное удовлетворение – большой вопрос. Думается, тот же Пушкин в тех сетях затерялся и вовсе бросил бы писать. А мы вот пишем в надежде, что голос наш услышат, и слово сказанное не вернется обратно вместе с гулким эхом. На том и стоим…
Думается, читатель, сумевший добраться до конца моих очень личных размышлений и воспоминаний, наверняка спросит: о чем это он, то есть автор? Да, как сказано в заглавии, – о встречах и расставаниях. С людьми, с годами, с десятилетиями, из чего, собственно, и складываются век, эпоха, а из них – история человечества. Так вот почему-то о людях мы стали вспоминать гораздо реже, чем о каких-то «круглых» датах, событиях. А ведь во время любой церковной службы читают и «за здравие» и «за упокой», и это есть своеобразная встреча с человеком, который тебе близок и дорог.
