Цветы на память

Для многих, кто ее знал, это стало сенсацией, потрясением – оказывается, она и сама художник! Марина Куркутова, искусствовед и педагог, долгие годы посвящала детей и взрослых в чужое творчество, а сама творила потихоньку, наедине с собой, и никому не показывала, что получалось. Лишь после того как 31 декабря 2012 года Марины Георгиевны не стало, близкие люди открыли всем эту неожиданную сторону ее жизни.

Сначала пастели и акварели Куркутовой демонстрировались на домашних показах, потом в библиотеке академии культуры и искусств, в фойе театра “Ангажемент”, а нынче летом небольшую коллекцию приняли стены Тюменского музея изобразительных искусств.

Выставка и правда очень летняя: на листах под стеклом – цветы, цветы, цветы… Подписей нет. Марина Георгиевна не собиралась показывать свои работы, поэтому не давала им названий, а придумывать за автора организаторы выставки себя вправе не считают. Подписаны лишь портреты, созданные другими художниками – Иваном Некрасовым и Михаилом Зыковым. Есть еще фотографии Марины Георгиевны вместе с учениками художественной школы. Ведь перед нами не просто экспозиция, а попытка рассказать о незаурядной личности, о жизни в искусстве.

Куратор выставки – искусствовед Наталья Паромова – хорошо знала Марину Георгиевну – они вместе работали в школе, читали лекции в музее, дома вели разговоры о творчестве, о художниках. В начале 70-х в Советском Союзе только-только стали появляться первые альбомы с репродукциями импрессионистов, членов объединения “Голубая роза”, других мастеров эпохи Серебряного века. Марина Георгиевна добывала книги, где только могла. Порой писала в издательства – не зная точного адреса, как на деревню дедушке. И самое удивительное, что письма доходили, книги присылали. Именно от Куркутовой Наталья Александровна впервые услышала о Микалоюсе Чюрленисе, самобытном литовском художнике и композиторе, которого “относили то к символизму, то к экспрессионизму, но так никуда и не отнесли”. Из Литвы Марина Георгиевна получила папку с репродукциями его работ.

Паромова училась тогда в Свердловске, в университете им. Горького. Рядом был фирменный магазин “Мелодия”. “Вдруг, смотрю, красивейший конверт, – вспоминает Наталья Александровна, – и написано: “Чюрленис. Симфоническая поэма “Море”. Симфоническая поэма “В лесу”. Я тут же купила пластинки себе и Марине Георгиевне. Она сказала, что слушала их целыми днями, и, наверное, для нее это самый удивительный композитор”. Поэтому на вернисаже звучала, прежде всего, музыка Чюрлениса. А еще Вивальди, Чайковского… Для нее музыка, живопись и природа были неразрывно связаны, она учила юных художников чувствовать эту связь и передавать ее в красках. Наталья Паромова вспоминает, как перед большой детской выставкой среди множества разложенных на полу работ безошибочно узнала рисунки учеников Марины Георгиевны. Целая серия замечательных пейзажей, натурных и фантастических. Лишь дети, прошедшие ее школу, могли так тонко понять времена года…

Среди ее учеников – Ольга Трофимова, живописец, график, педагог, театральный художник; Радик Чаббаров – художник, преподаватель, профессор; Александр Ярков – историк, искусствовед. “Мы с Радиком друзья с детства, – рассказывает он. – Жили не в самом благополучном районе Тюмени. И я задумываюсь, что бы случилось с нами, если бы не школа, не Марина Георгиевна. Наверное, судьба сложилась бы по-другому”. Многие ее ученики связали жизнь с искусством. Как, например, Ксения Лунева, которая много сделала для того, чтобы люди увидели произведения Марины Георгиевны.

Однажды зимой в автобусе к Наталье Паромовой обратилась пожилая женщина: “Вы, по-моему, из музея, – и сразу же, без перехода: – А вы знали такую – Куркутову? Моя внучка ее помнит. Моя дочка ее помнит. Я ее помню, потому что человек она необыкновенный”. Марина Георгиевна тогда уже не работала, тяжело болела, хотя ученики ходили к ней на дом. “А вы знаете, в какое время года интереснее всего рассматривать дерево? – продолжала неожиданная собеседница. – Марина Георгиевна говорила, что самое замечательное дерево зимой. Это такая удивительная графика, которой ни в одно другое время не увидишь. Поразительное сплетение штрихов и линий”.

Эти слова, сама эта встреча поразили Наталью Александровну. Каким же человеком надо быть, чтобы тебя помнили три поколения, чтобы о тебе хотелось говорить с незнакомыми людьми… Рассказывают, на уроках Марины Георгиевны всегда стояла тишина, и самые непоседливые ребятишки слушали ее, затаив дыхание. Потому что столько, сколько знала она, не знал никто. И еще потому, что она умела передать другим не только знания, но и свою увлеченность, свою любовь к искусству.

Сама Куркутова брала уроки живописи у Ивана Некрасова. Как многие известные теперь художники, в частности Михаил Захаров, Михаил Зыков, Борис Паромов. Теперь студию Некрасова величают знаменитой, хотя тут больше подходит другое слово – легендарная. Ее история живет в устных преданиях, никем не собранная и не описанная.

Те давние студийные уроки во многом определили творческое видение Марины Георгиевны, как сама она потом определяла восприятие своих учеников. На первый взгляд, ее работы просты, но смотришь на них и открываешь все больше – гармонию, изящество, музыкальность, хрупкую, трепетную жизнь, которая на бумаге не замерла, но продолжает дышать, петь, лучиться… “У нее удивительное ощущение цвета, формы и композиции, – отмечает Наталья Паромова. – Ее, казалось бы, незамысловатые букеты исполнены с большим вкусом. Это не просто домашнее рисование, не просто любительство, это действительно сделано профессионально, глубоко и очень тонко. Здесь все дышат искусством – высоким, нежным, проникновенным, и через эти цветовые арабески мы сразу чувствуем душу художника”. Мы видим Марину Куркутову в портретах Некрасова – камерных, домашних, передающих настроение, человеческое начало. Видим в работе Зыкова на фоне афиши выставки египетских древностей – портрет искусствоведа, проводника между художественным произведением и зрителем… 115-6-2Да, это лишь эхо – в нем звучат вибрации таланта, любви к прекрасному, отголоски одиночества и жизненных драм. “По натуре она была человеком сложным, как любая творческая личность. Отношения с коллегами не всегда складывались гладко – ведь они тоже творческие люди. Происходили какие-то сшибки вкусов, взглядов, но дети ее любили всегда, с детьми все было замечательно”.

Детская художественная школа (теперь ДХШ им. Митинского), где работала Марина Георгиевна, долго была единственной в городе. Существовала еще школа искусств (теперь ДШИ “Гармония”), в ней действовали отделения музыки, хореографии, а художественного не было вовсе. Куркутова добилась, чтобы его создали. И это отделение “до сих пор фактически работает по ее программе, – говорит искусствовед и педагог Вера Тушнолобова, тоже ученица Марины Георгиевны. – И то, что она в меня заложила, ту ниточку, которая между нами протянулась, я теперь попытаюсь передать своим ребятам”.


20840