Наталья влетела в кабинет, как бабочка. Мы замерли, глядя на нее: стрижка «под мальчика», сквозь прозрачное платье просвечивает кружевное белье, глаза блестят. «Ну, значит, отпуск удался», – решили мы и, окружив ее плотным кольцом, наперебой затараторили: «Давай, рассказывай!». Нам не терпелось услышать подробности ее вояжа к Черному морю. А Наталья, странно щурясь, отстранила нас острыми локотками и неожиданно заявила: «Ой, девочки, все перемены во мне – от горя». Мы не сразу поверили.
– В первый же день отпуска на пляже встретила я свою первую школьную любовь. И сердце замерло.
За десять прошедших лет он почти не изменился: не поправился, не полысел, все тот же беспокойный взгляд глубоко посаженных глаз и ямочки на щеках. Я чуть его не окликнула: «Эдик!», но так разволновалась, что горло перехватило, дыхание будто остановилось, и слезы заволокли глаза. А когда пришла в себя, его рядом уже не оказалось: то ли в море вошел – он плавать большой мастак, – то ли убежал на рынок за арбузами, которые, помню, очень любил. Обошла я весь берег и рынок, но его так и не нашла. Ночь не спала, окунулась в воспоминания…
Потом искала его среди отдыхающих, не заметила, как неделя пролетела, и однажды увидела его за столиком в кафе, куда пришла с соседкой по комнате. Загорелась, запылала, сердце затарахтело. Он сидел один, пил пиво. Мне бы подойти, поздороваться, я же опять испугалась, дар речи потеряла, сижу, как вкопанная. «Что с тобой?» – теребит меня за плечи приятельница, а я салфеткой капли пота со лба вытираю, ничего ей объяснять не хочется, но пришлось. Рассказала и про наш с ним первый поцелуй под дождем, и первый в жизни букетик подснежников, подаренный им, первое свидание у кинотеатра и наши признания в любви. Замуж за него не дали выйти родители, мол, рано, сами еще дети. А за последнее десятилетие замуж-то больше так никто и не позвал.
– Напиши ему записку и с официантом передай, раз подойти боишься, – посоветовала моя попутчица, но и на записку я не рискнула, подумала, если дважды его здесь встретила, значит, непременно будет и третий раз, вот тогда и решусь на разговор. Отвернулась на секунду, а его за столиком уже нет.
Потом начались мои душевные терзания: а вдруг он с женой приехал, может, и сын подрастает, о котором в юности мечтал. Только сидел-то он за столиком один, понурив голову, и никто к нему не подошел. Подумала, может, он так же одинок, как я: не женился, значит, ни детей, ни семьи, и все из-за меня. Ругать себя стала.
Не заметила, как пролетела еще неделя, потом другая, а я каждый день искала его повсюду, все глаза проглядела в надежде на третью нашу случайную встречу. «Уж тогда я его не отпущу», – решила твердо. Забросила процедуры, которые купила в соседней здравнице, никого вокруг не замечала, все мысли – только о нем, о том, что было, что могло бы быть и что, казалось, еще возможно. Аппетит пропал, вкуса еды совсем не чувствовала, а помните, как я в Тюмени мечтала попробовать с ветки виноград и абрикосы?! Вечерние дискотеки были не для того, чтобы потанцевать, «оторваться», расслабиться, а тягостными минутами ожидания: вдруг он сейчас появится, пригласит на танец и я опять почувствую его близость.
– Ну, не томи, так вы увиделись? Поговорили?
– Увиделись. И поговорили….
– И что?! Как это было?!
– Когда уже отчаялась, и отпуск подходил к концу, он вошел в автобус, в котором я ехала. Рядом со мной оказалось свободное место. Он огляделся и сел рядом. Я не дышала. Спросил: «А куда это мы, такие красивые, едем? Компанию составить?» Я повернулась и поняла, что это не Эдик. Я, девочки, обозналась. Не его голос, не его ямочки на щеках. Это был не он.
Наталья устало опустила руки на колени:
– А я, дурра, – она сделала ударение на двойном «р», – так и не поела ни винограда, ни абрикосов с ветки в саду у хозяйки. И время отдыха потрачено напрасно, и зря я копила деньги, чтобы первый раз в жизни выехать к морю. С горя вот подстриглась и купила это платье. Нравится?
– Прекрасное! – сказали мы чуть ли не хором. И, боясь смотреть в ее глаза, теперь наполненные слезами, разошлись по своим рабочим местам.
