Что общего у песни «Летний вечер» с музыкой группы «The Rolling Stones»? Как жилось Стасу Намину в Кремле? И куда он дел миллион долларов? Об этом и многом другом лидер группы «Цветы» расскажет ведущим программы «Временно доступен» Дмитрию Диброву и Александру Карлову. Предлагаем фрагменты беседы.
– Вы и художник, и продюсер, и музыкант, и издатель... А что самое главное? Если бы вдруг нужно было остановиться на чем-то одном, что бы это было?
– Ну, мне кажется, большого достоинства нет, когда человек занимается разными вещами. Вопрос: как он это делает? А что касается, чем бы я занимался… Я, собственно, этим и занимаюсь – живу. Наверное, жизнь – это самое главное занятие. А все остальное – игра, эксперименты.
– Ваша песня «Летний вечер» – наш ответ «Hotel California». Вас ведь часто упрекали, что это созвучные вещи?
– Это только кажется так. Потому что по большому счету песня созвучна «Angie» «The Rolling Stones». Именно оттуда пошла и «Hotel California». Это была такая хулиганская выходка Игоря Саруханова, который работал у меня на гитаре. И когда записывали песню – а меня не было на записи – он взял и сыграл сам, по своей инициативе, просто один в один вступление из «Hotel California». А в действительности у песен не было ничего общего в мелодии, только настроение, как в «Angie».
– То ли это журналистская утка, то ли опечатка: мол, вы родились и некоторое время жили в Кремле.
– Ну вот, желтизна начинается… Да, я жил в Кремле! Отец мой летчик, мама музыкант, закончила консерваторию. А дедушка (Анастас Микоян, советский политический деятель. – Прим. ред.) занимался политикой. Тогда политические деятели высокого ранга жили в Кремле. И так получилось, что я пару дней жил в Кремле. Вот такой курьез.
– Вспомним ваше радио SNC. Это радио показало нам, как можно еще вести себя в эфире. Вы же пригласили Фрэнка Заппа…
– Про Заппа (американский композитор, певец, продюсер – Прим. ред.) я расскажу одну смешную историю. Он очень интересно появился в моей жизни. Он позвонил мне домой. И я не понял, кто это говорит, потому что настоящий английский до такой степени не знал – у нас ведь свой английский здесь… Только разобрал, что что-то про Фрэнка Заппа. А потом, когда он во второй раз позвонил, я догадался, что это он сам. Так вот, он хотел приехать ко мне в Москву, познакомиться. Приехал. А его мало кто знал – большинство и сейчас не знает, кто это такой. Шнитке узнал и позвонил мне: «Действительно у тебя в гостях Фрэнк Заппа? Можно с ним познакомиться?» И приехал ко мне в «Зеленый театр». И так как Шнитке знает немецкий, а Заппа говорит на английском, то я им переводил. И вот идет двухчасовой разговор, где, в основном, Альфред спрашивал, а Заппа отвечал. Вопросы были, например, такие: «А где в этнической музыке минорная пентатоника больше развита?» Ответ: «На юго-востоке Японии». Я когда переводил, думал: «Что это за мракобесие? Два гения сидят, я им перевожу, а никто об этом не знает…» Позвонил Володе Молчанову и Давыденко в «До и после полуночи». Мол, такая у меня ситуация. «Ну, привози». Привез их на телевидение. Сняли их разговор какой-то. Но это так и не вышло в эфир – запретили. Я говорю: «А можно мне сделать копию?» Они: «А мы стерли, потому что у нас нет пленки»…
– Что такое российский рок-н-ролл? На что это похоже?
– Да ни на что это не похоже. Как мне кажется, наш исконный рок-н-ролл, который можно назвать российским, связан, прежде всего, со стихами. Это авторы и исполнители. И те, которые правда авторы и исполнители в рок-н-ролле, их можно пересчитать на пальцах одной руки. Те, кто пишет не тексты к песням, а стихи. Это есть настоящая рок-музыка, наша, отечественная. Но та музыка, что немного по-другому устроена, тоже рок-н-ролл, тоже симпатично очень. Но все равно Борю Гребенщикова, Диму Ревякина или там «Сплинов» нельзя спутать ни с кем. Это то, что всерьез.
– Что у вас вызывает ностальгию?
– Единственное, о чем я могу тепло сказать из всего нашего советского прошлого – о кухонных традициях, неформальном общении. Это единственное, что вызывает ностальгию, чего нет нигде в мире, ни у кого. А мы можем сесть на кухне, найти общий язык с любым человеком, выпить и нормально поговорить обо всем.
– А Дом на Набережной?
– Дом на Набережной – это отдельная история. Я там имел роман с одной запрещенной поэтессой. Алена Басилова. Мы жили в коммуналке там, в Доме на Набережной. Там я не только Зощенко вспомнил дословно, но и мог посоветовать ему кое-какие нюансы. По полной я «съел» коммуналку…
Так вот, у этой моей подруги была мама по фамилии Рустайкис. Она была тоже поэт, писала женские стихи. Однажды я ей говорю: «Ну что вы, Алла Александровна, все пишите стихи в стол…». Выбрал одно стихотворение и пошел к одному странному человеку. Фамилия его была Экимян, он работал милиционером. Он все просил ему что-то написать, потому как сам музыку сочинял на рояле. И вот тут я решил убить двух зайцев: и Алле Александровне сделать приятное, и его ублажить. Я ему отдал стихи. И он тут же написал песню – «Снегопад, снегопад, если женщина просит…» Вот такая история.
– Именно в Доме на Набережной родилась ваша группа «Политбюро»?
– Не только. И «Цветы» там родились. В этом доме мы репетировали с группой «Машина времени». «Машина времени» обитала в одиннадцатом подъезде, а мы в первом. Они репетировали у Борзова Юрки – у него отец был адмиралом, поэтому большая квартира была. А мы в подвале. Там был ленинский уголок, стоял бюст Ленина, знамя. А мы играли Джимми Хендрикса, все, как надо.
– А вам не обидно, что у вас сейчас практически нет ротации?
– Я ведь не кокетничаю, когда говорю, что просто живу по кайфу. У меня нет цели в жизни, кроме кайфа в хорошем смысле слова. Если говорить о материальном достатке, что сейчас я мог быть миллиардером, это, наверное, да… Но это если бы у меня была такая цель в жизни. Помните, я сделал в «Лужниках» фестиваль против наркотиков? Я привез тогда Оззи Осборна, Бон Джови. Это был первый российский Вудсток еще при советской власти – в 1989 году. Тогда не существовало налоговой системы. Мы продавали и билеты, и майки, и все на свете. Тогда кэш (прибыль – Прим. ред.) у нас была чуть больше миллиона долларов. И мы взяли эти два чемодана денег и отдали в фонд против наркотиков. Без всяких расписок, потому что тогда никто не понимал, что это такое. Наверное, когда мы закрыли дверь, началось та-акое…Тогда пятикомнатная квартира на Тверской стоила двадцать пять тысяч долларов. Представляете? Мы ведь никому ничем не были обязаны. Просто взяли и сказали: «Давайте отдадим». Ну, конечно, идиоты… Я не считаю это очень умным поступком. Если бы сейчас я это делал, я бы взял и купил бы что-то, доставил бы лично в наркологические больницы. Я бы не давал денег, потому что все мы знаем, что происходит с деньгами, когда их так вот дают, тем более без расписок, без контроля. Но это сейчас я взрослый мальчик, понимаю, как жизнь устроена. Тогда был действительно рок-н-ролл, мы были наивные...
Но речь вообще-то не о деньгах. Моя жизнь не связана с карьерой. Жизнь устроена так, что даже гении типа «Битлз» оказываются в какой-то момент непопулярны и неинтересны… Я-то вообще никогда не обещал быть музыкантом. И никогда никому не обещал быть продюсером. И не собирался быть владельцем радиостанции.
– Что у вас написано на визитке?
– У меня просто нет визитки.
– А на что вы живете?
– Я занимаюсь бизнесом. Еще в начале 90-х я понял, что не хочу играть в шоу-бизнес…
– Ну вы же родоначальник шоу-бизнеса в России…
– Вроде да. Но реально это был не шоу-бизнес, потому как шоу-бизнес подразумевает заработок денег. Но тогда такого механизма просто не существовало. У меня было достаточно денег, чтобы все это делать со своих доходов. Да и зарплаты были другие, все было по-другому. Сейчас бы я не потянул оркестр, который тогда собрал. Это же был первый частный симфонический оркестр! Тогда была другая жизнь… В конце концов, я нашел тот бизнес, который мне по душе, не раздражает. Сейчас я развиваю экологический проект, который одновременно может быть и бизнесом.
– Что такое счастье?
– Счастье – это внутреннее ощущение, абсолютно субъективное, которое вообще ни от чего не зависит. Его человеку Бог подарил, и вот он может это счастье получить разными способами. Когда я увлекся индийской философией, культурой, перестал есть мясо. И не ем уже сорок лет. Причем до того момента я болел. А когда перестал есть мясо, выздоровел от всех болезней. Уже сорок лет не болею ничем, даже насморком. Поэтому у меня такие же ощущения, когда мне было двадцать четыре. Поэтому я много работаю. Часов шесть сплю, все остальное время работаю. Причем с кайфом, драйвом.
Полную версию интервью со Стасом Наминым смотрите в программе «Временно доступен» в воскресенье, 28 октября, в 0.20 на канале «ТВ Центр».
