Мужчина с молочной бутылочкой и подгузником наперевес

Экономическая наука и «женский взгляд» предостерегают от деградации

Сергей ШИЛЬНИКОВ
Евгений КРАН
/рис./

8 марта – единственный день в году, когда мужчины носятся по городу, скупая букеты в цветочных магазинах, и поют женщинам дифирамбы. Даже серьезные СМИ типа радиостанции «Эхо Москвы», информагентства «РИА Новости», «Интерфакса» и журнала «Огонек» составили на полном серьезе «рейтинг самых влиятельных женщин России», где одной мерой меряют Валентину Матвиенко, Аллу Пугачеву и Ксюшу Собчак.

Оставим благодатную тему, обратимся к истории. Праздник 8 Марта появился как День борьбы за права женщин. В начале прошлого века в Америке и Европе прошел ряд митингов и забастовок, в результате которых женщинам удалось добиться, в частности, избирательного права и улучшения условий труда. В 1910 году в Копенгагене Клара Цеткин предложила праздновать Международный женский день ежегодно.

Эмансипация женщин – один из основных трендов прошлого века. Хотя само по себе это явление имело множество политических и культурологических последствий, для экономики наиболее важен выход женщин на рынок труда, отмечают «Деньги».

В разных странах этот процесс шел неравномерно. Среди пионеров была советская Россия. Для большевиков женский труд стал вынужденным мобилизационным ресурсом в силу тотального послереволюционного развала экономики.

Рабочая эмансипация женщин на Западе произошла несколько позже и примерно по тем же причинам. Отправной точкой стала Вторая мировая война, когда женщинам пришлось заменить мужчин.

В 1948 году в США доля экономически активных взрослых женщин составляла 32%. С тех пор этот показатель постоянно рос и в 1999 году достиг пика – 60% (для женщин в возрасте от 15 до 54 лет – 75,4%).

Тот же процесс происходил и в Европе – у известной троицы Kinder, Kuche, Kirche появилась альтернатива. При этом доля работающих мужчин, начиная с 1970-х годов, потихоньку снижалась.

К концу прошлого – началу нынешнего века вовлеченность женщин в трудовую деятельность в развитых странах вплотную приблизилась к соответствующим показателям для мужчин. В последние годы наблюдается некоторый спад – вероятно, точка насыщения продвинутых экономик женским трудом уже пройдена. Еще не везде, но по большому счету тихая революция уже близка к завершению.

Исследователи объясняют фундаментальный экономический сдвиг целым комплексом факторов. Среди основных: рост относительных зарплат женщин, появление бытовой техники, облегчающей домашний труд, изобретение эффективной контрацепции и изменение структуры рынка труда (например, уменьшение спроса на физический труд, где мужчины имеют естественное преимущество).

Неэкономические объяснения сводятся к тому, что социологи называют нормами. Если сто лет назад нормой считалась неработающая женщина, то теперь ровно наоборот. Преобладающие объяснения популистского толка видят в выходе женщин на работу только положительные стороны: избавление от кухонного рабства, возможность самореализации в работе и творчестве, рост производительности труда на душу населения и долгожданную независимость.

Реальность сложнее. Возьмем, к примеру, цены на недвижимость. В тех же США, где происходящие процессы обстоятельно описываются экономическими учебниками, стоимость жилья последние полвека росла гораздо быстрее, чем общий уровень потребительских цен. С 1975 по 2010 год рост индекса Case-Shiller (рассчитывается по повторным продажам одних и тех же домов) на 40% опередил рост потребительских цен. Приблизительно такие же «недвижимые пузыри» надувались и в Европе, но американский пример более нагляден благодаря глубокой и точной статистике.

Сравнительные географические данные говорят о возможной связи между ценами на недвижимость и выходом на рынок труда женщин. Локальные рынки труда и рынки недвижимости в США часто разграничиваются по районам крупных городских агломераций. Цены на недвижимость довольно существенно отличаются, самое дорогое жилье находится в районе Нью-Йорка, Калифорнии и Новой Англии. Такое ценовое распределение хорошо известно по тем же учебникам.

Менее известно, что уровень занятости женщин и цены на жилье в городских агломерациях взаимосвязаны. Чем меньше неработающих женщин, тем дороже дома и квартиры. Американский экономист Уильям Джонсон в исследовании «Цены на жилье и доля женщин в экономически активном населении» подсчитал, что каждый процентный пункт в доле экономически активного женского населения прибавлял дополнительные $2 тысячи в цене дома в соответствующей агломерации.

Такая же зависимость прослеживается и во времени. То есть многолетний рост занятости женщин соответствовал многолетнему аномальному росту стоимости недвижимости. Ряд исследователей считает, что географическая и временная корреляция между ценами на недвижимость и занятостью женщин отнюдь не случайна. На этот счет существует, по крайней мере, две теории.

Первая говорит о том, что высокие цены на недвижимость – причина, заставляющая женщин выходить на рынок труда. Американские экономисты Элизабет Воррен и Амелия Тияги в книге «Ловушка двойного дохода» уверяют, что именно дороговизна жилья вынудила замужних женщин забросить домашний очаг и работать для простого поддержания уровня жизни, достигнутого к 1950 году семьями с одним кормильцем – мужем.

Рассуждение отчасти справедливое, особенно учитывая стагнацию реальных доходов с конца 1960-х, однако не объясняет, откуда взялся рост цен на недвижимость. Оно применимо к ситуации с уже высокими ценами на недвижимость и вроде бы объясняет географические различия, но не более.

Согласно другой теории, напротив, внешние причины (все те же контрацепция, бытовые приборы, уменьшение спроса на физический труд и изменившиеся социальные нормы) побуждают женщин выходить на рынок труда. Это повышает совокупный доход домохозяйств и провоцирует аукционную войну за товары вроде того же жилья, относительно неэластичного в предложении.

Доступность недвижимости становится производной от доходов семейной пары: за недвижимость конкурируют уже не индивиды, как до выхода женщин на работу, а группы – домохозяйства, состоящие из одного индивида либо имеющие лишь одного кормильца, обречены на поражение.

Такой точки зрения придерживаются многие экономисты, об этом пишут, например, Роберт Франк и Филипп Кук в книге «Общество, где победитель получает все», Чарльз Гейв в книге «Наш прекрасный новый мир».

Интересно, что подобная аргументация часто использовалась еще на заре ипотечного бума в США как одно из доказательств того, что рост цен на недвижимость устойчив и падения на этом рынке не будет. Да вот случился.

Экономисты подчеркивают негативное влияние женского фактора еще в одном отношении. Классическая ипотека середины XX века существенно отличалась от практиковавшейся в США в последние 10–15 лет. Раньше первоначальный взнос крайне редко был ниже 20%, а чаще всего не ниже 50% стоимости жилья. Банки, выдающие кредит, тщательно проверяли платежеспособность клиента, поскольку если муж-кормилец терял работу, наступал неминуемый конец ипотечным платежам.

Массовый выход женщин на работу изменил ситуацию. В конце 1990 – начале 2000-х на рынке стало появляться все больше субстандартных кредитов, то есть кредитов, предоставляемых ненадежным плательщикам, распространилась и немыслимая ранее ипотека с нулевым первоначальным взносом.

Разумеется, чем ниже планка по ипотеке и меньше требований, тем жилье дороже: цены растут благодаря спросу более широкого круга, включающего и откровенно маргинальных заемщиков.

Гендерный фактор способствовал раздуванию кредитного пузыря до тех пор, пока приток женщин на рынок труда не застопорился. Цены на недвижимость взлетели до уровня, неподъемного даже для работающей семейной пары. В США разразился ипотечный кризис, перешедший в мировой.

Между прочим, большинство экономистов уверено, что не за горами новый глобальный кризис. Пенсионные системы развитых стран не в состоянии выдержать нагрузку, которую в ближайшие десятилетие-два принесет изменение демографической ситуации – старение населения. Часть вины за него тоже можно будет возложить на работающих, а следовательно, малодетных женщин.

Однако хватит экономических материй. В России 8 Марта праздновался впервые в 1913 году в Санкт-Петербурге как популярное мероприятие западного общества. Сейчас в Европе этот день больше широко не отмечается. В России же спустя ровно 100 лет продолжает оставаться одним из любимых праздников.

Правда, он приобрел свой оттенок. У нас 8 Марта – это не день феминизма и независимости женщин, а, скорее, день женщины – матери и хранительницы домашнего очага, на чем, как ни странно, настаивают, прежде всего, женщины.

«Следует отметить, – делится «женским взглядом на праздник» из окна немецкого дома журналистка «Независимой газеты», – что феминизм, благодаря которому женщины стали независимы и свободны, что, безусловно, прекрасно, привел также к тому, что женщина стала меньше или вовсе перестала нуждаться в заботе и помощи мужчины.

В Европе это доведено до высшей точки. Мужчина и женщина на свидании в ресторане платят каждый сам за себя. В семье нередко супруги имеют раздельный бюджет. После рождения ребенка в отпуск по уходу за младенцем уходит тот из родителей, который имеет более низкую заработную плату, и нередко это мужчина.

На детских площадках я часто наблюдаю новоиспеченных папаш, обвешанных подгузниками, бутылочками и погремушками, играющих со своими малышами в песочнице. Лично для меня, выросшей в России и имеющей неевропейский менталитет, это по меньшей мере странно. Для меня такой мужчина перестает быть мужчиной в полном смысле этого слова. Он даже выглядит женственно. Женщины же забыли о своих первоначальных функциях, стали жестче. А стали ли они от этого счастливее?».


9498