Постоянная экспозиция тобольской резной кости в музее изобразительных искусств невелика, а произведений, достойных показа, в фондах много. Поэтому хранитель коллекции искусствовед Вера Субботина рада любой возможности извлечь из запасников и представить публике замечательные работы художников-косторезов. Такой возможностью стала небольшая выставка “Северное солнце”, на которой собраны творения самых именитых тобольских мастеров поколения пятидесятых.
Как приходит идея выставки? Так же, как идея картины или романа. Внезапный толчок, случайно услышанная фраза, всплеск ассоциаций… Была середина апреля, в преддверии Дня Победы много говорили о войне, частенько звучало словосочетание “дети войны”, а Вере Александровне как раз в тот момент потребовалось уточнить год рождения известного мастера-костореза Веры Прокопьевны Обрядовой. Тут же пришло в голову, что и Виталий Андреевич Русаев, и Гавриил Андреевич Хазов, и Валентин Степанович Колычев, и Геннадий Георгиевич Кривошеин родились тогда же, в тридцатые годы. Они и есть дети войны.
Виктор Степанович Синицких постарше, он пришел на фабрику в 1942 году, бросив школу. Остальные – в начале пятидесятых, подростками четырнадцати-шестнадцати лет. Только Хазову было восемнадцать…
Все натерпелись бед, всем досталось и холода, и голода. Обрядова и Кривошеин – вообще детдомовцы, причем Кривошеин вырос в Иваново, в приюте для детей репрессированных. А от работ его, как и работ сверстников, веет светом, теплом, уютом. Как же это у них получалось, задалась вопросом Вера Александровна. Жизнь тяжелая. Профессия – жуткая. Изо дня в день приходилось глотать костяную пыль… А такие солнечные произведения выходили из-под резца. Захотелось собрать их вместе, и если не разгадать секрет, то хотя бы заново в полной мере прочувствовать импульс добра и оптимизма, заложенный в эти композиции.
В пятидесятые художественные изделия из кости представляли собой миниатюрные станковые скульптуры с мелкими, тщательно проработанными деталями, которые следовало столь же тщательно рассматривать. В начале следующего десятилетия в прикладном искусстве произошла революция – переход от станковизма к декоративности, “от части к целому”, к обобщенности форм. Новый стиль вмиг отмел прежние сюжеты и темы, оставив одну – северную. Хазов очень тяжело пережил этот период, рассказывает искусствовед. Это как переход с одного языка на другой. 
А Русаев, “храбрый молодой человек”, с маху нырнул в неведомую стихию и поразил всех несколькими работами, которые тут же стали образцом декоративной пластики. Вот крохотная фигурка – рыбачка с лодкой сливаются в одно стремительное целое… “Она на всех выставках побывала, ее воспроизвели, наверное, в двадцати альбомах, каталогах, учебниках и пособиях. На примере этой работы все рассказывали, что такое декоративная пластика”. Других таких в Тюмени нет – они в Русском музее. А повторяться мастер не захотел. “Похулиганил немного. Показал: ребята, я вот так могу. Но дальше стал работать совершенно по-своему”. В произведениях Русаева чувствуется экспрессия, даже если он изображает ребятишек, просто валяющихся на земле, как в миниатюре “Музыка в тундре”. Динамику подчеркивают линии, направленные в разные стороны.
Кривошеин, наоборот, тяготеет к гармонии, к завершенности. Общий силуэт его “Весны” образует замкнутый круг. “Разговор” – перевернутая восьмерка, знак бесконечности. Казалось бы, стилистика общая, тема единая. Но, стремясь создать гармоничный образ, мастера каждый раз искали новые средства выражения. Их работы не спутаешь друг с другом, в них – индивидуальный почерк, печать личности. Кривошеин – человек серьезный, молчаливый. И надежный. Всегда был готов помочь – тихо, без пафоса. Художница Маргарита Сандлерская рассказывала, как, бывало, идет он между столами на фабрике. Остановится, посмотрит, ткнет пальцем – и сразу ясно: так вот же оно, вот как надо сделать! 
Кривошеин обладал врожденным чувством ритма и довел это чувство до совершенства, изучая искусство Востока, Древнего Египта. Так что лучшие его произведения возвышаются до аллегории, едва ли не до символа. Вот “Рыбачки с неводом”. Три женщины несут невод, подняв его над головами, тяжелые сети провисают, их изгиб напоминает морские волны. Или элементы орнамента. Движения женщин, отработанные столетиями, уверенны и экономны. Повторяющееся действие, доведенное до точности ритуала. Обычная бытовая сценка. Работа по хозяйству. “Кривошеин сам был работяга, поэтому умел видеть в каком-то рабочем процессе момент, когда особенности этой работы максимально выявлены”.
В произведениях Обрядовой – тот же принцип повторяемости. Линии плавные, легкие. Женственные. Настроение позитивное: все улыбаются, все счастливы. Одиночные фигуры округлы, обращены внутрь себя, чем-то похожи на черепашек в панцире или на жуков, стянувших лапки к животу. Вроде бы и глядят куда-то вниз, но при этом развернуты к зрителю и умудряются установить с ним прямой зрительный контакт.
60–70-е годы – пора расцвета тобольского косторезного промысла. Его славу составили именно эти мастера – Обрядова, Русаев, Колычев… Все – заслуженные художники России, а Кривошеин – лауреат Государственной премии им. Репина. 
Звездное поколение. Его время, увы, уходит. Но остаются ученики, начавшие свой творческий путь в 70–80-е годы, а сегодня признанные художники: Зинаида Ластовская, Наталья Фофанова… И, конечно, знаменитый Минсалим Тимергазеев. Стоит присмотреться к ранней его работе – шахматам “Рыбаки и охотники”. В маленьких фигурках косторез сумел передать пластику движений, свойственную северным народам, и характер, заданный средой обитания. Река, вода – открытая стихия, лес, тайга – пространство замкнутое, потаенное. Таковы и персонажи, живущие в этих двух мирах. Но Вера Субботина особенно любит миниатюры “Несущие лодку” и “Весенний мотив” – зрелые произведения мастера.
На стенах красуются литографии Г. Бусыгина и Г. Засекина, созданные в те же годы, на ту же северную тему и в том же суровом стиле. Но при этом удивительно разные. В работах Засекина – дух борьбы, жаркие страсти холодного края. Мягкие, пушистые образы Бусыгина очень гармонируют с композициями Обрядовой.