* * *
Мы все – оконные глазельцы.
Порою лишь или всегда.
Как этой жизни новосельцы,
Всё наблюдаем – кто, куда.
А Он за нами наблюдает
Через небесное окно,
Пред Ним вся сущность, как литая,
В мгновенье сходится одно.
* * *
И упал с небес октябрь –
Круглосуточная мгла –
Норовя кусок оттяпать
Пожирнее у тепла.
И упала в лужи ржавость –
Послецветье красоты –
Вызывая в сердце жалость,
Как заплаканная ты.
Время губит. Время лечит.
Время снегом занесло
Обескрылившие плечи
В несчастливое число.
* * *
А за окном всё льёт и льёт.
Да и гремит. Какого ляда
Уже неделю достаёт
Большой осенний бульбулятор?!
И луж-то нет уже там-сям –
В одну слилось и пузырится…
И как на юг лететь гусям? –
Отяжелели крылья птицы.
Вон на меня из-под ветвей
С рябой обвисшею листвою
Тоскливо смотрит воробей…
Я на него гляжу с тоскою.
* * *
Предзимье на северном Урале
Трепыхается неба холстина,
Сеет тёртое вьюги стекло.
В этих далях седых и пустынных
Сколько пришлых людей полегло!
Средь камней, припорошенных снегом,
И соблазнов коротких путей
Сколько впало в последнюю негу
Здесь хозяев белёсых костей…
Ни крестов, ни могил не осталось,
Ни надгробных помпезных стихов.
Лишь провисшего неба усталость
Да щетина куржавистых мхов.
* * *
Далеко ещё до ледостава,
Но уже обрушилась листва.
И пошла пушистая летава
Укрывать окрестные места.
Бело-свежесть сразу же такая –
Точно заново родился мир…
Лишь река, тому не потакая,
Всё справляет свой чернистый пир.
* * *
Душе пора лететь далечь
С насиженного места,
У этих бренных глаз и плеч
Не всё же ей иметься.
Пусть возвращается туда,
Откуда прилетела…
Земля, полынь и лебеда
Пусть накрывают тело.
И да исполнится закон
В черёд неисчислимый –
Сначала мрак со всех сторон,
Затем рассвет счастливый!
* * *
В марганцовом мареве ветвей
Золотые просверки церквей.
Первоцветы вышли на опушки,
В чёрной бричке проезжает Пушкин…
Ничего особенного нет –
По России числится Поэт.
Несколько задумчив и печален,
Он черты эпохи примечает.
А эпоха нынче такова,
Что с трудом находятся слова…
* * *
Цвета листьев базилика
У неё отлив волос.
И глаза святого лика,
Сердцу милые до слёз.
Поведёт она рукою,
Слово скажет – ты погиб.
Словно рядышком с тобою
Водородный вырос гриб.
Красота сильнее, впрочем,
Самой дьявольской из бомб…
Ведь её Господь сам прочил,
Прилепилась к мужу чтоб!
* * *
Вот бы
Дыханьем трав овеянные тропы
Босой стопой, как в детстве, промерять
И делать вновь лирические пробы,
Их доверяя небу гулкому опять…
Но представлять
при этом пред собою
Вожатой Верочки влюблённый взгляд…
Спускаясь каменистою тропою
Меж тем к воде,
где сверстники галдят!
* * *
Я из праха рождён,
По нему семенил.
Но с младенческих дён
Гомон жизни мне мил.
Что за двойственность Я?
И куда с ней гожусь?
На фейерверк бытия –
Отзывается грусть…
* * *
Я слушаю воздух – а воздуха нет.
Как будто реальность исчезла.
Неужто свершился библейский сюжет,
И канули сущности чресла?!
Глаза открываю – однако живём –
Вон многоквартирник соседний.
И девушка с юношей в школу вдвоём
Идут по дорожке осенней.
Так вот оно что… Нахлобучилась осень.
И серой немотностью давит…
Влюблённные, впрочем, на это не очень
Глядят. Их другое забавит.
* * *
На крутояр взобрался лес,
Корнями свесился, ветвится.
Под ним слоистая скала
И плодородная землица.
Взойдя наверх, опешил он.
Стоит, задумался, дуплится.
И в нём мелькают кое-где
Нечеловеческие лица.
Вон белка с шишкою уже,
И заводными челюстями
Неуследимо ест орех,
И на ушах дрожит кистями.
Вон дятла чёрное лицо
Под кардинальской красной шапкой,
Он долгим носом долбит ствол,
И эхо виснет ранью зябкой.
Вон подозрительный орёл
Вперяет взор с верхушки ели,
Вон из норы ползёт барсук,
Спросонья глядя еле-еле…
Полным-полно в лесу жильцов,
Он тащит их с собой по свету.
Куда подастся, отдохнув?
Никто не знает тайну эту.
* * *
Декабрь в Торгау 1981 года
Не снежок – но хрустальный оплав
Лёг с утра повсеместно, сковав
Тротуары, каштаны, автобусы
И состав у перрона из Котбуса,
Приснопамятный тихий вокзал,
Где вагон я с углём разгружал…
Под наковками наледь звенит,
Звон из улиц взлетает в зенит.
Мир, как новый, сверкает на солнышке,
И легко, и спокойно на совести,
И командует бравый комвзвод,
И проходим мы гладями вод!
* * *
Такая тишина
Такая тишина и отрешённость –
Как будто в мире выключили звук.
И старая сосна, качаясь сонно,
Роняет хвою рыжую из рук.
Неслышно всплёскивают крылья,
И ястреб зависает над тайгой.
А облака в подчёркнутом бессилье
За горизонтом рушатся рекой.
Однако чу! Откуда-то протяжный
Донёсся чей-то выдох или вой…
И сразу образ древности сермяжной
Возник пред очи в век наш деловой.
Вот так в суровой дикости природы
И постигается вруг связь времён.
И этот воздух, что ютил народы,
Вновь первомузыкою напоён.
* * *
Бегут бесхитростные колки
Из края в край за окоём.
И грёзы радужны и долги,
Плывут им вслед
в окне моём.
Я вижу снова детство, юность,
Друзей и первую любовь…
Прощай бывалость и угрюмость –
Я встречусь с молодостью вновь!
Там ждёт вокзальчик двухэтажный,
За ним аллейка тополей;
Когда-то лысый, безбагажный
Прощался я с любимой в ней…
* * *
Время ненужное смоет –
Нужное всё водрузит.
Лауреатский мой смокинг
Счикает в хлам паразит.
Стихнут зоиловы вопли
От дерзновений моих.
И, уподобившись вобле,
К пиву придётся мой стих:
Люди расстелят газету,
Сядут пригубить слегка
И обнаружат вдруг эту
Лирику – с солью строка.
* * *
Вокруг пения
Иных послушаешь певцов
И вымолвишь в конце концов:
«Уж лучше бы недоедать,
Чем людям так надоедать.
Песни пёсьи да овечьи –
Но никак не человечьи –
Пропускаются в эфир,
Чтоб зверел, наверно, мир…».