5 декабря 1941-го началось мощное наступление Красной армии под Москвой. Как известно, это было первое и бесспорно грандиозное поражение немцев, которое развенчало миф о непобедимости гитлеровской армии. Но я хочу написать вовсе не об этой славной баталии. Хотя у истории нет сослагательного наклонения, однако, считают некоторые историки, сражения под Москвой, как и самой Второй мировой войны могло и не быть. При одном условии: если бы по инициативе Сталина не был подписан пакт Молотова – Риббентропа вместе с секретными протоколами. С тех пор прошло 73 года, но историки всё ещё спорят: прав был Сталин, предлагая немцам этот сговор, или это больше, чем ошибка?
Я не историк и вовсе не хочу выступать в роли объективного арбитра. Я просто предлагаю читателям два подхода к ситуации. Один – советский, его в своей книжке «1939: последние дни мира» высказывает И. Овсяной. Второй подход – в сборнике статей западных авторов «От Мюнхена до Токийского залива». Взгляд с Запада на трагические страницы истории Второй мировой войны. 1992 год.
В книжке интересна статья Уильяма Лоуренса Ширера, американского журналиста, историка. В 1934—1940 гг. он работал в нацистской Германии, регулярно посещал выступления Гитлера и съезды НСДАП. В 1945—1946 гг. работал на Нюрнбергском процессе. Оба автора оперируют одними и теми же фактами, а к выводам приходят противоположным. Впрочем, не стану опережать события.
Выдержки из книги И. Овсяного.
5 января 1938 г. Галифакс (министр иностранных дел Англии – И.О.) сообщил кабинету информацию Интелледженс сервис: Шахт (министр вооружений) представил Гитлеру меморандум, где говорилось, что финансовое положение безнадежно.
Французский посол в Германии Р. Кулондр 1 июня 1939 г. направил Бонне, министру иностранных дел Франции, разведывательную информацию: «Фюрер спросил, каково мнение генерала Кейтеля, начальника его Генштаба, и Браухича, главкома сухопутных войск, может ли Германия рассчитывать на успех, если в существующей обстановке возникнет всеобщий конфликт. Оба ответили, что исход зависит от того, останется Россия вне конфликта или нет. В первом случае Кейтель ответил «да». А Браухич (чье мнение более весомо) сказал «вероятно». И тот, и другой заявили, что если Германии придется сражаться с Россией, у нее будет мало шансов выиграть войну».
14 августа Гитлер собрал командующих родами войск. Разумеется, он не мог рассказывать им сказки о прочности укреплений на Рейне, о «массированных ударах ВВС на стратегическую глубину против западных держав» и тому подобное. Генералы хорошо знали соотношение сил.
Совещание в ставке 22 августа. Скрупулезно рассчитывая нанесение удара по Польше превосходящими силами, генералы прекрасно понимали, что для большой войны Германия не готова. Армия обеспечена боеприпасами лишь на шесть недель военных операций, ощущалась острая нехватка стали, нефти, других стратегических материалов. Речь, таким образом, шла об опасной авантюре.
26 августа Гитлер имел обстоятельный разговор с Браухичем.
– Я уже докладывал вам, – сказал генерал, – что армия не готова. Мы вынуждены начать боевые действия, располагая слишком малыми силами. Сейчас у нас только 37 дивизий… На Западе тыл совершенно не имеет прикрытия.
Следуя интуиции, Гитлер, развязав агрессию против Польши, оставил практически без прикрытия западную границу, хотя знал, что по другую ее сторону находятся 110 французских дивизий против фашистских 23 дивизий. Более точные данные свидетельствуют, что боеспособных дивизий было лишь восемь. Остальные скомплектованы наспех и не получили необходимой подготовки. Пехотные и артиллерийские училища ни разу не проходили учений с боевыми снарядами; танковых соединений не было, а авиацию полностью перебросили на восток; наличного боекомплекта в случае ведения операций хватило бы на три дня. На линии Зигфрида только наиболее важные сооружения были обеспечены персоналом, и сама линия, по существу, еще не представляла сколько-нибудь серьезного оборонительного барьера.
А теперь читайте выдержки из статьи Уильяма Ширера.
Два года спустя, когда немецкие войска вторглись в Россию в нарушение этого пакта (Молотова–Риббентропа), Сталин по-прежнему продолжал оправдывать свою одиозную сделку с Гитлером. «Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов, – утверждал он, выступая по радио 3 июля 1941 года, – и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии».
Эта грязноватая тайная сделка обеспечила выдвинутые оборонительные рубежи против Германии за пределами существовавших границ Советского Союза, включая базы в прибалтийских государствах и Финляндии. И самое главное – она гарантировала Кремлю, что, если Россия позднее подвергнется нападению Германии, западные державы уже будут бесповоротно втянуты в войну против Третьего рейха.
Но есть и другая сторона медали. К тому времени, когда Гитлер собрался напасть на Россию, армии Польши и Франции, а также Английский экспедиционный корпус на континенте были уничтожены, а Германия имела в своем распоряжении ресурсы всей Европы, и никакой Западный фронт не связывал ей руки.
На протяжении 1941–1943 годов Сталин будет с горечью сетовать на отсутствие второго фронта в Европе и на то, что Россия вынуждена нести бремя борьбы почти со всей германской армией. В 1939–1940 годах имелся Западный фронт, отвлекавший немецкие силы. Да и Польша не была бы захвачена за две недели, если бы русские поддержали ее вместо удара в спину. Более того, войны, возможно, не было бы вообще, если бы Гитлер знал, что ему придется, помимо Польши, Англии и Франции, сражаться также с Россией. Даже политически робкие немецкие генералы, если верить их показаниям на Нюрнбергском процессе, могли воспротивиться развязыванию войны против такой грозной коалиции. В конце мая и Кейтель, и Браухич предупреждали Гитлера, что у Германии очень мало шансов выиграть войну, в которой Россия будет участвовать на вражеской стороне.
Ни один государственный деятель, и в том числе даже диктаторы, не может предсказать ход событий на длительный срок.
К концу июля 1939 года шаг за шагом западные демократии отступали перед Гитлером. С Советским Союзом на их стороне они все еще могли убедить германского диктатора не начинать войну или, если бы это не удалось, сравнительно быстро победить его в вооруженном конфликте. Но они позволили этой последней возможности ускользнуть из их рук.
Упреки и обвинения в Лондоне и Париже по адресу двуличного Сталина были громкими и злобными. Советский деспот на протяжении многих лет громко осуждал «фашистских зверей» и призывал миролюбивые государства объединиться, чтобы остановить нацистскую агрессию. Сейчас (подписав пакт – И.О.) он сам превратился в ее пособника. Кремль доказывал, что Советский Союз сделал лишь то, что сделали Великобритания и Франция годом ранее в Мюнхене: купили мир и время для перевооружения за счет малого государства. Если Чемберлен был прав и поступил честно, умилостивив Гитлера в сентябре 1938 года принесением в жертву Чехословакии, был ли Сталин не прав и бесчестен, замирившись с Гитлером год спустя за счет Польши, которая в любом случае отвергала советскую помощь?
Теперь, добавлю я, можно утверждать, что сталинский замысел использовать передышку по части вооружений оправдался сполна. На 21 июня 1941 г. Красная армия в западных приграничных округах имела 4-кратный перевес в танках. За этим стояла огромная мощь советских заводов: если в 1941 г. они выпустили 6590 танков, то немцы, на которых работала вся мощь Европы, лишь 3094 машины. Ну, а в 1942 г. СССР и вовсе произвел 24,7 тыс. танков! Примерно такая же картина была и по самолетам. У немцев на всем фронте от Балтики до Черного моря было 1036 истребителей и 1200 бомбардировщиков, в а у нас только истребителей около 5 тысяч.
И тем не менее за считанные недели Красная армия была разбита в пух и прах. Мудрый Сталин не предусмотрел самой малости. Уничтожив в конце 30-х годов цвет армии, вождь не придумал конвейер, на котором можно было бы наравне с танками и самолетами выпекать преданных и умелых командиров высшего звена. Ведь «железо» без них «железом» и осталось. И вот – плачевные результаты первого этапа войны. Не помогла и передышка, дарованная пактом.
Помимо всего прочего, резюмирует Уильям Ширер, согласившись на эту неприглядную сделку с нацистской Германией, Сталин подал сигнал к началу войны, которая почти наверняка могла перерасти в мировой конфликт. Это он, безусловно, знал. Как потом окажется, это был самый крупный просчет всей его жизни.
Надо ли говорить, что И. Овсяной, имея те же факты, что и Ширер, пришел к прямо противоположным выводам. Только по официальным данным, война, а следовательно, и пакт Молотова–Риббентропа, стоили стране около 27 млн человек. Сколько же на самом деле – этого до сих пор не знает никто.
